Братки-тоже люди (братки на В.О.В.) (СИ) - "Гевара Фернандо Че" - Страница 6

   Никол:

   Да меня называли бандитом, и я был им, а куда мне было податься после Афганистана? Я не умел ничего, сразу после школы попал в армию, и после учебки попал на войну. А вернулся, и хлебнул позора полным ковшом. Юльку мою девушку, окучивал Васька, коммерц с соседней улицы. У него мерседес, деньги, связи, у меня "запорожец" отца, отсутствие денег, связей, уважения. Юлька так и сказала, заработай на "Мерседес", потом поговорим.

   Тут и Хруст, знакомый из соседнего двора, подкатил с предложением. На волне злости, от несправедливости мира, я согласился. Вначале был кайф, эйфория, все меня зауважали, по кабакам мог телок водить, скоро девятку взял бы. И было все хорошо, вплоть до того дня, когда решили ставить под себя кабак, ломали армянина хозяина этого кабака. Тут в кабинет армянина прорвалась его жена, и увидев избитого, дрожащего мужа, попыталась выцарапать глаза Хрусту. Тот ее ударил, как не всякого мужика бьют, сапожком, да в пах.

   И женщина лежала на полу, глядя ненавидящим взглядом, не в силах, что-либо сказать, и этот взгляд перемешал все внутренности Николу.

   С тех пор, в голове Никола, пошли волны ненависти, к себе, к Хрусту, к судьбе. А как хорошо было до того в Афганистане. Там было ясно кто враг, а кто друг.

   Я буду воевать за советских, за русских, против немцев. - Решил за себя Никол.

   Шпон:

   А что, Хруст реальную тему предлагает. Раз уж мы оказались в 1941, так и должны под шумок нарубить лаве. Да и по фильмам полицаи жили по кайфу, и телки все их, и водяры вагонами, чего ж не жить? А как правильно сказал Хруст, ближе к году Победы, можно рвануть нафиг из этого рейха, набрать баблосов, и рвать копыта. А с баблосами можно жить как белый человек, хоть в Антарктиде, хотя нет тема насчет Америки реальней. Там же край непуганых идиотов, их можно на бабки только так вставлять.

   А там и Мексика близко, в ней вообще говорят только бандосы и рулят. Опять же до сорок четвертого, тут можно вволю трахать всяких евреек, полек, белорусок. Чуть хайло разинет, бац ее и кончил, потом мол партизанка она, и хрена че докажет она с того света. Не жизнь я полный кайф.

   Басмач:

   Чего-то душная тема, насчет полицаев. У деда с бабушкой в кишлаке, где басмач гостил во время каникул, был один старикан. Бабушка Муаззам, рассказывала, что старичок тот, во время войны попал в плен, и был полицаем, где то на Украине. Так после войны поймали его и посадили на десятку годков. Но и после отсидки его мучения не кончились, женился он на одной гулящей бабенке, и та не скрываясь трахалась с реальными ветеранами войны. И на улице никто с ним не здоровался, Басмач не знал темы, и как-то поздоровался со старичком тем. Так парни с бабушкиной улицы его потом били часа полтора, пока участковый Никишин не разнял парней. После драки, дня через два, пацаны объяснили, что этот человек, не человек, а предатель, и с ним здороваться ЗАПАДЛО. Нет, не буду предавать, тем более если бы не СССР, в какой жопе щас была бы моя Родина... Пришел к решению Басмач.

   Сержант:

   Всю жизнь я хотел быть воином как Геворг Марзпетуни, который борется за добро, и в армию хотел, но это чертово плоскостопие... Пошел в бандиты, думал они за справедливость, тем более они меня через медосмотр не пропускали, и обещали дербанить богатых. А в результате получается продал я душу дьяволу. И теперь у меня шанс, воевать за добро, а этот Хруст предлагает идти опять за зло впрягаться, да ну его в жопу. Хватит, пора взрослеть, мужчина должен быть мужчиной, воином, защищающим свой дом. А разве СССР не мой дом?

   Принял решение Сержант.

