Второй шанс (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 58

– Фу, какой ужас!

– Это ты сейчас так говоришь, а когда тебе стукнет 80, будешь воспринимать свой возраст как само собой разумеющееся. Итак, ты в весьма преклонных годах, однажды засыпаешь и просыпаешься в своём теле, только в молодом, например, в пятнадцатилетнем. То есть переместилась не ты вся, а только твоё сознание.

– А что, я была бы не против.

– И прожила бы свою жизнь ещё раз точно так же, как и в первый раз?

– А что, разве это плохо?

– Хорошо… Но представь, что в твоём будущем будет немало такого, что ты хотела бы изменить. Допустим, в 1991 году Советский Союз прекратит своё существование…

– Максим, ну что ты такое говоришь-то?!

– Допустим, – повторил я. – Это всего лишь предположение. Представь, что, скажем, в середине 80-х генеральным секретарём партии становится человек, для которого важнее благосклонность Президента США или канцлера ФРГ, нежели счастье собственного народа, он становится марионеткой в руках своих западных покровителей. В результате его действий СССР разваливается на отдельные республики, которые становятся самостоятельными. На 1/6 части суши устанавливается дикий капитализм, где процветает организованный криминалитет, а милиция ничем не лучше бандитов. Когда старики пытаются выжить на нищенскую пенсию, роясь в помойках, заводы закрываются, а миллионы людей оказываются безработными. Женщины идут на панель, мужчины пополняют организованные преступные группировки… Ну или пытаются организовать свой бизнес, отстёгивая бандитам за «крышу», то есть за защиту. Самые хитрые овладевают национальным достоянием страны – нефтью и газом, становятся долларовыми миллиардерами. Идёт срастание власти и бизнеса, появляются так называемые олигархи. Знаешь, что такое олигархия? Это политический режим, при котором власть сосредоточена в руках сравнительно малочисленной группы граждан, в нашем случае представителей крупного монополизированного капитала. И самое главное – ты знаешь, что ноги всего этого беспредела растут ещё из СССР, что невидимый на первый взгляд развал страны начался ещё в так называемую «эпоху застоя», при нашем дорогом Леониде Ильиче. Что уже сейчас Политбюро превратилось в сборище застывших в своём развитии стариков, не видящих дальше собственного носа. А если и видящих, то боящихся что-либо изменить.

– Максим…

– …А когда к власти придёт молодой (относительно молодой), не смотрящий на Запад политик, будет уже поздно. Впрочем, повторюсь, это всего лишь моя фантазия.

Я замолчал, внимательно глядя на сидевшую напротив Ингу. Та, опустив глаза, ковыряла ложечкой в креманке подтаявшее мороженое. Наконец подняла веки, обрамлённые длинными, пушистыми ресницами, и тихо произнесла:

– Ты знаешь, не так давно я нечаянно подслушала разговор папы и дяди, так вот, дядя Серёжа рассказывал отцу о романе английского писателя Оруэлла «1984». И то, что он там описал, мне сейчас кажется менее страшным, чем то, что сейчас рассказал ты. Я даже думать не хочу, что такое может случиться. А то, что ты говорил сейчас про наше Политбюро… Максим, эти люди добились своего положения неустанным трудом на благо Родины! Да, некоторые из них в уже довольно преклонном возрасте, но если они на своих постах, значит, ещё могут приносить своей стране пользу.

Я грустно улыбнулся, но решил не вступать в дискуссию, со временем сама всё поймёт. Только тогда уже, боюсь, будет поздно.

– Ладно, бог с ним, с Политбюро, вернёмся к нашим баранам… Итак, ты дожила до 80 лет, в России всё более-менее устаканилось, однако и тебе, и всей стране пришлось пережить страшные 90-е. Для кого-то страшные, для кого-то, наоборот, весёлые, а кто-то умудрился найти себе тихое местечко, откуда, как из норки, наблюдал за происходящим вокруг. И, попав в саму себя 15-летнюю – вернее, уже 16-летнюю – ты захочешь что-нибудь сделать, чтобы изменить такое будущее?

– Хорошо, предположим, что ты прав… Но что я могу сделать, одна, да ещё в 15 лет?

– Что? Вот и я не знаю, что… Хотя что-то можешь. Например, ты помнишь имена маньяков-убийц будущего, и можешь сделать так, чтобы они не успели совершить свои злодеяния. Каким образом? Если не хватает смелости устранить их лично (чего от девушки ждать и не стоит), то хотя бы написать анонимное письмо в МВД.

