Луна моего сердца (СИ) - Иванова Инесса - Страница 48

— Есть здесь кто? — мой окрик гулко отразился от стен широкого коридора, освещённого тусклыми масляными лампами. Внутри дурманяще пахло лавандой и чабрецом.

Я прошла вперёд, прикрыв за собой дверь. Мне казалось, что я вернулась в детство, когда ступила на Путь Посвящения. Тогда ещё была жива моя мать, которая изо всех сил противилась моему приобщению к жреческому служению. А потом родилась Виктория, и мама растворилась в предрассветном тумане. Мне нравилось думать именно так. Слово “смерть” для меня дурно пахло уже тогда…

И сейчас я ступила на иной путь, для которого и была предназначена. От судьбы не уйдёшь, наша задача — правильно понять её знаки. Её метки.

Коридор закончился обычной деревянной дверью, за которой могло скрываться что угодно. Но пока было тихо. Я повернула ручку и оказалась в просторной комнате. Свежий воздух делал мысли ясными, а чувства предельно понятными. Я поняла, для чего пришла сюда.

Но эту женщину я ожидала увидеть последней.

— Проходи! — коротко приказала Ясмина. Она сильно изменилась с нашей последней встречи в столовой дома хозяина, когда я лишилась чувств после её опытов. Женщина похудела, время нанесло на её лицо новые знаки, которые нельзя стереть. Обычно свободно ниспадающие густые волосы глава лазарей забрала в пучок на затылке. Причёска делала её похожей на отслужившую свой век воспитательницу, в силу возраста вынужденную кутаться в чёрные балахоны.

Я подчинилась, кинув любопытный взгляд на большую кровать в центре комнаты.

— Да, ты всё правильно поняла, — Ясмина подошла ко мне ближе. В её руках появилась чёрная повязка. Испугавшись, я отшатнулась, в ответ получив лишь снисходительную улыбку. — Не бойся, глупая! Сначала надо переодеться.

В соседней комнате стояла готовая ванна, до краёв наполненная тёплой водой с плавающими лепестками роз кремового цвета.

— Ровно семь минут, — пояснила Ясмина, указав взглядом на песочные часы, стоявшие возле белоснежной раковины. — Наденешь то, что приготовлено. И только это.

Не дав вставить ни одного вопроса, Ясмина вышла.

Ванна с тёплой водой расслабила затёкшие от напряжения мышцы. Хотелось нежиться в ней как можно дольше, но песчинки неумолимо оседали на дне стеклянного сосуда острой горкой. Я наскоро вытерлась и облачилась в полупрозрачную кружевную рубашку серебряного цвета, доходившую мне до колен.

Не удержавшись, кинула взгляд в зеркало, чтобы тут же смущённо отвести взор: впервые я была одета и раздета одновременно. Облегающая рубашка только подчёркивала естественные изгибы тела, казалось, я завёрнута в тончайшую паутину.

Время вышло. Я вернулась в полутёмную комнату. Два канделябра на тонких ножках по обе стороны кровати освещали изголовье. Я огляделась в поисках лазаря, но не увидела ничего, кроме темноты.

— Не бойся, — послышался голос Ясмины. Не успела я подивиться, каким образом она оказалась у меня за спиной, как на глаза опустилась тёмная пелена. Шёлковая лента холодила кожу, слепота обостряла обоняние и слух. Воск, стекающий по подсвечникам, удаляющийся шелест платья Ясмины и ворвавшийся после запах осенних яблок.

Холодная девичья ладонь обвила мои пальцы и потянула за собой, к свету который я не видела, но чувствовала жар свечей.

— Не бойся, — повторил слова Ясмины мелодичный женский голос. Я подчинилась и последовала на зов. Меня уложили на постель, словно хрупкую вазу. Руки, пахнущие розами, погладили по голове:

— Подчинись и молчи, пока я не приду за тобой. Одно слово — и всё напрасно, — прошептал тот же голос. На последнем слове он слегка дрогнул. Я испугалась не меньше той, что говорила мне это и позволила шёлковым лентам обвить запястья, обездвижив руки.

Вскоре движение вокруг меня прекратилось. Тишина вновь стала безгласной и бездушной. Лишь метка на бедре слабо пульсировала.

