День Благодарения - Дибдин Майкл - Страница 7

• Предыдущая
• 7/28
• Следующая

Он взмахнул пистолетом.

— Антон Чехов — кстати, один из моих любимых писателей — сказал, что если в первом действии на стене висит ружье, то в третьем действии оно должно выстрелить. Мы же не захотим разочаровать мистера Чехова, а потому этому крошке придется выстрелить, ведь так?

— Вам это с рук не сойдет. Полиция установит, что я прилетел сюда и взял напрокат машину. Им известно, что мы оба были женаты на Люси. И вы будете главным подозреваемым.

Даррил Боб Аллен улыбнулся:

— «Подозреваемым» — быть может. Но этим все и кончится. Пистолет ведь как-никак ваш. И я не наделаю всяких дурацких ошибок, например, не стану продавать машину из корысти. Нет, это будет идеальное преступление. Когда пистолет найдут рядом с твоим трупом в прокатной машине посреди пустыни далеко-далеко отсюда, им останется только признать, что ты выстрелил в себя сам. Самоубийство в момент временного аффекта. Только что трагически погибла жена. Субъект находился в состоянии шока, депрессии.

Он протянул руку, пистолет был нацелен прямо в мой лоб.

— Пора двигаться дальше, Тон. Перемены всегда болезненны, но только так мы растем. Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Раз.

Он засмеялся и опустил руку.

— Лжеказнь, которой подвергли Достоевского. Тоже мой любимый писатель. Статья о нем в энциклопедии довольно-таки презрительная, но, думается, кое-чего и эти парни не знают. Во всяком случае, последствия шока пошли на пользу Федору Михайловичу. Кто знает, может, и ты напишешь шедевр, разбогатеешь. Можешь назвать его «Я любил Люси». Радость моя, я дома! Но, послушай, мне требуется чуточку кинодействия, договорились?

Я неудержимо разрыдался, весь дрожа.

— Да, кстати, о кино, — продолжал Аллен. — Есть еще кассета, которая может заинтересовать тебя даже еще больше. Оригинальная видео, не та, которую пришлось переснимать на другой формат. Потому что эту я снял позднее, в конце достопамятного периода, о котором уже говорил. Того, когда я спал с Люси еще месяцы после того, как она выдала мне речугу, которую позаимствовала из какого-то руководства, как дать под зад своему партнеру в браке. Ну, про то, как будет лучше для всех, если мы расстанемся.

Он снял с полки черную пластмассовую коробку и положил пистолет на ее место.

— Правду сказать, я этой лентой горжусь. Одна подготовка чего стоила! Знаешь контрольные камеры, которые устанавливают в магазинах и офисах? По-настоящему маленькие, в сигаретную пачку? Ну, так они были установлены в здании, где я начал работать сторожем, как уже упоминал. Ну, я знал, что здание будет закрыто с субботы накануне Дня Благодарения, а потому в предыдущий вечер я задержался, отсоединил одну и взял домой. Я еще, понимаешь, кое-как держался там, потому что работа-то у меня была, но чека я пока не получил и не мог внести задаток за квартиру. Люс предложила дать мне взаймы, но я сказал ей, что у мужчин есть своя гордость. А настаивать она не могла: как-никак, а это самый большой американский семейный праздник, и вообще.

В четверг она с ребятишками отправилась покупать индейку. Люс вообще-то ко Дню Благодарения относилась с прохладцей, но этот хотела встретить по-особому, так как собиралась сразу же после обеда сообщить Клер и Фрэнку, что их папочка больше с ними жить не будет. Пока их не было, я присобачил камеру к торшеру и поставил его в стенной шкаф с моей стороны. У нас было разделение «мое — твое», если ты понимаешь, о чем я. Может, и у вас с ней так было. В таких вещах Люс была очень консервативна. А потому, думается, твои штаны висели там же, где прежде мои.

Он выпил еще виски, размахивая коробкой, будто забыв, что держит ее.

— Потом я забрал видеоплейер из гостиной, подключил к удлинителю из моей мастерской в подвале, вставил в него чистую пленку и сдвинул мою одежду на плечиках так, чтобы замаскировать его, оставив щелочку для камеры. Ну, с этим полный порядок. Самым сложным было напоить Люс. Я знал, что стоит ей заложить за воротник, и я смогу добиться от нее чего угодно. Беда была в том, что и она это знала и в нынешнем нашем положении не стала бы рисковать, если я был рядом. Так что мне надо было как-нибудь исхитриться.

