Три важных слова (СИ) - Ильина Настя - Страница 2

Марина часто навещала подругу и приносила той свежие фрукты. Она даже витамины для беременных купила, которые рекомендовал доктор, но Лиза заталкивала в себя всё это через силу. Она существовала только ради ребёнка, и ей казалось, что если бы не он, то и она бы уже исчезла.

Однажды к ней заявилась Тамара Олеговна. Женщина вела себя слишком дерзко, впрочем, это было совсем неудивительно, Лизу могло бы удивить только превращение свекрови в ласковую и заботливую маму.

— Значит так… Родни у тебя нет, соответственно на пособия ты не проживёшь с ребёнком, — властным голосом заявила Тамара Олеговна. — Конечно, далеко не факт, что это малыш Кости, но если это так, то я уже знаю, как мы поступим. После того как родишь, сделаем анализ ДНК. Если тест подтвердит, что я бабушка малыша, то я заберу его. Мы с Женей дадим должное воспитание внуку, сможем позволить ему то, чего ты, жалкая оборванка, никогда не дашь ему.

Лиза молча слушала Тамару Олеговну. Ей хотелось рассмеяться в голос и отправить женщину ко всем чертям, но она держалась из последних сил. Нельзя было волноваться и устраивать истерики. Правда, в подавляющем большинстве случаев, на стороне матери, поэтому свекровь могла хоть сотню раз решить, что и как сделает после появления ребёнка на свет, вот только Лизу её планы ничуть не трогали. Это её малыш, и она никому его не отдаст. Будет пробиваться в этой жизни, но сможет дать ему или ей всё самое лучшее.

— Молчишь, значит, — продолжила свой монолог Тамара Олеговна. — Ну молчи, молчи! Молчание тебе всё равно не поможет! Если ребёнок нам родной, то мы его заберём у тебя. Это неоспоримый факт.

Женщина чуть вздёрнула подбородок и вышла из палаты, громко хлопнув дверью, а Лиза расплакалась. Она не понимала, почему мать Кости настолько жестокий человек. Почему даже теперь она не осознала своей вины, а продолжала вести себя, как упрямая ослица? Почему винила во всём её, Лизу? Если бы она не строила козни и не вставляла палки в колёса, то Лиза и Костя не ссорились бы так часто… Они бы уже давно поженились… Всё могло быть иначе. И как Тамара Олеговна могла продолжать ожесточать своё сердце в столь непростой период? Она ведь оскверняла память о собственном сыне, продолжая втаптывать в грязь его невесту.

В голове Лизы всё это никак не желало укладываться. Она пыталась понять женщину, но не выходило…

Через три недели Лизу выписали из больницы, и она вернулась в свою квартиру, пропитанную промозглым холодом одиночества. Всё внутри напоминало о нереализованных планах, об их мечтах с Костей, о том, как им было хорошо вместе… И о последних словах, брошенных ему на прощание. Лиза ненавидела себя за эти слова, она даже допускала себе мысль о том, что Тамара Олеговна права — без неё Костя мог быть жив.

Беременность протекала тяжело: аппетита у Лизы не было совершенно, токсикоз мучил, и несколько раз женщина попадала в больницу под капельницы. Она совсем ничего не могла поделать с тем, что хотелось волком выть. Отыскав могилу Кости на кладбище, она приходила туда и говорила… Без устали она говорила о том, как сильно сожалеет об их ссоре и если бы только можно было вернуть время назад… Вот только его не воротишь. Не выйдет уже ничего.

Тяжело было смотреть на его фото, украшающее памятник. Сердце разрывалось в клочья. Лиза знала, что только хуже себе делает, но всё равно шла туда снова и снова. Визиты один-два раза в неделю переросли в ежедневные. Подруга всё твердила Лизе, что нельзя так себя изводить, мол нужно о ребёнке в первую очередь думать, но говорить всегда проще, а вот действовать исходя из того, что было бы правильным, не получалось.

Из головы всё никак не выходило предложение, даже скорее требование, Тамары Олеговны отдать им ребёнка. Неужели она на самом деле думала, что Лиза согласится на такое? Да она будет землю грызть, но от своего ребёночка ни за что не откажется. Она была уверена в том, что вместе с малышом победит все невзгоды.

Все УЗИ были хорошими, ребёнок развивался прекрасно, но как же тяжело было от груза, который давил, уничтожал морально и разрушал.

