Незабываемая ночь - Верейская Елена Николаевна - Страница 19

Да, я видела, я слышала все это, — но могла ли я — глупенькая двенадцатилетняя девчонка, выросшая в бабушкином генеральском доме, — понять все величие, все огромное историческое значение этой незабываемой ночи?!

Это была ночь, перевернувшая весь мир. Ночь, открывшая человечеству путь к новой, поистине человеческой жизни. Ночь, положившая начало борьбе человечной правды с темными силами жадности, лжи и злобы.

До наших дней на всем земном шаре идет эта титаническая борьба за мир, за счастье человечества и все ближе и ближе час окончательной победы!

С этой ночи всей судьбой нашей огромной Родины стал управлять сам народ — избранные народом Советы. В эту ночь решено было положить конец дикой, никому, кроме богачей, не нужной кровопролитной войне. В эту ночь решено было отдать помещичью землю тем, кто своими руками работал на ней, поливая ее потом и слезами…

После этой ночи многие и многие миллионы угнетенных и обездоленных впервые вздохнули полной грудью и расправили могучие плечи, чтобы трудиться для себя, а не для кучки тунеядцев.

Да, я видела и слышала все, что делалось вокруг меня, но не понимала даже того, что этим непрерывным движением неисчислимых людских потоков, казавшимся мне совершенно хаотическим, движет единая, строго организованная воля — воля к победе!

И воля эта исходила из Смольного, где в эту ночь исторический второй съезд Советов создал новое — Советское правительство. И возглавил это правительство великий Ленин.

…Но все это я узнала и поняла много позднее!

Наконец из толпы вынырнул Андрей и вскочил в седло мотоцикла.

— Садитесь скорей, — крикнул он чернобородому, — едем!

— Не нашел?! — спросила я, замирая.

— Пост Сабинина нашел, — говорил Андрей, пока чернобородый усаживался в тележку и сажал меня на колени, — Владимир был у него совсем недавно и уехал верхом к Зимнему…

Машина затукала, Андрей стал осторожно выбираться из толпы.

— К Зимнему?! — в ужасе воскликнула я. — Да там же Шаров найдет его!

— Не горюй раньше времени, доченька, — спокойно сказал чернобородый. — Знаешь, что у Зимнего делается? Там тысячи тысяч. Найти там человека все равно, что найти маковое зернышко в куче песка. А впрочем… все может быть…

— Но ведь тогда и мы не найдем Володи!

— Мы найдем, — твердо сказал Андрей. — Мне сказали, к какой части, наступающей на Зимний, он послан.

— Скорей! Скорей! — крикнула я.

Мне не сиделось на месте. Ведь мотоциклетка быстрее лошади, догнать бы Володю! Скорей, скорей! Мы мчались, но мне казалось, мы едем медленно, и у меня было такое ощущение, что все мускулы моего тела рвутся вперед, туда, за Володей. Андрей и чернобородый что-то кричали друг другу, стараясь перекричать трескотню машины; их голоса звенели у меня в ушах, но ни одно слово не доходило до сознания. Ветер резал глаза, но я до боли напрягала их, глядя вперед. И зачем мы не спросили, какого цвета была лошадь! Мы обогнали не одного верхового, но все они были в военной форме. А Володя… Да! Ведь я же даже не заметила, в каком костюме ушел он сегодня из дому. В студенческом? В штатском? Андрей был одет вроде рабочего, — а к нам приходил в студенческой форме. Может быть, и Володя переоделся? Как его узнать в этой толпе?

Мы мчались. Снова по той же оживленной, наполненной народом, войсками, красногвардейцами, матросами улице. Потом Андрей свернул в боковые улицы, чтобы ехать быстрее. Весь город был взбудоражен. Везде мы встречались с отрядами то вооруженных рабочих, то солдат или матросов. На улицах я видела такие же костры с пирамидой винтовок и группой людей, как тот, около которого встретила Андрея. Иногда нам преграждали путь пикеты или патрули. Андрей кричал им что-то, иногда даже не останавливаясь. Раза два нас все же остановили, Андрей показывал какие-то документы, и мы неслись дальше.

Вот и Марсово поле. Оно полно народу. Всюду костры, между ними оживленно движутся черные силуэты людей, всюду в свете костров поблескивают штыки. Многоголосый говор, смех, ругань, крики. Андрей замедляет ход машины, — нестись, как мы только что неслись, в этой толпе нельзя.

