Последняя игра чернокнижника (СИ) - Орлова Тальяна - Страница 27

Я возвращалась с пустым ведром, думая не только о том, что сегодня работа идет быстрее некуда — хоть каждое утро к Ринсу бегай за дыханием, но и об осторожности с эйохом. Он все еще открытый и приятный парень, но мне хватает проблем и без его ревности.

Я не сразу после ужина отправилась к Ринсу — если уж быть точной, то ночь наступает ночью, а не вечером. Заскочила к Китти, чтобы обсудить прошедший день. Проблем с работой у нее не было, она выполняла обязанности принеси-подай-нарежь-помой на кухне среди таких же рабынь, тревожили ее только грузчики, которые иногда доставляли ящики с овощами и поглядывали на молоденьких кухарок. В том числе были среди них и те, с которыми мы имели несчастье познакомиться. Они пока не нарывались, но у волнения Китти были причины — по меркам этого мира она считалась прехорошенькой.

Вот и что ей советовать? Куда пинать и как визжать в случае нападения насильников? Но у некоторых людей, не обладающих опытом в стрессовых ситуациях, в моменты страха наступает паралич тела и мозга. Я, конечно, подкинула совет, который сама слышала не раз:

— Если зажмут тебя где, кричи: «Пожар!», Китти. На «помогите, убивают» все, наоборот, в норы прячутся, а вот на угрозу пожара не выскочит только ленивый. И да, бей, царапайся и ори, будто у тебя с крышей непорядок. Покажи им что угодно, но только не жертву.

Я и сама знала, что этого может оказаться недостаточно. Особенно когда нападающих несколько — в толпе люди подбадривают друг друга, потому даже самые большие лохи способны на зверства. Но вот зачем айх Ринс рядит красоток в эти платья? Одень Китти в приличную одежду, проблемы бы в несколько раз сократились.

Этим вопросом я и мучилась, пока шла к нему после того, как стемнело. К счастью, в открытом коридоре на этот раз наложниц не было, потому я спокойно прошла к знакомой двери и постучала, прежде чем войти.

Ринс был внутри — одетый в ту же белую рубаху, которая совершенно ему не подходила своей простотой. Такие должны всегда должны ходить в черном, чтобы не сбивать прицел для ассоциативного мышления. За широким развязанным воротом виделась часть груди с черной татуировкой, которую мне так и не удалось толком рассмотреть. При моем появлении айх отложил какую-то книгу на столик и развернулся ко мне.

— Вы и читать можете в повязке? — удивилась я, забыв его поприветствовать.

— Я все могу в повязке, Катя. Но обычно женщины предпочитают, когда я без нее.

Я вспомнила то, что меня давно заинтересовало:

— Арла, похоже, вас любит. Или так вас боится, что убедила себя в том, что любит. Не то чтобы мы с ней были большими подругами, но все же мне небезразлична ее судьба, потому спрошу, если позволите. Это настоящие чувства, или вы ей их внушили?

— А ты как думаешь?

Он провожал взглядом мое движение, пока я проходила к нему и усаживалась напротив — теперь получилось на край его кровати, поскольку он занял ближайшее к ней кресло. Ответила, хорошо подумав. В принципе, айх спокойно реагирует на честность, и мне от нее дышится легче:

— В моем мире это называется Стокгольмский синдром, айх. Это когда жертва начинает испытывать сначала понимание, а потом и любовь к своему мучителю. Что-то в голове у этих бедных женщин перемыкает, непроизвольно и не связано с какими-то хорошими сторонами их палача. Просто болезнь, полет кукухи над гнездом. Понятнее не объясню, я не специалист.

— Видимо, в твоем мире я был бы Стокгольмским королем.

— Это уж точно, — я невольно рассмеялась.

Ринс улыбнулся в ответ, но через секунду качнул головой:

— Нет, это не так, если я правильно тебя понял. Арла принимает страсть за любовь, а эти чувства многие люди путают. Если не быть строгим к определениям, то ее чувства — как и всех моих женщин — настоящие.

— Настоящие? — я не сдержалась от брезгливой усмешки. — Они ползали у вас под ногами! Я знаю, что такое страсть — она не опускает людей так низко.

