Луна моего сердца (СИ) - Иванова Инесса - Страница 17

— И что же тебя не устраивает? — вернул меня в гостиную ледяной тон оборотня. Он нахмурился, а взгляд метал молнии.

— Я не хочу быть игрушкой, — ответила я тихо, будто говорила сама с собой, озвучивала те мысли, в которых долго не могла признаться. Я не хочу жертвовать собой. Даже ради страны!

— Тогда не надо было приезжать! А раз явилась в Вервик — подчиняйся и не говори так, словно твоё мнение кого-то интересует. Опять не добавила “хозяин”.

Он встал и приблизился, от мужчины веяло мощью и огромной силой воли, я понимала: сломать меня будет несложно. Я уже почти пала духом под натиском двух сил, тянущих меня в разные стороны: Ордена Сопротивления и хозяина дома. И ненавидела их обоих!

— Почему вы обращаетесь со мной, как с грязью? — спросила я, задрав голову, чтобы взглянуть противнику в глаза. Руки вцепились в подлокотники, словно я боялась, что зверь, таящийся внутри него, выдернет меня из кресла.

Оборотень так и поступил. Я оказалась в его руках, крепко державших меня за плечи. Хватка не ослабла, пока мы оба не оказались у окна. Он держал меня за шею, больно повернув лицом к дневному свету.

Я смотрела в его лицо, скрытое тенью, но от меня не ускользнули страх и промелькнувший в глазах интерес.

— Ты мне только мешаешь. Даю время до завтра и если не получу согласие, отправишься к лазарям. Готовиться к обряду, — ответил он и, отпустив меня, не оборачиваясь, вышел прочь из гостиной.

До позднего вечера я находилась будто в бреду: безропотно выполняла поручения хозяина дома, то и дело пытавшегося едкими замечаниями вывести меня из себя, слушала наставления по хозяйству от Боаны и машинально просматривала счета за месяц, пытаясь определить источник излишних трат.

И только когда дом затих, погрузившись вместе с его обитателями в глубокий сон, я решилась высунуть нос за порог. Ночь была тёмной, как и полагалось в день молодого месяца. Шумели, о чём-то негромко переговариваясь, тополя, растущие вдоль домов на нашей улице. Они представлялись мне часовыми, стерегущими от жадных взоров, сокровища, таящиеся за плотно закрытыми, несмотря на летнюю духоту ставнями окон.

Вервик был городом, отгороженным не только от чужих глаз, но и от любопытства обычных прохожих, наводнявших его улицы днём. Волкодлаки ревностно охраняли тайны своих домов и их обитателей даже от взглядов соседей. “Всё должно быть пристойно и в мыслях, и в делах”, — вот девиз города людоволков. Мне нравились их понятия о чести и достоинстве, подобие братства не по крови, но по духу. Что бы ни делалось за прикрытыми дверьми так там и оставалось, и не было в этом ни капли пошлости или бессмысленной жестокости.

Я видела: хозяин дома не раз хотел меня ударить, и была поражена, что, несмотря на это, тот не переходил черту, установленную им самим. Когда он бесцеремонно хватал меня за руки, желая выставить прочь из комнаты за то, что позволила себе иметь собственное мнение, идущее вразрез с принятым у оборотней, я ловила себя на мысли, что мне приятны мимолётные прикосновения сильных рук. Безусловно, это действие отвара, который я выпила накануне нашей первой встречи, и тем не менее, полностью отделаться от ощущения всполохов в груди, вызванных его присутствием, мне не удавалось. Тяга к мужчине намного старше казалась противоестественной.

Хозяин дома пах лесом, оставшимся позади, куда мне больше не было дороги. Меня съедала тоска по шуму крон его деревьев и прохладе, таившейся под раскидистыми дубовыми ветвями, где мы так любили с Найтвеллом придаваться нашим маленьким запретным радостям.

Как он там, мой бывший жених? Думает ли обо мне или уже утешился в объятиях одной из местных чистокровных красавиц? Образ любимого потускнел в моём сердце после его неожиданного предательства. Я всё реже вспоминала о нём.

