Уроки ирокезского (СИ) - Климова Алиса "Луиза-Франсуаза" - Страница 47

Ну а я "освоил" – и пользовался. Мотался от деревни к деревне, произносил "зажигательные речи" – главным образом, запугивая трудовой народ по полусмерти. Но результат моих "катаний" был заметен, и я – хотя и потирая вечерами болевшую задницу, и даже обещая себе больше на "железного коня" не садиться – по утрам целовал жену, давал подзатылины (моральные, конечно же) детям – и снова мчался по пыльным дорогам. Потому что восемнадцатое июня…

Все намеченные пруды колхозники закончили уже четырнадцатого – точнее, в этот день был закончен последний пруд и началось его заполнение водой. Пруды были довольно большие, по паре гектаров, и глубиной метров по пять минимум, так что воды для них требовалось много – однако волжская водокачка, на которой уже был поставлен четвертый двухмегаваттный турбонасос, вроде успевала. Пятнадцатого были закончены и подготовительные работы в городках, а шестнадцатого к вечеру я лично закрутил последнюю муфту на периметре. Вроде успели – и я, приехав домой уже в темноте, попросил меня завтра вообще не будить.

Да, помотался я последние три недели изрядно, