Нарушенное время Марса - Дик Филип Киндред - Страница 15
- Предыдущая
- 15/61
- Следующая
— Ты совершенно не понимаешь меня, — ответил Арни. — Ты воображаешь меня жадным и маленьким, в то время, как на самом деле я являюсь одним из самых влиятельным людей целой системы марсианских колоний. По правде сказать, мы расстались из-за твоего унижающего отношения ко мне, постоянной ревности и соперничества. Я жалею, что приехал сюда. Ты же не можешь разговаривать спокойно — тебе обязательно нужно перейти на личности.
— Известно ли тебе, что на рассмотрение ООН представлен закон о закрытии спецлагеря Бен-Гуриона? — спокойно спросила Анна.
— Нет! — отрезал Арни.
— А тебе не причиняет страдания мысль о том, что лагерь будет закрыт?
— Ну и черт с ним! Наймем для Сэма частную сиделку!
— А что будет с остальными детьми?
— Пусть родители сами о них позаботятся, — ответил Арни. — Послушай, Анна, тебе следует подчиниться тому, что зовется мужской доминантой и позволить моим людям редактировать твою писанину. Боже правый, эта галиматья приносит гораздо больше вреда, чем пользы. Я вынужден сказать тебе это прямо. Как ты сама говоришь, в моем лице тебе лучше иметь плохого друга, чем хорошего врага. Ты — всего лишь любитель! Как, впрочем, и большинство женщин. Ты — безответственна, не понимаешь всех последствий своих поступков.
Он хрипел от ярости, а на ее лице не появилось никакой реакции. Все, что сказал бывший муж, не произвело на нее ни малейшего впечатления.
— Можешь ты оказать нам содействие, чтобы сохранить лагерь открытым?
— спросила Анна. — Мы будем добиваться положительного решения вопроса. Я хочу, чтобы лагерь продолжал работать.
— Из-за остальных детей? — свирепо прорычал Арни.
— Да.
— Ты хочешь получить прямой ответ?
Она холодно кивнула.
— Я всегда жалел, что эти евреи открыли лагерь!
— Слава тебе, прямодушнейший, честнейший и благороднейший Арни Котт друг человечества! — насмешливо произнесла Анна.
— Целый мир только и твердит о том, что на Марсе живут мутанты, что, отправившись сюда, путешественники рискуют подвергнуться губительной радиации во время перелета и, нарушив таким образом свою половую функцию, родить монстров, вроде тех, которые рождались у немцев, с ластами, вроде твоего соседа.
— Так говорят только ты и мужлан, содержащий «Красную лису».
— Я только реалист до мозга костей. В борьбе за нашу жизнь необходимо сохранить приток эмигрантов. Ведь здесь никто не хочет рожать, все спиваются, Анна. Ты отлично знаешь об этом. А если бы у нас не существовало лагеря, то мы бы объявили, что вдали от ядерных испытаний, загрязненной Земной атмосферы все дети рождаются здоровыми. Я бы очень обрадовался, чтобы было так, но лагерь мешает.
— При чем тут лагерь? Рождения сами по себе, а он к ним не имеет абсолютно никакого отношения.
— Если бы не лагерь, — сказал Арни, — то никто не мог бы выявить случаи уродств среди нас.
— И ты мог бы спокойно дурить землян, рассказывая небылицы, будто бы на Марсе более благоприятные экологические условия, чем на Земле?
— Конечно, — кивнул он в ответ.
— Но ведь это аморально!
— Нет! Послушай, как раз наоборот. Аморальны ты и твои дамочки из комитета. Сохранением лагерем Бен-Гуриона вы…
— Не сердись, мы никогда не согласимся между собой. Давай ешь и можешь возвращаться в Левистоун… Я больше не выдержу…
Остаток обеда они провели в тишине.
