Двойная переадресация (СИ) - Шилов Игорь Александрович - Страница 47

— Девушки. Мы такими темпами точно опоздаем — выхватывая из рук провожаемых чемоданы, налету сообщаю я, им.

— Успеем — хладнокровно отвечает, красиво выглядевшая, для своих лет, Жанна Николаевна.

— Останемся — в унисон ей, говорит дочь, прекраснее которой, для меня, вообще не существует.

Успели. Стоим на перроне, у закрытых дверей, пахнущего гарью и чем то ещё незнакомым, вагона. О чём то тихо говорим, стараясь не смотреть в глаза друг друга. Рядом толкаются незнакомые женщины, нервно смеются их загорелые дети, важно стоят краснолицые отцы. Мне это не в новинку, уже провожал однажды друзей, но всё равно не по себе от обстановки всеобщего нетерпения и ожидания, чего то неизбежного. Лилия не выдержала первой и невзначай поинтересовалась, как я буду жить без неё.

— Купаться сегодня пойдёшь? — спросила она, разделяя нас широкой полосой, ещё больше почерневшего, моря.

— Не знаю. Скорее всего нет — честно отвечаю я. — Без тебя не хочу.

— А вечером, что будешь делать? — задала она очередной вопрос, заглядывая ещё дальше.

— Дома останусь, книжку буду читать — на ходу придумываю я, занятие на ближайший вечер и ночь.

— Про любовь? — горько усмехнулась Лиля.

— Ну, а про что же ещё? — рискнув заглянуть в её глаза, вопросом отвечаю я.

Лучше бы этого не делал. Девушка поджала губы, еле сдерживая себя от слёз, передавая и мне своё траурное настроение. Взял её за плечи и всего на мгновение, прижал к себе. Мама стоит рядом и внимательно контролирует всё, что между нами происходит.

— Я тут свой номер телефона написала и адрес, где меня в Москве найти — успокоившись и сменив тон на более серьёзный, сказала Лилия.

Она разжала свою маленькую, влажную ладошку и я увидел в ней помятую бумажку. Смотрим на неё. Затем я беру записку и физически ощущаю, как по моему телу разливается тепло. Судорожно путаясь в собственных мыслях, так и продолжаю сжимать в кулаке, крохотный ядерный реактор.

— В карман положи, потеряешь — просит меня девушка, выводя из состояния временного паралича.

— Хорошо. Положу — тихо отвечаю и прячу бумажку, так и не развернув её.

Снова молчим. Толпа, в ожидании «чуда», плотнее жмётся к дверям. Открыли. Гомон усиливается, народ зашевелился и дружно бросился занимать свои места. Времени нам почти не осталось и первой об этом напомнила Лилина мать.

— Идём. Пора — словно финишный колокол, звучит её короткое предупреждение.

Всё. Остались считанные минуты, за которыми нет ничего. Лиля прижалась ко мне всем телом и тихо шепчет, чтоб не слышал никто:

— Люблю тебя.

Хочу ответить сразу, слова ничто, но решиться не могу. Просто промолчать или сделать вид, что не расслышал? Нет и этого не могу.

— Я тоже. Очень — говорю громко и правду. Будь, что будет.

Момент прошёл. Прощальный поцелуй растаял. Лилька хватает чемодан и идёт, вслед за матерью, к дверям. Через минуту она уже в вагоне. По перрону иду за ней. Остановились. Через грязное стекло, плотно закрытого окна, почти ничего не видно. Девушка подходит ближе и что то говорит.

— Завтра вечером позвони — читаю по губам и молча киваю в ответ.

Раздался протяжный гудок тепловоза. Состав дёрнулся и медленно набирая скорость повёз пассажиров по домам. Я, какое то время, ещё наблюдал за вагоном номер четыре, но вскоре потерял его из вида. Перрон опустел, пора и мне прощаться с ним. На остановку топал быстрым шагом, не обращая внимания на новых пассажиров, спешащих на вокзал.

— Решать надо здесь и сейчас — мысленно сказал я себе и дал две минуты на размышление.

Они, наверняка, давно прошли, а я всё стоял в нерешительности не зная, как мне поступить. Что за жизнь такая? Ничего не могу сделать без оглядки на прошлое. Ну, нет его у меня и что? Мне теперь и…

— Выходит, что нельзя — грубо обрываю собственные мысли и лезу в задний карман.

