Война (СИ) - Шепельский Евгений Александрович - Страница 15

Я двинул кресло-жабу по мраморному полу.

— А если я… приму корону Санкструма?

Ответил Сакран:

— Если Аран Торнхелл, предполагаемый бастард Эквериса Растара, примет корону Санкструма, ни Адора, ни Рендор не признают законность его коронации. И Адора, и Рендор посчитают своим первейшим долгом в этом случае восстановить справедливость и помочь имперскому дому Санкструма.

Видит небо, я не хотел принимать эту чертову корону…

— Значит, если я коронуюсь…

Сакран положил на стол свернутую в трубку бумагу:

— Если Аран Торнхелл примет корону, это будет означать войну.

Глава восьмая

Я смотрел на послов молча. Напоминали они Кржемелика и Вахмурку из мультиков, один был тонкий, второй — толстый, только не было в них смешного обаяния веселых лесных человечков. Это были существа с мертвыми глазами, явившиеся из преисподней за душой Санкструма, которую заложил нечистому Экверис Растар.

— Принц Варвест прибудет в Норатор через две недели, — сказал Сакран напоследок.

Послы удалились, отвесив скупые, как мысли ростовщика, поклоны.

Вкрадчивый голос Блоджетта прорвался через ком сбивчивых, обрывистых, и, чего скрывать, окрашенных паникой мыслей:

— П-послание, господин архканцлер, в-ваше сиятельство…

Он не смел его взять без моего приказа, следовал субординации.

Я взял бумажную трубку, мельком отметив, до чего похожа на тубус, в котором сидела слепая змейка, развернул с опаской.

Кто придумал использовать для ультиматумов красные чернила? Строки, исполненные каллиграфической вязью, вгрызались в мозг, как стая хищных муравьев. По мере чтения ярость заколыхалась и стала набухать огромным жалящим клубком где-то на уровне солнечного сплетения.

Негодяи давали мне две недели на раздумья. Жестко, четко изложили свои требования. Я обошел стол, протянул ультиматум герцогу, сдерживаясь, чтобы не разорвать бумажку. Он отложил свои писульки, прочел раз, другой, шевеля бескровными губами. Произнес вкрадчиво и едко, плюнув на почтение к государю:

— Корона — или бегство?

Я огрызнулся злобно:

— Уже бегу! Ночью уплыву с отливом! Только украду сотню золотых — и сразу в бега.

Блоджетт подумал, постучал ногтем по бумаге, сказал невозмутимо:

— Однако же послы предлагают вам пятьдесят тысяч отступных, государь, и гарантии безопасности, если спокойно передадите к-корону Варвесту.

Я раздраженно выхватил ультиматум, смял в кулаке. Затем понял, что совершил ошибку: расправил бумагу, начал разглаживать на столе. Такие документы нужно беречь, чтобы противная сторона не начала затем уверять, что повод к войне дал я сам.

— Обязательно передам, — сказал я. — Принц Варвест прибудет через две недели, и это великое счастье. Он религиозный фанатик, сами мне об этом сказали. Пойдете под его руку?

Он стал к окну вполоборота, сказал уклончиво:

— В случае войны страна утонет в крови… — а сам в это время косил на меня глазом.

Проверяет меня, смотрит, оценивает, насколько далеко смогу зайти.

— Утонет, это если я позволю.

— А вы позволите, г-государь? — Снова титулует «государем», вворачивает там и тут, будто невзначай, тоже психологическая обработка, чтобы я привыкал к будущей короне, чтобы не дергался, чтобы не сдал чего доброго назад.

Я подумал, сказал осторожно:

— Против Адоры и Рендора сложно будет выстоять.

— Почти невозможно, государь!

— Даже если Санкструм был бы процветающим краем — сложно…

— О да!

Поддакивает, проверяет…

— А сейчас, когда страна почти развалена, когда цвет дворянства мертв…

Он кивнул с пониманием:

— Безусловно!

— Прекратите мне поддакивать! Вы же понимаете — теперь у меня нет иного пути. Видит бог, я не хотел принимать корону…

Он развернулся, посмотрел внимательно, кивнул каким-то своим мыслям.