Член совета психиатров спецлагеря имени Бен-Гуриона доктор Милтон Глоб сидел наконец один в психиатрическом кабинете поселка Союза Космолетчиков, куда он только что вернулся из поездки в Нью-Израиль. В руке он держал счет, пришедший от компании по ремонту крыш еще месяц назад и до сих пор неоплаченный. Из-за постоянных песчаных бурь дом доктора был завален песком до такой степени, что поселковый пожарный инспектор послал предписание — в тридцатидневный срок расчистить территорию. Бедняга доктор был вынужден обратиться в компанию «Ремонт крыш», хотя отлично знал, что не сумеет расплатиться. Теперь, разглядывая счет, он был совершенно раздавлен. Ему требовалось не меньше месяца ишачить, чтобы заработать такую сумму. Ах! Если бы Джин, его жена, хоть чуточку поэкономнее вела хозяйство! Но даже это не решит проблему. Необходимо заполучить побольше пациентов. Союз Космолетчиков платил ему ежемесячное жалованье плюс пятьдесят процентов за каждого пациента, так называемых премиальных. Если бы не прогрессивка, то доктор вообще не смог бы свести концы с концами.
Зарплата психиатра составляла лишь мизерную величину, чтобы, имея жену и детей, можно было сносно существовать на такое жалованье. Кроме того, всем известно, как неохотно тратило деньги на зарплату руководство Союза Космолетчиков.
Жизнь в поселке, где проживал Глоб, протекала размеренно, во многом похоже на земную. Обстановка же в Нью-Израиле, как и в других национальных поселках, носила более напряженный, взрывчатый характер.
Однажды доктор жил в такой национальной колонии, принадлежащей Объединенной Арабской республике, в одном из особенно процветавших исследовательских центров, куда постоянно доставлялось множество растений с Земли и проводились непрерывные опыты по акклиматизации их на Марсе.
Постоянная враждебность к нему и другим сотрудникам сначала просто раздражала, а потом начала серьезно настораживать. Люди, до сих пор спокойно выполнявшие обычные повседневные работы, стали очень обидчивы.
Они буквально взрывались при затрагивании определенных тем. А однажды ночью враждебность приняла открытую форму. Под покровом темноты толпа разгромила сложнейшие механизмы, исследовательские лаборатории, в которых ежедневно производились тончайшие эксперименты. Естественно, разгром производился с огромным воодушевлением, радостью и национальной гордостью.
«Черт с ними! — решил доктор Глоб. — Их жизнь пуста, они просто перенесли сюда застарелые национальные обиды, а про главную цель колонизации совершенно забыли». В сегодняшней утренней газете он прочитал о скандале, случившемся в поселке электриков. В сообщении намекалось на ответственность жителей ближайшего итальянского поселка лишь на том основании, что несколько нападавших имело длинные нафабренные усы, популярные в итальянской колонии.
Стук в дверь кабинета прервал его размышления.
— Да, — произнес доктор, пряча счет в ящик письменного стола.
— Ты готов принять старину Пурди? — спросила его жена, решительно входя в дверь.
— Давай сюда старину Пурди, — ответил Глоб. — Но задержи его хотя бы на пять минут, чтобы я успел просмотреть его историю болезни.
— Ты будешь обедать? — поинтересовалась Джин.
— Конечно. Все на свете обедают.
— Ты выглядишь бледным, — сказала жена.
«Плохо», — решил доктор. Он вышел из кабинета в ванную и тщательно натер лицо коричневой пудрой по последней моде. Это улучшило его внешний вид, но не настроение.
Привычка пользоваться пудрой возникла по причине того, что руководство Союза Космолетчиков, в основном испанцы и пуэрториканцы, с недоверием относилось к работникам со светлой кожей. Конечно, явно об этом никогда не говорилось, но в объявлениях о найме на работу сообщалось, что марсианские климатические условия вызывают у светлокожих изменение тона от естественного до мертвенно бледного.
Как следует припудрившись, доктор Глоб подготовился к встрече с пациентом.
— Здравствуйте, старина Пудри.
— Здравствуйте, док.
— Как я понял из вашего личного дела, вы — булочник.
— Точно так, док.
Немного помолчав, доктор спросил:
— Итак, что вас беспокоит?
Уставившись в пол и смущенно теребя кепку, старина Пудри наконец выдавил из себя:
— Я раньше никогда не обращался… к психиатру.
— Да, действительно, в вашем деле нет жалоб на психическое здоровье.
— Прием… ну… который давал мой зять… Вообще-то я не любитель приемов…
— И что же необычного случилось на приеме? — доктор Глоб тихонько поставил на стол часы, начавшие отсчитывать полчаса, положенные на пациента.
- Предыдущая
- 15/61
- Следующая