— Выходит, ты не знаешь, что такое страсть. Ладно, об этом как-нибудь в другой раз. Приступим? Я нашел несколько косвенных способов проверить…

— Айх Ринс, — осмелилась я перебить. — Можно задать вам еще пару вопросов до того, как мы начнем?

— Кажется, ты переоцениваешь мое терпение, — вопреки сказанному, он продолжал улыбаться. И обескуражил, добавив: — Задавай. Два.

Я собралась и кивнула, соображая, что для меня узнать важнее прочего.

— Айх, почему у молодых рабынь такая одежда? Вы ведь сами знаете, что от вашей магии многие сходят с ума. Или вам просто доставит удовольствие, если какую-нибудь девицу изнасилуют?

— Именно из-за моей магии это решение и принято. Слыхала, что через несколько месяцев люди привыкают здесь быть? Так вот, происходит это потому, что я не ограничиваю, а поощряю их темные стороны — если они их осознают и научатся держать в узде, из них получатся хорошие работники, — он сделал короткую паузу. — Или мне доставит удовольствие, если какую-нибудь девицу изнасилуют.

— Во второе верится легче, — пробурчала я, не удовольствовавшись его ответом. — Даже интересно, сколько же людей пострадало? Статистику не ведете?

— Веду. Если ты радеешь о себе, то почти уверен — твоя магия тебя защитит.

— А если я не о себе? — я вскинула брови.

— О твоей подруге Китти? — удивил он тем, что в курсе наших с ней отношений. — Тогда ей придется выбирать — поддаться настоящей ярости для самозащиты, можно и с помощью магического фона, или стать очередной жертвой похотливых мужланов.

— Вы несправедливы, айх! — я повысила голос. — А если в ней нет этой ярости? Она плохая работница, раз просто слишком добра для этого мира? Овощи хуже от этого чистит?

— Тогда она сломается. Нет лучше раба, чем человек, которого сломали.

— Ну тогда это бессмысленная жестокость!

— Слишком много осуждения, Катя. Переходи ко второму вопросу, который хотела задать, а то ты просто сыпешь ими уже без плана.

Я вздохнула и все-таки вернулась к тому, о чем думала:

— Айх Ринс, об этом я хотела спросить еще в первый день, когда вы привели меня сюда. Я заметила тогда и только что в этом же убедилась — вы очень часто говорите правду, где могли бы солгать. Вы… вы как будто не паритесь. Могли бы налить в уши патоки — да хотя бы на мои вопросы.

Казалось, что его этот допрос не раздражал — Ринс отвечал с удовольствием, не торопил быстрее перейти ко вчерашней теме. По крайней мере его улыбка выглядела искренней.

— А зачем нужна ложь, Катя?

— Чтобы создать о себе другое впечатление. Или успокоить, например. Или заставить человека делать что-то как будто по своему выбору, а не по обману… — я перечисляла, нахмурившись.

— Вот ты сама и ответила. Мне ничего из этого не требуется, потому я крайне редко вру. И мне плевать, почему человек будет что-то делать — из страха или обмана. И, разумеется, при необходимости я солгу, глазом не моргнув, но таких необходимостей почти не случается. Однако странно, что ты это вообще во мне собиралась разглядеть.

А мысль-то оказалась глубже, чем мне виделась вначале. Я от понимания даже выдохнула неконтролируемо и уставилась на него, разглядывая словно впервые. Он заметил:

— Что? Расскажи, о чем думаешь. Предполагаю там что-то крайне занимательное.

— Да нет, ничего такого. Только сейчас дошло, почему я от вас этого ждала. Я как-то невольно сравнивала вас с дьяволом, и потому — только из одного этого сравнения — предполагала, что и вы должны быть лживым! Вот так глупо устроен человеческий разум, даже смешно.

Он чуть приподнял голову вверх и застыл — вероятно, думал или переводил на свой язык.

— Дьявол — это у вас что-то наподобие главного беса?

— Ну да. Просто символ, олицетворение злых сил, вызывающий в людях пороки и грехи. Заметьте, некоторые сходства все же есть. Так вот его принято считать лживым. Прошу прощения, что подняла эту тему, — я немного стушевалась от поворота разговора.