– Ну такое я ещё могла бы…

– А также написать письмо в КГБ с именами предателей Родины. Тем более у тебя там дядя работает… А может вообще решишься ему открыться, вдруг он поверит?

– А что, я бы, может, так и поступила. Дядя Серёжа, он… он такой!

– Какой такой?

– Ну, я не знаю, как правильно тебе объяснить… Он справедливый. И он сумеет понять.

– Хорошо, если так, – задумчиво пробормотал я.

А что, может, и мне попробовать довериться этому дяде Серёже? Или пока рано? Или вообще не сто́ит? Хоть бы этот «ловец», что ли, подсказал… Понятно, он и так для меня сделал немало, не забрал в этот свой «энергетический котёл», но всё же от дополнительной помощи я бы не отказался. Пусть даже от совета, если он окажется и впрямь дельным. Но пока приходится рассчитывать только на свои силы.

– А я в следующую субботу уезжаю в Куйбышев, – говорю, чтобы сменить грустную и скользкую тему.

– В Куйбышев? А зачем?

– На первенство РСФСР по боксу. Отобрался как победивший на недавнем чемпионате области.

– Класс! А ты там всех победишь?

– Хм, надеюсь, – хмыкнул я. – Вообще-то каждый из тех, кто будет выступать, надеется победить. Приедут чемпионы своих областей, а это уже серьёзный уровень, перворазрядники. Жаль, что ты не сможешь поехать в Куйбышев и поддержать меня, но я буду помнить, что ты за меня болеешь здесь, в Пензе, и это придаст мне дополнительные силы.

– Конечно, буду! А по телевизионных трансляций из Куйбышева не будет?

– Навряд ли, у нас в СССР как-то не принято показывать юниорские соревнования, даже взрослый чемпионат Союза и то, мне кажется, не показывают. Другое дело – чемпиона Европы или тем более мира. Ну а Олимпиада – это само собой. Хотя и там обычно показывают только финалы.

– А ты выступишь на московской Олимпиаде?

– Для московской я ещё, пожалуй, годами не выйду, а в общем-то было бы неплохо, – улыбнулся я. – Но для этого нужно ещё много чего навыигрывать на всесоюзном уровне.

И подумал про Олимпиаду в Лос-Анджелесе, которую наша страна бойкотировала в ответ на бойкот американцами Олимпийских Игр в Москве. Игры Доброй воли – это ни о чём, кто помнить чемпионов этой пародии на Олимпиаду? Разве что останется ждать Сеул в 88-м… Это мне будет 26, в общем-то, самый расцвет для боксёра.

А потом я отправился пешочком на Пески. Найти дом старого разведчика не составило труда, большая цифра «4» красовалась возле калитки, как и забор, выкрашенной в синий цвет. Никаких кнопок звонка я не узрел, но зато с той стороны раздался отчаянный собачий лай. А примерно минуту спустя, глядя в узкую щель между дощечек калитки, я увидел, как дверь дома открылась и на крыльце в телогрейке на майку-алкоголичку, трениках с вытянутыми коленками и шлёпанцах на босу ногу появился Борис Никанорыч.

– Цыц, зараза!

Это он, надо думать, своей псине, так как та сразу замокла. Приструнив собаку, дед спустился с крыльца и открыл мне калитку, даже не поинтересовавшись, кто с той стороны.

– А, здорово, Максим! Молодец. Что пришёл, я тут тебе интересных историй сейчас навспоминаю…

Я пожал сухую, мозолистую ладонь. Судя по небольшому, аккуратному огородику, и по ухоженным садовым деревьям, Борис Никанорыч не любил сидеть сложа руки. Урожай, правда, был уже убран, только на яблонях ещё местами краснели спелые плоды, но видно было, что пенсионер поддерживает территорию в идеальном порядке.

– У меня Дружок вместо звонка, на всех лает, даже на Мишку. Только на Серёгу, что характерно, не лает, забьётся в конуру и зыркает оттуда, – просвещал меня Борис Никанорыч, пока мы шли к дому. – О, гляди-ка, и тебя, что ли, боится?

И впрямь, Дружок спрятался в конуру, только нос оттуда торчал. Что это с ним, чем я его так напугал? Может, чует, собака, что я не от мира сего? Вернее, не из сего… Короче, что в теле мальчишки взрослый человек.