Я лежала в пустоте и ждала, считая минуты и вспоминая все наши встречи и первый поцелуй, подаренный мне в столовой. Первое соединение в густом парке, походившем на настоящий лес. “Слабым нет места в обществе”, — произнёс тогда Рэв, и я пообещала себе стать достаточно сильной, чтобы выносить ребёнка, который будет зачат сегодня.

Я почувствовала запах Рэва, его аккуратные прикосновения. Рубашка из тонкого кружева задралась, оголив бёдра. Метка на бедре потеплела, внизу живота родился знакомый пожар.

Я была готова и не только физически. Я шла к этому дню слишком долго, возможно, ещё до того, как осознала свою истинную сущность.

Рэв резко вошёл в меня, я памятуя о необходимости молчать и не имея возможности обнять мужчину, крепче сжала его тело бёдрами. Движения оборотня стали резкими, он вминал меня в простыни, но мне этого было мало. Страсть обжигала кожу и сгущала воздух вокруг, делая его похожим на предгрозовое обещание, кружева рубашки превратились в цепи, удерживающие меня, не давая соединиться со своим вторым “я”.

Наши дыхания слились воедино, я кусала губы, жаждущие ещё поцелуев.

Моё тело хотело сейчас звериной грубости и отвергало всякий намёк на нежность. Рэв не останавливался, не давал мне передышки, и я была рада этому.

“Ещё, сильнее,” — кричала полуволчица, запертая в глубине моего сознания. Я балансировала на грани дикого наслаждения и острого удовольствия напополам с тянущей болью в глубине лона. Так не могло продолжаться долго, боль взорвалась внутри, разбив меня на тысячу маленьких звёздных точек над головой. Освободившаяся сила потекла по жилам. Рубашка треснула на груди, как и стальные прутья клетки в гаснущем сознании.

Последнее, что я ощутила истерзанным и изнурённым наслаждением телом, было горячее семя, заполнившее моё плодоносное чрево. Последнее, что я подумала, перед тем, как упасть в пропасть: “Я теперь тоже как Он. Мы стали равными”.

После обряда Соединения Рэв долго избегал меня. Мне уже казалось, что он жалеет о своём согласии, поэтому спустя пару дней после соития, призванного сделать меня матерью, я заперлась в спальне и решила не выходить из неё, пока не узнаю точно, что понесла.

Меня грызла обида, я часто плакала и вела себя как дева из тонких романов о бессмертной любви, которые встречались в доме моего отца. Я и сама понимала, что поступаю глупо и недальновидно, но ничего не могла с собой поделать.

Потом пришло раздражение, а за ним и наступил день первой тошноты. Тогда в моей спальне и появился Рэв.

Оборотень присел на постель и взял меня за руку, другая ладонь легла сверху. Дурнота немного опустила. Мы смотрели в глаза друг другу, и на душе сделалось чуточку светлее.

— Поспи, моя вера, — произнёс наконец Рэв и, наклонившись, поцеловал меня в лоб. Я так устала от изнуряющей дурноты, что только слабо улыбнулась в ответ и прикрыла веки. Я даже не видела, как мужчина вышел.

Дни складывались в недели, а те в месяцы. Пролетело лето, разноцветные листья осени в одночасье опали, тронутые первыми ночными заморозками. Я часто гуляла в саду, н только потому, что Рэв вытаскивал меня на улицу, заставлял больше двигаться и впускать в спальню студёный воздух, который пах скорой зимой.

Мы подолгу говорили на отвлечённые темы. Оборотень рассказал мне во всех подробностях, как прошла встреча с послами Огнедышащих, как был подписан мирный договор и объяснил, что это начало новой эпохи.

Я понимала, что Рэв неспроста обходит стороной все разговоры о будущем ребёнке. Его цель — отвлечь меня от растущих подозрений. В глазах лазарей я видела отражение своей тревоги: что-то шло не так.

Тошнота усиливалась день ото дня, полностью лишая меня сил. Не помогали ни специальные снадобья, ни леденцы, выдаваемые лекарями. Ела я через силу и понемногу.

Боане не разрешали посещать меня. Видимо, Рэв опасался, что она, памятуя о прошлом, применит на мне лечебную магию. Будущий ребёнок должен быть достаточно сильным, чтобы выжить в родах без посторонней помощи. Я обязана справиться со всем сама.