Маловероятно (ЛП) - Шен Л. Дж. - Страница 7

Пользуется ситуацией. А уличный певец в этом мастак.

— Есть у тебя имя? — спрашивает он.

Я иду за ним. Едва поспеваю.

— Аврора.

— Аврора! Принцесса Аврора из?..

— Нью-Джерси. — Я закатываю глаза. Ну что за кривляка.

— Нью-Джерси. Ну конечно. Известный обработанным мясом, чижом⁷ и Джоном Бон Джови, хотя последним попрекать тебя не стану.

— Какая невероятная забота.

— Что сказать? Я тоже щедрая душа. Имей в виду: все известное мне о Нью-Джерси я почерпнул из реалити-шоу «Пляж». Мама безнадежно влюблена в того, у кого геля на волосах столько, что можно заполнить им бассейн.

— Поли Ди, — я улыбаюсь и киваю.

Внезапно мне становится жарко. Нужно снять камуфляжную куртку. А, может, и толстовку. Расчехлиться. Стащить с себя слои одежды.

— Он самый. — Малаки щелкает пальцами. — Но я уверен, что ты и твоя семья совсем не похожи на него и его пережаренных на солнце друзей.

Я кусаю большой ноготь.

— Вообще-то моя мама была бы там практически королевой. Она на двадцать пять процентов состоит из автозагара, на двадцать пять — из лака для волос и на сорок — из тесной одежды и краски для волос. Она крайне огнеопасна.

— А куда делась оставшаяся десятка? — смеется он и смотрит на меня непонятным взглядом.

— Она не очень хороша в математике, — невозмутимо отвечаю я.

Малаки откидывает голову назад и так громко хохочет, что от его смеха у меня внутри что-то трепещет. В моем городе парень вроде него обязательно выгодно воспользовался бы своей внешностью — стал бы актером, моделью, медийной персоной или занялся бы еще какой-нибудь мнимой работенкой. Маму хватил бы удар, если бы она услышала смех Малаки. Он буквально смеется каждой морщинкой. Сплющивается каждый миллиметр его плоти.

— Я — Мал, — говорит он.

Мы еще идем, и он не может пожать мне руку, поэтому просто пихает плечом и стягивает с моей головы капюшон, открывая лицо.

— А ты? Разрушишь какие-нибудь стереотипы об ирландцах? — спрашиваю я.

Мал резко поворачивает за угол. Я за ним.

— Боюсь, что нет. Я католик, маменькин сынок и вполне работоспособный алкоголик. Мой дед… вообще-то формально он мне не дед. Отец Доэрти — католический священник, но мамин папа умер совсем молодым, и отец Доэрти, его брат, был так добр, что растил ее как собственное дитя. Короче, он научил меня делать рагу, и оно по сей день единственное блюдо, которое я умею готовить. Я живу на ферме с непомерным количеством овец, и они все кретины. Светлому пиву я предпочту темное, позу не сзади, а миссионерскую, считаю Джорджа Беста⁸ богом и уверен, что коричневый соус лечит все, кроме рака, включая похмелье, несварение желудка и, вероятно, гепатит С.

— Мы… поразительно шаблонные для наших родных краев персонажи. — Я перекатываю кольцо через дырочку в носу. Постоянно так делаю, когда нервничаю, чтобы хоть чем-то занять руки.

— Стереотипы существуют, потому что в них есть зерно правды. — Мал останавливается, поворачивается и стучит по крыше старого «форда» цвета гнилых зубов. — А теперь пошли. Нам есть куда пойти, есть что посмотреть, и, боюсь, придется тебе сесть за руль.

— А?

— Принцесса Аврора из Нью-Джерси, ты не смотрела ни одной старой доброй мелодрамы? Где в самых лучших в истории кинематографа сценах первой встречи женщина куда-то везет мужчину? «Когда Гарри встретил Салли», «Поющие под дождем», «Тельма и Луиза»...

— В последнем не было сцены первой встречи. И Джина Дэвис не мужчина.

Я не могу удержаться от смеха. Как он осмелился растопить мое сердце до того, как я оказалась готова оттаять?

— Да что ты говоришь. — Он кидает мне в руки связку ключей, и я инстинктивно ее ловлю. — Карета подана, мадам придира.

