Институт неблагородных. Тёмные крылья (СИ) - Иванова Инесса - Страница 16

— А знаешь, как мы поступим? — сказала она, почувствовав желание ехать на прослушивание немедленно. — Мы сразу туда и отправимся.

— Нет, Ада. Можем не успеть в магазины, вдруг там много желающих, и ждать придётся долго? Ты же так хотела новое платье!

— Плевать на платье! Сначала дело, потом — шопинг. Да и зачем оно мне? Прельщать некого.

“Теперь точно”, — сразу всплыла мысль, но Ада отмахнулась от неё, как от назойливой мухи. Всё равно, у них с мажором не могло быть ничего общего. И жалеть ни стоит: ни его, ни себя!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Писем больше не было. Ада не удивлялась, лишь иногда испытывала лёгкое разочарование, когда другие девушки получали послания и, прижав их к груди, с раскрасневшимися лицами шли наверх, в свои комнаты, чтобы остаться наедине с белой бумагой и начертанным на ней обещанием счастья.

Девушка успела неплохо узнать сокурсниц: почти все они уже привыкли к новому положению воспитанниц института и предполагаемых невест. Первый бал заронил в их сердца опасения, что выберут не всех. Конечно, оказаться в роли племенной кобылки никому не хотелось, но Ада понимала, что каждая считает себя лучше остальных и надеется на взаимное настоящее чувство.

Старшекурсницы смотрели на “молодняк” с ухмылками, снисхождением и иногда с жалостью. Многие были помолвлены или дали обещание: правила Кломхольма допускали это при условии, что дата свадьбы будет назначена не раньше окончания третьего курса. В противном случае, заключившая брак, немедленно исключалась. Далида считала того, кто написал правила для воспитанниц и конкретно это положение, недалёким:

— Так они же всё равно войдут в стан к мужу. Какой смысл в дипломе?

— Наверное, интеллигентная жена ценится больше. Интересно, а развестись можно?

— Уйти из семьи? Сомневаюсь…

Ада ещё больше укрепилась в подозрении, что обратной дороги для ступившей на алтарный камень, нет. С другой стороны, одиночество пугало не меньше. Даже заняв приличное место в том же Кломхольме, после работы придётся возвращаться в пустую остывшую комнату и ложиться спать, обнимая подушку. В детстве Ада мечтала о большой, дружной семье, взаимной трепетной любви, такой огромной, чтоб как в стихе “любви — звездопада. Красивой-красивой! Большой-большой! А если я в жизни не встречу такой, тогда мне совсем никакой не надо”.

Ада и ждала, отказываясь от выгодных с точки зрения общества и подруг кавалеров, стоило тем проявить неуважение к девушке или втихаря, мимоходом ей изменить.

Но как принято в этом мире, она пока не разобралась. Если быть замужем означает стать вещью, то покорно благодарю.

— Ада, я сама не понимаю. Но меня тема замужества вообще не волнует, — сказала Селена, когда обе уселись в небольшой экипаж, и Ада решила отвлечь подругу от тревожных мыслей по поводу предстоящего прослушивания.

— Ещё одна!

— Ты про Далиду? Я даже и подумать не могла, что она выберет карьеру.

— Никто из вас пока ничего не выбрал. Встретите благородного, и всё позабудете.

— Жалко, что нельзя родить для себя. Я бы решилась.

— Почему нельзя? — машинально спросила Ада, глядя в окно на проплывающие вниз луга и холмы.

— Так мне сказали. Надо провести какой-то обряд. Дриады этим занимаются и… наша Соль, представляешь?

— То есть просто забеременеть нельзя? Какой прекрасный мир!

— Хватит, Ада! Вечно ты иронизируешь.

— Эй, Селена, выше нос! У тебя глаза сейчас как у выброшенной собачки, подбегающей к прохожим, чтобы те её приютили. Ты ведь не милостыню идёшь просить, а работу. Вот увидишь, они сразу тебя возьмут!

— А ты будешь в зале?

— Если надо, то да.

— Спасибо тебе! Это много для меня значит. Особенно за то, что ты, даже не слыша меня ни разу, уверенна в результате.

— Как говорят у меня на Родине, “земля слухами полнится”. Преподаватели вокала от тебя в восторге.

