Однажды придёт отец...(СИ) - Белозерцева Таня - Страница 30

— Ты зачем туда полез?!

В ответ жалобный и обиженный рев мальчишки. И путанное объяснение:

— Я просто хотел разбудить магию, папа! Хотел проверить — не испугаюсь ли я высоты…

Силы небесные… до чего же эти дети выдумщики! Покачав головой, с честью исполнивший свою работу полисмен снова пошагал по дороге, привычно обходя свой участок.

Комментарий к Часть 12. Кто сказал, что собаки не разговаривают?.. Вот он, Терри...

https://sun9-6.userapi.com/RwC-nfmWdAKiyc2fxlSp78JYDzFwnSQtcY7Dqw/K3FdRnqhnMs.jpg

====== Часть 13. Одиннадцатое лето ======

Время, хоть и медленно, но верно и непреклонно ползло вперед. Сменяли друг друга модники-сезоны, наряжаясь в различные костюмы. Безостановочно летели сквозь время года-коммивояжеры, предлагая клиентам-покупателям красочные товары своей фирмы: нежные шелка и кашемиры пастельных тонов для юных дев-весен, сочные и яркие, густо-синие, желтые и зеленые наряды для летних юношей. И все ткани всех оттенков карминно-красного, оранжевого и коричневого для осенних хозяйственных леди.

Правда, меховые песцовые шубы надевали на себя только далеко на севере. В пределах Гринвича и Гольфстрима модельеры погоды не признавали нарядов белых оттенков, предпочитая бурые и серые цвета. Другими словами, снег выпадал только на севере Англии и Шотландии. Хайлендерское высокогорье точно покрывалось снегами и льдами, отчего у сурового края совершенно портилось настроение — постоянно дули холодные колючие ветры, трескались и щетинились ледовыми шипами горные плато, соперничая с теплыми течениями Гольфстрима.

Ежились в своих неотапливаемых домах хмурые шотландцы, грея руки от чадящих камельков-очажков, где тлели и едва курились торфяные «дрова». Пили горячий эль и ели хаггис. И ждали весны. Это в горных деревушках и маленьких шахтерских городках. В больших же городах вроде Осло и Инвернесса была несколько другая картина. Более цивилизованная и облагороженная, чем в провинциях. Здесь на широких улицах ездили машины и троллейбусы, конки и фиакры были чище и декоративнее, многоэтажные дома прогревались каминами и газовым отоплением и освещались электричеством.

Именно здесь, на окраине Инвернесса, и жила семья Минервы МакГонагалл. Приехав на Рождество и раздарив подарки сестрам, кузинам и бесчисленным племянницам, благочестиво поздоровавшись с главой семьи, Генри Морганом МакГонагалл, и возведя хвалу Господу за скромный ужин из печеного гуся с яблоками, картофеля во всех видах с разнообразным гарниром и овощных салатов с зеленью, Минерва привычно забрюзжала на свою извечно больную тему:

— Не понимаю! Ну как так вышло, что чудный малыш Поттеров превратился в отвратительного снейповского отпрыска?! Я просто ума не приложу — ну как могла Лили изменить своему чудесному мужу??? Ох, бедный мальчик, мой бедный славный Джейми…

Кузины и сестры сочувственно заквохтали-закудахтали. А вот отец, почти тезка знаменитого пирата, неодобрительно посмотрел на старшую дочь. Укоризненно покачал мудрой головой, украшенной седыми бакенбардами, и печально проговорил с кротостью приходского священника:

— Ты не права, дочь моя. Твое самолюбие слишком превышено, смирись! Ибо идолопоклонство — грех.

— Где грех, папа? — захлопала глазами Минерва. — Какому-такому идолу я поклоняюсь?