Этот парень утонченный, обаятельный. Худшая разнотипность сердцееда — тот, кто не настолько сердоболен, чтобы сразу дать понять, какой он козел, хотя на самом деле так себя и ведет. Бьюсь об заклад, куда бы он ни пошел, за ним тянется дорожка из кровоточащих, разбитых и едва бьющихся сердец. Так Гензель и Гретель оставляли следы из хлебных крошек, чтобы найти путь домой. Вот только я знаю, куда ведет эта дорожка, — к уничтожению.

— Подожди. Пока мы еще здесь, хочу кое-что у тебя спросить, — поднимаю я руку. Лучше сразу обозначить намерения.

— Согласен. — Малаки распахивает пассажирскую дверь и садится в машину. Я продолжаю стоять на тротуаре, а он захлопывает дверь, опускает стекло и кладет на него руку, надев темные очки-авиаторы. — Ты сядешь?

— А до этого ты не поинтересуешься, что я хочу спросить? — хмуро смотрю я.

Он приподнимает очки и дарит мне улыбку, способную охватить своей мощью целую вселенную.

— А смысл? Я в любом случае подарю тебе все, что нужно. Будь это деньги, поцелуй, секс, почка, печень. Господи, надеюсь, тебе не нужна моя печень. Она, к несчастью, поизносилась. Живей, Аврора.

— Рори.

— Рори, — соглашается он, проводя зубами по нижней губе. — Так лучше. Ты совсем на принцессу и не похожа.

Я выгибаю бровь. Не знаю почему, но его заявление меня бесит. Он прав. Я совсем не похожа на принцессу вопреки желанию моей матери. Лучшая подруга Саммер утверждает, что я смахиваю на эльфа с суицидными намерениями.

— Ты напоминаешь мне самую красивую сводную сестру из диснеевского мультика. Неудачницу, которая в финале получает принца. Та, которая рождена без титула, но заслужила его, — объясняет Малаки.

Я заливаюсь краской и думаю над иронией судьбы, ведь только что узнала о существовании сводной сестры.

— Ого, она покраснела. — Он победоносно вскидывает кулак в воздух. — Не все потеряно. У меня еще есть шанс.

— Вообще-то нет, — окунаю я его энтузиазм в холодную воду. Парень только заливается смехом, потому что и так знает исход. Ублюдок знает, что все равно меня уломает.

— Секса у нас не будет, — предупреждаю его.

— Конечно, не будет, — спокойно соглашается Мал. Легко. Не веря ни единому моему слову.

— Я серьезно, — остужаю его пыл. — Только через мой труп.

Рассмеявшись еще громче, парень постукивает по двери.

— Топай, принцесса.

Мал довольно эксцентрично показывает, как выехать из Дублина: «Налево. Нет, другое налево. Ничего, налево как в первый раз». Я хоть и в ужасе от левостороннего движения, да и международных прав у меня нет, но все равно оказываюсь за рулем.

Может, сама атмосфера лишает меня остатков логики. Может, это сам Мал. Знаю лишь, что мне восемнадцать лет, и я только что потеряла отца, которого никогда не знала. Ощущение, будто я вишу в воздухе как марионетка. Между небом и землей. Нечего терять, нечего и приобретать.

Мы въезжаем в небольшую деревню, притулившуюся между зелеными холмами в двух шагах от Дублина. Белая деревянная табличка сообщает, что мы прибыли в Толку, графство Уиклоу. Справа видна река и перекинувшийся через нее каменной аркой старый мост, а на въезде в город стоят обветшалые домики с ярко-красными дверьми. Эти разбросанные то тут то там здания, как волосы на лысой голове, совсем не напоминают главную улицу. Мы проезжаем мимо ярко-голубого дома, церкви, гостиниц, пабов и маленького кинотеатра, в котором по словам Мала действительно есть отдельные места, а работающие в нем люди до сих пор используют классические киноленты.

Дорога вьется вверх-вниз, и когда я, следуя инструкциям Мала, паркуюсь недалеко от паба под названием «Кабанья голова», то чувствую, как мое сердце переполняют странные эмоции.

Мы выходим из машины, и я останавливаюсь, достав камеру. Паб выкрашен в простой белый цвет, зеленые окна украшены цветочными горшками, из которых торчат бархатцы и васильки. Возле двери стоит шест, на нем висит ирландский флаг.

Это здание будто ожившая картинка из фольклора, из сказки, которую мой почивший отец рассказывал мне в другой жизни.

— Что тебя останавливает, Рори? — На полпути к пабу Мал поворачивается и видит, что я, присев на одно колено, щурюсь и наставляю на него камеру.