Кости больше нет.

Он не увидит своего ребёнка, не узнает, кто у них родится, не сможет стать любимым и любящим папочкой. А ведь он так сильно мечтал о детях… Они с Лизой частенько говорили о том, какая крепкая у них получится семья и обязательно большая.

— У нас будут сын и дочка, а лучше две дочки и два сына, — улыбался Костя, утыкаясь носом в шею любимой.

— Нам бы одного на ноги поставить! — смеялась Лиза.

— Поставим! Конечно же, поставим! Я люблю тебя! — не унимался мужчина.

В декрет Лизе уйти не позволили и вынудили написать заявление по собственному желанию: её всячески запугали, и она сделала всё, что требовали. Она и не знала, на какую помощь рассчитывать, ведь на пособия, как мать-одиночка, вряд ли протянет сама, да ещё и ребёнка следовало обеспечить всем необходимым.

— Я помогу всем, чем смогу! — поддерживала Марина, и Лиза была благодарна подруге, с которой раньше не была так же сильно близка, как теперь.

Марина всегда была рядом и поддерживала. Именно она вызвала скорую, когда у Лизы отошли воды. Именно она кружила под окнами больницы, пока подруга рожала. Именно она кричала «ура» и рыдала, стоило только Лизе написать, что она родила дочь. На месте Марины должен был находиться Костя, но жизнь решила распорядиться по-своему, расставила всё так, как захотела. Она забрала прекрасного мужчину. Лишила дочь отца. Глядя на малышку, Лиза плакала. Она радовалась тому, что у неё остался столь драгоценный подарок от мужа.

На следующий день ей сообщили, что к ней пришли гости. Лиза думала, что это Марина, но когда она вышла, то столкнулась с надменной ледяной Тамарой Олеговной.

— Дочку родила, значит. Назовём её Светочкой! Я всегда хотела себе доченьку, Свету! Узнай у врача, когда можно будет сделать ДНК!

Она говорила так, словно Лиза обещала отдать своего ребёнка. Хотелось рассмеяться в лицо такой чужой злой женщины, устроить самую настоящую истерику, но Лиза просто стояла, скрестив руки на груди, и молчала.

— Вы высказались? — спросила она, стоило матери Кости замолчать.

— Я! Что ты хочешь сказать? Я тебе сказала, чтобы ты готовила ребёнка!

— Понимаете ли… Мы с вами договор суррогатного материнства не подписывали. Я не вам ребёнка вынашивала и рожала, а себе! Это моя дочь… И вы не посмеете приблизиться к ней. Никаких анализов не будет. Убирайтесь отсюда и больше не приходите!

— Это как ты со мной говоришь, дрянь? Сына моего загубила, а теперь хочешь запретить общаться с внучкой? Ты её убьёшь, точно так же, как убила моего Костика!

Лиза поджала губы и на мгновение прикрыла глаза. Как же тяжело ей было слышать такие обвинения в свой адрес, как же больно. Особенно сложно было держать себя в руках и молчать. Отчасти свекровь была права — если бы они с Костей не поссорились в тот день, то он бы не помчался к матери и был внимательнее на дороге. Он был бы жив, но с другой стороны… Лизы не было за рулём той машины. Она не сделала ничего дурного. Совсем ничего. И никто не посмеет обвинить её в убийстве, кроме неё самой.

— Ариша моя дочь! И только моя! Забудьте сюда дорогу! У нас с вами не получится подружиться, и я близко не подпущу вас к моей девочке! А если вы посмеете приблизиться, я напишу заявление в полицию и обвиню вас в преследовании.

Лиза развернулась и поспешила вернуться в палату дочери. Ей было жизненно необходимо увидеть свою крошку, потому что только в ней она находила успокоение для своей истерзанной души. В спину летели оскорбления и проклятия от Тамары Олеговны, но Лиза старалась пропускать их мимо ушей.

— Ты пожалеешь ещё о том, что наговорила сейчас, дрянь! На коленях приползёшь и будешь умолять помочь тебе деньгами! И вот тогда мы с тобой будем говорить уже по-другому.

Внутренности Лизы сотрясались. Слёзы всё-таки потекли по щекам. Она старалась не принимать всё близко к сердцу, но не могла, и только когда взяла свою крошку на руки, на душе стало чуточку теплее и спокойнее.