Три голубя - сказки Народные - Страница 2

Так и стали они жить втроем. Мальчика назвали Камыр-батыр. Растет он быстро, и ночью, и днем. За день так вырастает, как будто месяц прошел. А за месяц — как будто уже целый год пролетел. Не нарадуются старик со старухой.

Сделал старик Камыр-батыру деревянную дубину. Оперся мальчик на нее, а она сломалась, как тонкий прутик. Пошел тогда старик в кузню, и выковал ему кузнец железную дубину. Очень обрадовался Камыр-батыр такому подарку. Побежал быстрее на улицу — с другими мальчишками побегать, игрушкой своей похвастаться. Но сила его так велика оказалась, что в первый же день нечаянно сломал он одному мальчишке руку, а во второй день другому чуть шею не свернул.

Рассердился тогда деревенский народ, собрались люди и говорят старику со старухой:

— Сын ваш — как будто и не ребенок! Посмотрите, так он всех наших детей перекалечит! Отправляйте его, куда хотите, но в деревне нашей ему жить нельзя!

И отправился тогда Камыр-батыр скитаться по свету. Месяц прошел, год прошел, длинный путь под ноги ушел, и забрел наш герой в темный, дремучий лес. Там повстречал он странного путника — у этого человека к одной ноге тяжелый камень привязан был.

Удивился Камыр-батыр и спрашивает:

— А зачем ты привязал камень к ноге?

Отвечает путник:

— Мне и так нормально. А если отвяжу камень, то помчусь так быстро, что самая быстрая птица за мною угнаться не сможет.

И пошли они дальше вместе. Вдвоем в пути веселее. Идут-идут и видят: сидит на земле человек. Одну ноздрю зачем-то пальцем зажимает.

Снова удивился Камыр-батыр и спрашивает:

— А зачем ты одну ноздрю пальцем зажимаешь?

Отвечает человек:

— Мне и так нормально. Если открою ноздрю — начнется страшная буря. Я ведь если даже в одну ноздрю дуну, то смогу ветряную мельницу с пятью жерновами не переставая крутить.

И пошли они дальше втроем.

Прошли немного, и навстречу им старичок с белой бородой. Шляпу надел набекрень — на одном ухе шляпа держится, того и гляди упадет.

Снова спрашивает Камыр-батыр:

— Дедушка, а почему ты шляпу так надел?

Отвечает старичок:

— Мне и так нормально. Если прямо надену, пурга да вьюга начнутся — всех снегом занесет. Если же сдвину на брови, то всю землю покроет лед толщиной в два аршина.

И старичка позвал с собою Камыр-батыр. Вот уже вчетвером дальше идут. Прошли еще немного. Видят: стоит человек с луком, непонятно куда стрелой целится.

— А куда ты хочешь попасть? — спрашивает его Камыр-батыр.

Отвечает стрелок:

— Видишь, во-о-он там, в шестидесяти верстах отсюда, на высокой горе, на толстом дереве, сидит жирная муха? Хочу я попасть этой мухе в левый глаз.

И стрелка позвал с собою Камыр-батыр. Впятером дальше идут. Еще немного прошли и повстречали еще одного человека. Взрослый уже, с бородой, а сидит, в земле возится, как ребенок — в песочнице.

И этому задает вопрос Камыр-батыр:

— Почему здесь играешь ты?

Отвечает бородач:

— Стукну одним кулаком — с этой стороны гора вырастет, стукну другим кулаком — с другой.

И его позвал с собою Камыр-батыр. Стало их шестеро.

Шли они, шли и дошли до одного бая. А у того дочь на выданье. Попросил Камыр-батыр ее себе в жены. Но не соглашается богач. Гордый он и упрямый.

— Дочь моя, — говорит, — падишахским дочерям ровня. А ты кто?! Но я человек справедливый. Назначу тебе испытание. Обгони-ка моего лучшего бегуна. Победишь — отдам за тебя свою дочь.

— Что ж, — отвечает юноша, — выставлю и я своего лучшего бегуна.

Началось состязание. Друг Камыр-батыра отвязал камень от второй ноги и за два прыжка цели достиг. Решил он поспать немного, пока байский бегун бежит, старается. И уснул.

А байский бегун добежал до него, будить не стал и обратно возвращается. Чуть-чуть ему осталось добежать, чтобы на площадь перед байским домом вернуться. Ну и крепко же спит друг Камыр-батыра!

Заволновался тут наш герой и говорит:

— Эй-эй, сейчас ведь победит байский бегун! А ну-ка, стрелок, разбуди-ка поскорее нашего товарища!

Прицелился стрелок и выстрелил. Меткая стрела коснулась мочки уха бегуна-засони. Проснулся тот и быстрее ветра обратно вернулся. Первый прибежал.

А баю не хочется дочь свою отдавать замуж за бедняка. Начал он хитрить.

— Не хотите ли, — говорит, — с друзьями в баньке помыться? В пути запылились вы. Что же это за свадьба будет, если дорогие гости и жених такие грязные?

Согласились друзья. А печка-то чугунная. Завел туда бай всю компанию, запер снаружи, а вокруг дров навалил да и поджег.

— Уф, — думает, — кажется, избавился я от них.

Такая горячая стала баня — дышать нечем. До стен и дотронуться нельзя — обжигают. Взял тогда старичок седобородый и надел шляпу свою прямо. Начался в бане буран — глаз не открыть, все снегом запорошило.

А бай снаружи снова дрова подкладывает, еще сильнее огонь разводит. Снова припекать стало наших друзей. Взял тогда старичок седобородый и надвинул шляпу свою на самые брови. Ух, и холодно стало в бане! Даже лед на стенах появился.

На следующее утро открывает бай дверь в баню и аж присел от неожиданности: компания-то наша живым-живехонька — сидят, зубами от холода стучат.

Говорит тогда баю Камыр-батыр:

— Ты мне больше голову не морочь. Биться будем или бороться?

— И биться, и бороться! — отвечает бай. — Нет у меня такой дочери, чтобы за тебя пошла. Сам возьми. Если, конечно, силенок хватит.

Встали тогда Камыр-батыр и его друзья с одной стороны, а бай со своими слугами — с другой. И стали они биться да бороться. Такая была драка, что всю землю вокруг перепахали: где ровная была — там ямы да пригорки получились, а где были ямы да пригорки — начисто все сровнялось. И днем боролись, и ночью, и утром, и вечером — очень долго это продолжалось.

Ловким бойцом оказался тот друг Камыр-батыра, что ноздрю пальцем зажимал. Как приоткроет он ноздрю, да как дунет — сразу двадцать баевых слуг вверх тормашками летят. И тот бородач, что в земле возиться любил, от него не отставал. Стукнет справа — гора, а под нею тридцать человек землею присыпало, стукнет слева — еще одна гора, а под нею сорок человек землею присыпало. А уж когда Камыр-батыр своей железной дубинкой махал, столько байских слуг на землю падало, что и сосчитать трудно.

Не выдержат бай:

— Ладно, говорит, — отдаю тебе в жены мою родную дочь.

И такое веселье началось: тридцать дней к свадьбе готовились, сорок дней справляли. Сварили мясо пяти непойманных кобылиц — весь народ накормили досыта.

И я на свадьбе этой был — угощению края не видно было, корочки беляшей в небо уходили, мед бочками стоял — ковшами пили. А мне рукояткой досталось.