Единственный свидетель
(Юмористические рассказы) - Ленч Леонид Сергеевич - Страница 2

Юмористический короткий рассказ, по моему глубокому убеждению, тесно связан с сатирой. Те критики, которые требуют от сатирика только одной гневной тональности, обедняют краски сатиры. Смех разит сильнее, чем любое негодование.

Кажущаяся простота формы юмористического и сатирического короткого рассказа — явление оптического обмана. Написать хороший короткий веселый рассказ (так же, как и маленькую комедию) очень трудно. Малая площадь юмористического рассказа лишь увеличивает его технологические трудности.

Писатель-юморист испытывает те же «муки творчества», которые знает любой «серьезный» беллетрист и «большой драматург». Те же поиски точного слова, яркой детали, музыкального ритма! Те же заботы о языке. А главное: как бы условны ни были образы юмориста — они должны отражать жизненную правду. Нельзя придумывать смешное — его надо увидеть в жизни. Выдумка, карикатура должны покоиться на гранитном фундаменте реальности.

Юмор — явление очень национальное по своему существу. Юмористический рассказ, написанный на одном языке, нередко совсем «не звучит» на другом. Юмор требует от переводчика глубокого творческого проникновения в оригинал и тонкого понимания комического.

Поэтому с большой теплотой и чувством благодарности я думаю о переводчиках моих рассказов: А. А. Лебеде, О. Могиле (Чехословакия), д-ре Бахе (ГДР), Андрее Тудоре, М. Мигалле, драматурге Ауреле Баранге (Румыния), Стефане Михале (Словакия), Софье Бистрицкой (Польша), сделавших мое творчество достоянием читателей стран народной демократии.

ЛЕОНИД ЛЕНЧ

На перроне большой узловой станции в самом конце платформы на зеленой станционной скамейке сидела небольшая лохматая собака серо-желтой масти. Рядом с ней стоял фанерный чемодан.

Умная, серьезная морда собаки была полна достоинства и хранила выражение легкой брезгливости и здорового скептицизма. Всем своим видом собака как бы говорила:

— Ну что же, обождем, посмотрим. Пока для себя лично я здесь ничего интересного не вижу.

Изредка собака зевала, широко раскрывая нежно-розовую с черными пятнами влажную пасть.

Шумная перронная жизнь шла своим чередом.

Так прошло минут пятнадцать, и вот перед скамейкой с собакой остановилось двое мужчин.

Один, маленький и бородатый, был одет в серый, порядком вылинявший плащ и такую же кепку, с традиционной пуговицей на макушке. Пуговица эта была похожа на электрическую кнопку, и казалось, что, если на нее нажать, бородатый мужчина зазвонит пронзительно, как будильник.

Его спутник, морщинистый и бритый, был в мятом летнем пальто и серой, выцветшей шляпе.

— Сторожит, — кивнул на собаку мужчина в кепке с пуговицей-кнопкой.

— Сторожит, — эхом откликнулся мужчина в шляпе.

— Что за порода, никак не пойму? — спросил у спутника мужчина в кепке.

Тот бегло, с видом знатока, оглядел собаку и авторитетно сказал:

— Обыкновенная жучка. Потомственный подзаборный дворянин. Эй, Жучка, хлебца хочешь?

Собака вежливо подняла левое ухо и внимательно посмотрела на человека в шляпе. Потом она снова зевнула. Ее умные глаза хранили то же скептическое, слегка насмешливое выражение.

— А все-таки неосторожный человек ее хозяин, — сказал мужчина в кепке, обрадованный неожиданным развлечением. — Разве можно уходить и оставлять вещи на собак! Бросить ей кусок хлеба — она не заметит, как и скамейку-то вместе с чемоданом унесут.

— Это еще как сказать. Бывают такие собаки, что и не берут. Вы ей хлеба, а она вас за штаны.

— Ну, это редкость, — возразил мужчина в кепке, — это особенные собаки, ученые, вроде как в цирке или там ищейки. А вы возьмите обыкновенную, штатскую собачку, вроде этой. Да что там собака… Возьмем даже вас.

— Позвольте, что вы хотите этим сказать?