Резким движением выдернул из него помятую записку с телефоном и адресом, подержал её в руке и не разворачивая выкинул за остановку. Всё, мосты сожжены, как говорят в дешёвых романах. Обратной дороги нет. Вон, уже и рейсовый на подходе. Завтра обо всём забуду и буду жить, как и прежде, в гармонии с самим собой. А Лиля? Ну, что Лиля? Она ещё ребёнок. Пляжные отношения забудет быстро. Найдёт себе кого нибудь. Москва, как говорят, город большой.

Утром я снова поехал на вокзал. За ночь поменял своё решение. Передумал. Позвоню. На привокзальной остановке абсолютно пусто. В такую рань здесь, должно быть, всегда так. Попросил таксиста подождать меня и пошёл искать. Обшарил всю растительность, куда могла долететь записка. Нет ничего. Телефон с адресом, как сквозь землю провалились. Что за чёрт? Я же точно помню, кинул её именно сюда, эту проклятую бумажку. И почему вчера, хотя бы мельком, в неё не заглянул?

— Ну ты скоро там? Счётчик тикает, не забыл? — напомнил мне водитель, о моём расточительстве.

— Иду — ответил ему я, продолжая глазами обшаривать трижды проверенную площадь.

Бумажки не было. Интересно, кому она могла понадобиться? Здесь и людей то толком никогда не бывает. Все торопятся быстрее покинуть вокзал, проводив своих родных или знакомых.

— Потерял чего? — спросил сердобольный дядька, уже давя на газ.

— Кошелёк с деньгами — поспешил я обрадовать его.

— Много? — с придыханием поинтересовался он, о моём настроении.

— Все, что были — зло ответил я.

Знал бы ты дядя, что для меня значит эта потеря, её никакими деньгами измерить нельзя.

— Так может искал плохо? Вернуться надо и ещё раз пройтись — с надеждой в голосе, посоветовал мужчина.

— Искал хорошо — подвёл я черту, под пустым разговором. — Какая то сволочь, наверное, ещё вчера подобрала.

— У-у. Так ты со вчерашнего ищешь. Ну милок, кто же так с деньгами обращается? Вчера и надо было ехать, а сегодня что ж? Кошельки в глаза хорошо бросаются. Да, повезло кому то. Теперь то куда, домой?

— Нет. Давай в «Шахтёрскую славу» — наметил я новый маршрут.

— А там то чего?

— Свидетеля искать буду. Он вчера видел, как я деньги в задний карман положил.

— Чего, на него думаешь?

Я не ответил, пытаясь разобраться в себе. Туда ли я еду? О чём могу спрашивать в санатории для шахтёров? Фамилия мне неизвестна, отчество Лилии тоже. А по одним инициалам Жанны Николаевны со мной навряд ли кто то разговаривать будет. Какого хрена вообще сюда припёрся, решил же вчера всё.

— Передумал. Домой возвращаемся — сказал я водителю. — Толку от этой поездки не будет.

— Ну, домой, так домой — со вздохом сказал он и резко прибавил скорости автомобилю.

Сидеть дома, в такую погоду, не хотелось. На улице жара, солнце светит, ветра почти нет. Торчать на пляже, вместе с тысячами остальных отдыхающих, тоже не манит. Идти дальше, вдоль береговой линии и там купаться? Нет, сегодня я точно туда не пойду. Воспоминания, чтоб им пусто было, грызут меня не жалея собственных зубов. Вышел во двор нашего общежития. Народ, как и прежде, толкается у плиты, занимает очередь к умывальникам и с нетерпением ждёт, когда же освободится единственный туалет. С некоторыми жильцами знаком, кого то вижу впервые. Здороваюсь со всеми, независимо от степени нашего с ними «родства». Я уже прошёл все ступени утреннего моциона, даже чай успел попить и поэтому соседи ко мне относятся более менее благодушно. Сел на лавочку, стоящую возле хозяйского дома, перекинулся парой фраз с его владелицей, суетливо собирающейся на работу и тоже решил, что пора уходить. Пойду в сторону моря, а там, куда кривая выведет.

Несмотря на раннее утро, деревянные лежаки, стоимостью двадцать пять копеек за сутки, стоящие под плотно накрывающими их от солнечных лучей навесами из реек, полностью были заняты. Я долго петлял между ними, пока не обнаружил один, свободный от чьих либо вещей.

— Мужики, тут никого нет? — спросил я двух загорелых парней, сухощавого телосложения, лет тридцати от роду.