— Варвест — смерть Санкструма, г-государь. Он добьет империю и всецело подчинит ее Адоре. Мы станем протекторатом. Затем, возможно, империю лишат имени и разобьют на адоранские провинции. Гегемония Адоры станет всецелой. Я знаю — так будет. И, безусловно, все провинции Санкструма, примыкающие к Рендору — отойдут Рендору. Иначе он не стал бы входить в коллаборацию с Адорой.

Помимо воли, у меня начал дергаться глаз. Скверно. Нервы надо держать в узде. А лучшая узда для нервов в моем положении — алкоголь. Нет тут иных транквилизаторов, разве что вонючие травяные настои, от которых становишься тупым и вялым, но в моем положении это не годится. Алкоголь в определенной дозе — обостряет восприятие, позволяет мыслить раскованно. Надо будет обратиться к Бришеру за этим. Сразу, как выйду из апартаментов Силы Духа.

Я прошелся по кабинету, разглядывая убранство и потолочные веселые картинки с мучениками и страдальцами за веру.

— Сдаться — значит уничтожить страну. Но сопротивление может уничтожить ее еще вернее… — Блоджетт молчал. А я подумал: ну да, дворянские роды Санкструма — те, что еще уцелели — очень быстро потеряют при Адоре влияние, в Санкструм хлынет новая власть, начнутся террор с грабежами; будут отбирать собственность, дома, замки, пахотные земли, все будут отбирать, как норманны у саксов, когда завоевали Англию… Поэтому в случае войны дворяне Санкструма — большая часть! — будут всецело на моей стороне. Они не дураки, понимают, кого представляет Варвест. А горожане? А крестьяне? Им не все равно, какая власть будет их угнетать? Пожалуй, все равно. С другой стороны — если начнется всеобщий дележ собственности, то и простые люди здорово пострадают, упадок сменится тотальной нищетой… Значит, дорогой будущий монарх Санкструма, Варвеста пущать во власть ты не будешь. И войну должен выиграть. И не просто выиграть, а без пирровой победы, то есть так, чтобы жертв среди твоих подданных было по минимуму, и страна не ухнула в финансовую пропасть.

В общем, перезагрузка судьбы Санкструма состоится так или иначе. Или я возьму верх — и налажу в Санкструме жизнь. Или Варвест меня уничтожит и устроит здесь филиал Адоры и Рендора.

Я сказал задумчиво:

— Подозреваю, что у Сакрана и Армада недвусмысленные, прямые инструкции: объявить Санкструму войну в тот же час, когда я коронуюсь.

— Это логично, государь.

— Но война начнется и тогда, когда в Норатор приплывет Варвест — и получит от ворот поворот. Так или иначе, у нас две недели на подготовку к войне. Этого безумно мало, Блоджетт. Нужен хотя бы месяц… Можно ли снестись с послами и попросить… об отсрочке? Под любым предлогом?

— М-можно, государь, однако не думаю, что это сработает.

— Я изображу раздумье. Начну торговаться. Попрошу тысяч сто, замок и десяток девственниц…

— Не думаю, что это с-сработает, государь.

— Но попробовать можно.

— Попробовать можно.

— Но бесполезно, так понимаю?

— Абсолютно бесполезно, государь. Они играют на опережение, и срок в две недели выставлен не просто так, а лишь затем, чтобы сковать нас временем, дабы м-мы не успели подготовиться к войне, если все же решим сопротивляться.

— Решим, решим, куда денемся, — пробормотал я. — Значит, сроку две недели… Ну, бывало и хуже.

В его запавших собачьих глазах была бездна сочувствия — и понимания. А еще — вера в то, что мне удастся невозможное, что я извернусь, вытащу страну из пропасти, куда она стремительно падает.

— Две недели, г-государь.

— Вы говорили о деньгах из казны…

Он кивнул важно:

— Как уже говорил, нам удалось вынести и спасти более сотни тысяч золотом. Есть так же драгоценные камни и часть коронационных сокровищ, включая Суть Ашара.

— Замененная вами на фальшивку, — проговорил я с усмешкой.

Его глаза блеснули:

— Вы давно знаете? Мне кажется — вы давно это знаете! Но как вам удалось…

— Не мне. Дочь Сандера определила камень как подделку.

Он уважительно покачал головой, цокнул языком, кивнул.

— Суть Ашара мы заменили п-первой, дабы нечистые руки принцев и прочих… Но я прошу прощения, я не смею говорить бранные слова о ваших покойных братьях…