Ох, как медленно!.. Скорей, скорей! Но скорей невозможно…

При въезде на Миллионную нас снова остановили. Миллионная была полна войск. Как я потом узнала, — оттуда наступал на дворец Павловский полк. Андрей долго о чем-то спорил. Я не слушала. У меня от жгучего нетерпения звенело в ушах, мучительно напрягались мускулы.

Нас пропустили. Мы медленно двинулись дальше.

Через несколько шагов опять остановка.

— Ополоумел, товарищ! — свирепо крикнул солдат, загораживая нам путь винтовкой. — Куда прешься, да еще с ребенком?

Несколько солдат да два-три красногвардейца обступили нас.

— Поворачивай! — крикнул солдат. — Чего беспорядок вносишь?

— Сверни в переулок, — кругом попробуем, — негромко сказал чернобородый Андрею.

— Постой, я лучше слезу, пешком прямо побегу! — отвечал Андрей и встал на педалях.

— А я?! — воплем вырвалось у меня.

— Вам нельзя туда, Ирина.

— Эх, я-то ни того, ни другого в лицо не знаю! — с досадой сказал чернобородый.

— Барышня! Барышня генеральшина! — зазвенел где-то вблизи мальчишеский голос. В нем звучало отчаяние. Андрей быстро оглянулся. Я, схватившись за плечо чернобородого, встала на ноги, посмотрела…

— Аким! Аким, нашел?!

Аким проталкивался к нам.

— Ну, что, Аким? Что?!

Аким задыхался: он, видимо, только что быстро бежал.

— А я папку своего ищу… езжайте скорей! Видел я Владимира Дмитрича…

— Где? Сказал ему?

— Его… этот самый — со шрамом… на спине тащил раненого…

Я громко вскрикнула.

— Куда — в один голос спросили Андрей и чернобородый.

— В один дом тут… я заметил дом… я его спрашивал — того-то, что тащил, — не отвечает…

— А Владимир?!

— Словно как без памяти… Глаза закрыты, а сам белый-белый. Голова так и болтается.

— Скорей! Веди нас туда!

Мы с трудом выбрались из толпы, свернули в переулок. Чернобородый крепко держал меня. Я вся дрожала. Аким бежал рядом с медленно двигающейся машиной и рассказывал, с трудом переводя дух.

— Я весь вечер тут шныряю, ищу… папку видел, а потом снова потерял… на площадь ко дворцу-то не пускают, там стреляют, баррикады построены… бегаю все кругом да около… По одной улице бегу, гляжу, тащит… на спине раненого… Я к нему! «Ты, — говорю, — куда его тащишь?» Он как заорет на меня: «Пошел ты к черту! Ты, — кричит, — кто такой?» Нехорошими словами меня обругал. «Я, — говорит, — его к доктору несу». — «Врешь, — говорю, — не к доктору ты его несешь». А он мне: «Ты что, ошалел?! Вот в этот дом к доктору. Наш доктор-то, велел раненых к нему сносить». И к подъезду. Я за ним. Он на пятый этаж. Я за ним! Позвонил он, открыли ему. «Тут, — спрашивает, — доктор живет?» Фамилию назвал, да я забыл. «Тут, — ему говорят, — вносите скорей». Ну, дверь захлопнули. Я — звонить! Отворили. В халате в белом какая-то открыла. «Правда, — спрашиваю, — тут доктор живет?» — «Правда, — говорит. — А ты что, раненый?» — «Нет, — говорю, — а вот сейчас принесли, — что он, — говорю, — не убитый?» — «Не кричи, — это она мне говорит, — сейчас, — говорит, — доктор посмотрит». И захлопнулась дверь… Постоял я, думаю: что делать? Побежал искать кого из своих… Никого нет!.. Вдруг вижу — вы!.. Да езжайте скорей, я могу и скорей бежать!

— Где это, далеко? — спросил Андрей.

— Нет, совсем близко… Вот еще по этому переулку, а там — за углом. Езжайте скорей!

— Что же его, дьявола, совесть, что ли, зазрила? Сам ранил и к доктору понес! — сердито сказал чернобородый.

У меня темнеет в глазах… Нет, нет, надо держаться… Кругом люди, голоса, штыки. Что-то кричат… Мы медленно подвигаемся среди них… Я ничего уже не вижу, не слышу… Скорей, скорей!

— Вот тот дом! — кричит вдруг Аким. — К подъезду и на самый верх. Квартира девять, я заметил.

— Ты останься около машины, а мы туда, — говорит Андрей.