Ночная духота была нестерпимой, хотелось снять платье и искупаться. Я так и решила сделать, но после того, как покончу с приготовлением отвара Вожделения. Коренья и листья всех необходимых ингредиентов были аккуратно сложены в мешотчатую сумку, которую слуги носят с собой, когда посещают местный рынок или лавку. В пергаментную бумагу я завёрнула пара волос с головы того, кто и должен стать моим первым любовником.

Эта мысль кольнула не хуже кинжала: ещё пару месяцев назад я была уверена, что выйду замуж девственной и окроплю брачное ложе, засыпанное белыми лепестками роз, своей первой кровью, смешанной с семенем любимого. А теперь, я надеялась, всё будет быстро. А потом я постараюсь отомстить за свою сломанную судьбу.

Раздумья оборвались, как и тропинка, закончившаяся на берегу небольшой реки, плавно несущей свои воды на юг. Я прислушалась: стояла тишина, изредка прерываемая песней соловья. Погони не было. Вода так и манила окунуться и смыть с себя лицемерие, которое сопровождало меня в стенах дома и города, но я помнила о долге.

Разложив на камнях сухие ветки вперемешку с порванной бумагой, я закрыла глаза и сосредоточилась. Тео откликнулось не сразу, но отрешившись от внешнего мира, я вскоре почувствовала тепло на кончиках пальцев рук. Дар дома саламандр ещё теплился во мне.

Подушечки пальцев чувствовали жар. Открыв глаза, я увидела на них маленькие язычки огня. Костёр получился славным, пламя горело не сильно, но и этого было достаточно для правильного приготовления зелья. Это было очень важно: одно неверное движение, не вовремя брошенная щепотка травы, и результат будет совершенно другим. Самое опасное, что никто не знает точно, каким именно.

Я ещё раз повторила про себя последовательность, с которой надо бросать в медный стакан с кипящей речной водой составляющие зелья. Липкий пот катился по спине, сердце билось в горле, руки дрожали, однако я продолжала делать то, ради чего пришла сюда. Сегодняшняя ночь будет переломной, или всё напрасно.

Вода в медном стакане забурлила. Я досчитала до семи и принялась бросать в неё травы, бормоча под нос: Анахит, Велес, Сердоцит… Ночь замолчала, разом лишившись звуков. Перед глазами поплыл туман, протягивая щупальца к воде. Мне стало дурно от запахов костра, смешанных с ароматом прелого сена и степного луга, которыми веяло от оранжевой жидкости в высоком стакане.

Сквозь тошноту, подкатывающую к горлу, я всё же заметила: настой должен быть красноватым и никак иначе! Правда, я никогда раньше не практиковалась в приготовлении отвара Вожделения: слишком сложными и запутанными были указания по его подготовке. Но сейчас я была в себе уверена как никогда.

Проверить действие отвара можно только выпив свою половину, а дальше останется только ждать. В конце концов, это не самый болезненный способ покончить с собой.

Хватило на шесть глотков, я отставила стакан и, перетерпев тошноту, слила оставшуюся половину в заранее принесенный стеклянный флакон, точь-в-точь такой в какие разливают снадобье от нервов. Их всегда держат при себе впечатлительные особы, чтобы не устраивать истерик на пустом месте. На это я и собиралась сослаться, если кто-нибудь обнаружит зелье раньше, чем оборотень его выпьет.

Мне сделалось дурно. Мир вокруг изменился: громче зашумела листва, растущих у кромки воды плакучих деревьев, острее стали пахнуть кусты сирени. В воздухе разлилось предчувствие беды. Я вдруг поняла, что должна немедленно попытаться скрыть следы недавней магии, еле ощущавшиеся в разлившемся повсюду аромате горьких трав.

Как могла я разбросала золу от остывшего костра, надёжно припрятала в кустах флакон и мешочек из-под трав и кореньев, но этого было мало. Сердце колотилось, как несущаяся не разбирая дороги, горная лань. Сейчас меня застанут на месте преступления, и уже будет не оправдаться!

Я обнаружила, что срываю с себя одежду, небрежно бросая её на траву. Он приближался, секунды утекали, как вода сквозь песок, но каким-то новым чутьём я поняла: надо отвлечь оборотня. Почему-то я была уверена, что это именно мой хозяин.

Мысли скакали галопом. Он не следил за мной с самого начала, иначе не позволил бы пить зелье. У меня созрел безумный план.