— Мальчик Поттеров — твой Золотой Телец! — пастор МакГонагалл в святом порыве грохнул кулаком по столу. — Джеймс Поттер твой кумир! Грешна твоя гордыня!.. — и заговорил более спокойнее и человечнее: — Грешно это — отдавать предпочтение одному в ущерб другому. Всё равно, что плюнуть на династию Стюартов и переключиться на английских Плантагенетов, дескать, тамошний король лучше. Вот на что это похоже, Минерва. А вообще говоря, твое поведение странно, тебе не кажется, что ты… малость предвзята? Ты облизываешь нечистое место Поттеру и обливаешь помоями Снейпа, а ведь они оба были твоими учениками, которым ты преподавала один и тот же предмет. И с чего такое разное отношение к ним, Минерва? Всё равно что я вдруг сойду с ума и начну гнать из Церкви бедняков, отказывая им в последней Божьей милости, и при этом буду привечать богатеньких и знатненьких господ, лизать им жирные потные ручки и жадно заглядывать в их толстые кошельки. Причем здесь ребёнок Поттеров, Минерва? Что с того, что он зачат не тем мужчиной? Минни, дорогая, представь себе: берешь ты за завтраком газету, разворачиваешь, а там во всю передовицу новость дня — пастор МакГонагалл признан бесплодным и все одиннадцать детей рождены не от него. И твой отец, Минерва, не я, а некий Джон Смит. Ну и какова будет твоя реакция? Побежишь настоящего папу искать? Как мальчик Поттеров, оказавшийся Снейпом? А ведь у него папа Поттер мертв, и ему, можно сказать, повезло, что биологический отец жив, сына не бросил и даже признал своим. Стыдись, дитя!

С каждым новым словом на плечи Минервы вешалась стопудовая гиря совести, пока все они совсем не согнули её своей тяжестью. Она словно воочию увидела саму себя со стороны, чопорно поджимавшую губки при виде заморенного грачонка Снейпа и довольно мурлыкавшую кошкой, ласково смотревшей на чистенького, богато одетого мальчика, сытого Джеймса Поттера. Его дружки, Блэк, Петтигрю и Люпин, тоже вызывали у неё умиление — ах какие мальчики, какие чудесные друзья! И в упор не замечала, как эти акулята кружат вокруг своей жертвы, Снейпа, отгрызая огромные куски от его гордости и личности.

Святому отцу Генри Моргану МакГонагалл удалось нажать на нужные струнки своей ослепшей и оглохшей дочери, слепо и доверчиво глядевшей в рот Дамблдору, утверждавшего всем и вся, что каждый имеет право на второй шанс. Особенно те, кто неудачно пошутил. Ошибки молодости, господа, всего лишь ошибки молодости… Но ведь именно они способны причинить больше вреда в дальнейшей жизни. Ошибся в молодости — страдаешь и пытаешься исправить в старости, и так всю жизнь, до последнего гвоздя в крышку гроба. Когда уже ничего нельзя исправить.

Как же она была самонадеянна и глупа! Как по-детски эгоистична и мнительна: это красивое, это мне нравится, это будет моим, моей гордостью, а это жалкое и некрасивое, фу, это уберем подальше, и сами приближаться к нему не будем! Боже… как стыдно!

Прозревшая и пробужденная ото сна лености, Минерва закрыла лицо руками. Как же теперь жить с таким неподъемным грузом на совести?! Что она наделала?.. Генри МакГонагалл мягко улыбнулся и тихо сказал:

— Ну, судя по всему, ты ещё не успела ничего такого страшного натворить и даже можешь всё исправить.

— Чем? Чем, отец?.. — горестно вопросила заблудшая дочь.

— Отринуть неприятие. Понять, простить и принять мальчика по имени Гарри Снейп. Открыть ему свое сердце. А теперь давайте помолимся за невинное дитя, потерянное и найденное Господом Богом нашим, Всемилостивейшим и Всеведущим.

И многочисленное семейство МакГонагалл благочестиво замерло вокруг стола, взявшись за руки и шепча молитвы.

Вернувшись в Хогвартс после рождественских праздников, Минерва перестала сверлить Северуса подозрительными взглядами, как раньше, перестала злобно шипеть ему в спину: «И как ты умудрился наставить рога честному мальчику Джеймсу, ты, нечестивый слизеринский чернокнижник?» Чему Северус был, конечно, рад, но не преминул отомстить, тонко и по-слизерински…

На одном из педсоветов Северус с озабоченным видом спросил у директора Эймоса:

— Скажите, а Гарри Поттер или Эванс-Снейп в Книге Хогвартса отображается?

Директор, ничего не переспрашивая, тут же достал из ящика стола вышеупомянутую книгу, раскрыл на странице «П». Поискал, пролистнул дальше, на «С» и «Э», снова поискал… и покачал головой. Минерва икнула, взлетела с кресла, облетела стол и, отодвинув Эймоса, самолично вчиталась в строчки: Перкс, Патил, Пенн, Паркинсон… Смит, Смолл… так, дальше, «Э», на эту букву красовалась всего одна фамилия «Эррол», какой-то Эррол Бун. И никаких Поттеров, Эвансов и Снейпов… Как же так??? За что-о-о?! Вернулась к своему креслу и подкошенно рухнула в него, тупо глядя в пространственную точку Бытия перед собой.