В конце концов я заглянул в видеопрокат и взял старый фильм «Белый груз» тысяча девятьсот сорок второго года. С Хеди Лемарр в роли Тондалейо. Один из ее любимых. На пути домой я купил большую бутылку колы и еще попкорн. Затем зашел в винный магазин и приобрел смирноффскую «Голубую этикетку». Дома я вылил примерно треть колы в раковину и долил бутылку водкой. Ребятишки остались ночевать у друзей, так что с ними проблем не возникало.

Видимо, аккумулятор садился, потому что лампа светила все тусклее. Я едва различал лицо Аллена.

— Ну, все сработало лучше некуда, как говорится. Я крепко посолил попкорн и все время подливал Люс коки, так что к концу фильма она уже сильно окосела. Я сказал, что налью ей ванну, а пока она ее принимала, включил видак и камеру, оставив дверь шкафа с моей стороны приоткрытой, насколько требовалось. Люс вернулась из ванной в халате и ночной рубашке. Для начала она попыталась отправить меня спать в комнату Фрэнка, а когда я начал ее раздевать, она для виду противилась, но неискренне, я-то знал.

Он положил коробку на стол и весело захохотал:

— Я купил пленку на полтора часа. Думал, что хватит, но знаешь что? Пленка исчерпалась раньше нас. Хочешь посмотреть?

Я не мог выговорить ни слова.

— Ну, твой черед, — продолжал Аллен.

Он лениво вздохнул:

— Скажи-ка, Тон, как это было для тебя?

— О чем вы?

— Как тебе нравилось трахать ее потрепанную дырку?

Наконец ко мне вернулся голос.

— Стало чудесно, едва потрепанный кусочек был пройден.

— Угу, это я уже слышал. Хотя и неплохо. Во всяком случае, чувство юмора у тебя есть. Это хорошо. Неудачник в нем нуждается. Победителям острить не требуется. Они же выиграли. Юмор — спасительная соломинка проигравшего. А ведь это ты и есть, Тон, взгляни правде в глаза. Проигравший неудачник.

— Если кто и проигравший, то только вы.

— Что же, наверное, в глазах так называемого общества я действительно проигравший неудачник, тут вопроса не встает. Но в этой маленькой области — ты один. И знаешь почему?

Я услышал, как он плеснул виски в стопку, а потом выпил его.

— Да потому, что я трахал ее, когда ей было двадцать. И уж тем более, когда ей было тридцать. Видел бы ты ее в тридцать! Люс как-то сказала мне, что ее устроит трехактная жизнь. Неловкая девочка-подросток, сногсшибательная женщина и милая старушка. Ну, выходит, что первые два достались мне, а тебе пришлось обойтись милой старушкой. И плюс знаешь что еще? Бен Франклин был прав насчет того, что старичье благодарно и все такое прочее, да только он не сказал, что и тут есть оборотная сторона. Ну, как когда имеешь дело с уродками. Ты когда-нибудь трахал уродок, Тон? Доходил до такой крайности? Да, конечно, они благодарны. Но заодно презирают тебя, совсем как милые старушки. За то, что не находишь покрасивее, помоложе. Не хочется им, чтоб их брал кто-то, кто трахает таких, как они.

Наступило долгое молчание.

— Пятнадцать лет, Тон. Сто восемьдесят месяцев. Больше пяти тысяч дней и ночей. Когда ей было двадцать и тридцать — тело, ради которого стоило умереть, и ненасытность. В первые годы мы занимались этим по четыре-пять раз на дню. И повсюду. На кухонном столе, под душем, на полу. А один раз — так и в туалете самолета. Даже, когда появились ребятишки, мы этим занимались по крайней мере один раз в день. А когда я уехал оттуда, был Скотт и по меньшей мере еще три мужика на стороне. И вот появляешься ты, знаменитый журналист и все прочее. Да еще и истинный английский джентльмен в придачу. Ну, Люс меньше всего была дурой. И умела распознать удачу. Пока мы были вместе, она о деньгах не думала. А думала только обо мне и своих малышах. И больше ничего значения не имело. Абсолютно ничего.

Я встал и ощупью нашел дверь. Снаружи ночь была жутковато беззвучной. Ветер стих, и вывеска, подвешенная на мачте, не горела.

• Предыдущая
• 7/28
• Следующая