— Или даже меня возьмем. Вообразите, что я так вот сижу, скажем, в буфете, сторожу чемодан. И вдруг подходит ко мне хорошо одетый гражданин, говорит со мной на разные вежливые темы и приглашает выпить и закусить на его счет. Разве я откажусь? Никогда! А он в это время мой чемоданчик… цап-царап и… ищи-свищи его!

— Это верно!

— А тут собака, — горячо продолжал мужчина в кепке, — несознательное животное, тварь, так сказать. Хотите, давайте ее рефлексы проверим. Я ей сейчас брошу чего-нибудь, а вы возьмете со скамейки чемодан. Потом поставим его обратно.

— Лучше вы берите чемодан, а угощенье я буду ей бросать.

— Зачем же вам беспокоиться. Вот у меня булочка имеется и конфетка. Булочка все равно черствая… Эй, Жучка, на, куси, куси!

Мужчина в кепке бросил собаке круглую, твердую, как камень, булку. Ударившись с легким звоном о скамейку, булка упала на землю. Собака подняла правое ухо, потом соскочила со скамейки и вдруг, быстро и ловко работая передними лапами, зарыла булку в землю, рядом с ножкой скамейки.

— Ишь ты какая! — с некоторым уважением сказал мужчина в шляпе. — Запас себе делает. Бережливая, чертовка! Дай-ка сюда конфетку. Я брошу, а вы берите чемодан.

Он освободил конфетку от бумажной обертки, плюнул на нее и бросил собаке.

— Иси, иси! Куш!

Собака обнюхала конфетку и тут же зарыла ее рядом с булкой. Мужчина в кепке сделал шаг по направлению к скамейке и протянул руку к чемодану. Собака глухо и грозно зарычала.

— Идемте, ну ее к черту, — вдруг сказал мужчина в шляпе. — Что-то не нравится мне эта собака. Не хочу рисковать брюками.

— Даром только булку на нее загубили, — сердито согласился с ним мужчина в кепке. — Тоже мне цаца сидит, подумаешь!

Они ушли. Собака снова вскочила на скамейку и уселась в той же позе терпеливого ожидания. Мимо нее сновали люди, раздавались свистки паровозов, вдали по рельсам, мерно лязгая железом о железо, катились вагоны маневрирующих составов, но собака, казалось, не обращала никакого внимания на это движение и шум. Она ждала хозяина.

Наконец, он явился. Это был молодой пограничник, остроносый, с карими, мягкими, очень внимательными глазами.

— Заждался, Индус? — сказал он, потрепав собаку по лохматой голове. — Скоро поедем. Что с тобой? Чего ты волнуешься?

Индус соскочил со скамейки и, так же быстро работая передними лапами, стал отрывать свои запасы. Пограничник нахмурился.

— Что там у тебя? Давай сюда.

Индус отрыл булку, осторожно взял ее в зубы и подал хозяину. Затем отрыл конфетку, отдал и ее. Вслед за этим сел на землю и преданно улыбнулся хозяину. Улыбка его говорила: «Вот видишь, как я знаю службу! Меня надо похвалить».

— Молодец, Индус! — сказал пограничник и, обратившись к пассажирам, сидевшим на соседней скамейке, прибавил: — Граждане, кто дал собаке булку и конфетку?

На скамейке не ответили. Потом какая-то женщина в платке сказала:

— Давеча какие-то два стояли тут и любовались вашей собачкой.

— Придется их поискать. Индус, ищи!

— Пожалуй, что не найдете их теперь. Давно это было.

— Найдем, — сказал пограничник, улыбаясь. — Не таких находили.

Опустив голову к земле, Индус уверенно побежал вперед по платформе. Хозяин шел сзади.

А через десять минут Индус уже привел хозяина в зал первого класса, где за столиком сидели и мирно пили пиво проверявшие его собачью честь незнакомцы.

Заметив пограничника и собаку, мужчина в кепке поперхнулся пивом, а его спутник нервно заерзал на стуле.

— Получите вашу булочку и конфетку, — сухо сказал пограничник и положил на стол приятелям запачканную землей булку и почерневший леденец.

Наступило неприятное молчание.

— Это мы угостить хотели… вашу собачку, — заискивающе залепетал мужчина в шляпе. — Видим, сидит собачка одна, скучает… Мы не знали, что это такая собака. Мы думали, что это обыкновенная штатская собака.