   Царандой:

   Я воевал за Родину, исполняя свой интернациональный долг ради афганского дехканина, а теперь я должен мучить белорусского крестьянина? Навидался я по фильмам на полицаев, суки они позорные, а Хруст предлагает мне идти к ним? В бандиты я пошел, не от лафовой жизни, на заводе получал крохи, и телку свои в кабак сводить не мог. Вот и пошел в бандосы, но неужели это значит, что я и в полицаи пойду? Мою бабку изнасиловали полицаи, и она повесилась, отца и его братьев поднимала прабабка, потом с войны пришел дед, но так и не женился. И я теперь пойду воевать, за тех, кто лишили моего отца мать? Нет, за участие в банде я ответил бы по советским законам, и перед своей совестью. Но смогу ли ответить перед своей совестью участие в полиции? А вдруг придется кентовать с теми, кто насиловал бабушку? Вдруг придется стрелять в деда? В сержанта РККА, который сейчас отступает вместе с армией. Нет Хруст, нам не по пути.

   Гонта:

   Реальная тема, Хруст конечно прав, но... Нашему народу никогда, не забыть, что творили фашисты с евреями. Смогу ли я пытать, насиловать и убивать своих соплеменников? Да и фашисты наверно меня раньше расстреляют, с моей-то еврейской внешностью. Не могу, прости брат Хруст, не был бы я евреем, пошел бы с тобой. Эту советскую власть, мне любить не за что, но я еврей. И этим все сказано.

   Тут встает с места Никол, и начинает говорить:

   - Хруст, братан, ты что нас типа проверяешь? Какие нахрен немцы? Они же враги, они же наших предков тупо гнобили, нет, я против, я считаю, что мы должны мочить фашистов. Мы же все в детстве играли в советских и немцев, и что теперь должны играть в ту же игру, но на другой стороне? Тем более ты ж братан сечешь фишку о немцах, они ж заставят нас убивать наших, ну русских, белорусов, хохлов, евреев.

   - Пасть завали Никол, че за центрового хочешь быть? Я тут главный, и я в центре, и мне решать понял, твой номер последний, отвали и отдохни, - пытается заткнуть Никола, Хруст.

   - Не братан, одно дело чморить и опускать коммерцев, а вместе с немцами чморить и опускать наших людей мне западло, понял, - говорит, вставая с места, и досылая патрон в ствол автомата Царандой. Затем он, с автоматом наизготовку подходит к Николу, и опускаясь рядом с ним на траву, продолжает:

   - Братан, я с тобой, пацаны, кому еще западло лизать булки немцам, двигайте к нам.

   - Вы че, бычье, волю почуяли, - рычит Хруст, и лезет за лежавшим рядом автоматом, тут на АКСУ Хруста наступает сорок последним размером ноги Царан.

   - Братан, ты не прав, нам с немцами за падлу вместе быть, мы немцев мочить будем, понял, и мне лично по барабану, рыжье, брюлики и другое, я знаю, что эти суки уже начали творить в моей деревне. А их ублюдочные полицаи снасильничали мою бабку, и она повесилась в 1942 году.

   Хруст понимает, что коса нашла на камень, и тупо быкования сейчас недостаточно, и потому меняет тактику:

   - Пацаны, вы меня не поняли, я не против наших, и не сторонник немчуры, я просто за нас самих, поймите, бундесы рано или поздно, нас порешат, их вон какая сила, да и красных они гонят по черному. Тем более Сталин со своей братвой, до сорок третьего будут бегать от немцев,

   - Да ты прав братан, без базаров, и я с тобой, - рядом с Хрустом появляется Шпон, и садится обок, грозно поглядывая на идеологических противников.

   В противоположную группу переходит Мурод:

   - Братва немцы суки, три раза ранили моего деда, и замочили его двух братьев, потому я тоже против фашистов, мне западло даже на одном гектаре с фашистом сидеть, Никол, Царандой я с вами.

   - Ну братва, я пограничник и то, что я с вами в бригаде, не значит что я предам Родину, ради бабла, и потому извини Хруст, но я с пацанами, зря что ли КГБ меня учил защищать Родину, буду валить немцев, - и Макс тоже пошел к компании антифашистов.