Селена замолчала и всю оставшуюся дорогу рассеянно смотрела в окно, руки ундины находились в постоянном движении, пальцы то сцеплялись в замок, то разглаживали несуществующие складки на голубой юбке.

Ада, чтобы не смущать подругу, прикрыла веки и попыталась представить себе платье, которое она могла бы купить, будь у неё достаточно денег и времени.

В столице она почти не бывала, если не считать бала в Городской ратуше на севере Илиодора, но о городской моде наслышана. Женщины носили длинные платья без пышных юбок и корсетов, некоторые предпочитали брюки, особенно незамужние юные девы или молодящиеся карьеристки. Ада сгорала от нетерпения примерить всё, что могли ей предложить местные магазины, а после, определившись с фасоном, копить деньги на очередной праздник.

Но сначала нужно помочь Селене. Подруга тайком, когда думала, что Ада не смотрит, бросала на неё обеспокоенные взгляды, в которых читалось:”Только, пожалуйста, не передумай!”

— Это здесь, вилы, — промолвил низкорослый гомункулус, открывая двери экипажа в переулок по соседству с площадью Искусств. — Только придётся немного пройтись.

— Пошли. Вперёд, за мечтой! — Ада за руку увлекла остолбеневшую ундину и вывела прямо на залитую солнцем и вымощенную крупным булыжником площадь. Сирена покраснела так сильно, что румянец на щеках вполне мог соперничать с фиолетовым отливом её волос.

Не дав ей опомниться, Ада, по-прежнему державшая её за руку, отошла в тень огромного круглого здания из белого камня, колонны которого напомнили ей о ДК в родном городе. Если бы не причудливые статуи в два человеческих роста, изображающие морских дев, то сидящих на камне и играющих волнистыми волосами, то протягивающих руки навстречу ветру, откинувшему их локоны назад, Ада бы поверила, что один и тот же архитектор путешествовал по мирам и оставлял свой след в искусстве.

— Ты куда?

— Ищу боковой вход. Вряд ли для рядового прослушивания они откроют главный.

— У меня приглашение, там всё написано, — сказала Селена спокойным голосом.

— Так давай его сюда!

— Я и так знаю, куда идти, — вздохнула Селена и, поймав удивлённый взгляд Ады, продолжила: — Мне всё подробно объяснили девочки со второго курса. Только вот стоит ли?

— Мы уже приехали. Сама мне говорила, что мечтаешь все дни петь на настоящей сцене!

Селена снова вздохнула и отвела взгляд, полный слёз:

— Всё равно не получится! Только опозорюсь! Поехали в магазины.

— Э, нет! Время уже упущено, и я очень хочу услышать тебя. Правда, — мягко сказала Ада, прижимая ундину к себе. — И если ты сейчас же не пойдёшь, я всё расскажу Рестрике, а она остальным ламиям. Уж они посмеются вдоволь.

Селена испуганно отстранилась.

— Да шучу! А ну пошли! Показывай дорогу.

Селена кивнула и юркнула за массивную деревянную дверь. Ада шагнула следом в прохладную темень узкого и сырого коридора.

— Селена! — позвала она, испугавшись, что останется одна и не найдёт выхода.

— Я здесь, иди на голос, — ответила хрустальным перезвоном ундина. Совсем далеко слышалось пение девушки, но слов было не разобрать. Шум походил на ласковый плеск волн на морском побережье.

Мысленно чертыхнувшись, Ада, вытянув руки, пошла вперёд, пока не наткнулась на подругу. По мере продвижения коридор расширялся и светлел, а в очередной поворот привёл в полутёмный зал, на освещённой сцене которого пела почти обнажённая девушка с голубоватой кожей, посыпанной какой-то пудрой.

В небольшом зале, похожем на партер театра, где вместо красных мягких кресел стояли длинные диваны, соседствующие с низенькими столиками, сидели другие девушки, каждая в одиночестве, и, наклонив головы, слушали песню о шторме в северном Океане, где никогда не бывает тихо.

Ада и Селена уселись на заднем ряду.

— А когда тебе выступать? — шёпотом спросила Ада.

— Тсс! Какая она удивительная, — зачарованно произнесла ундина и уставилась на певунью, лицо которой скрывали длинные волосы. — А песня какая! Магическая, у меня мурашки по телу.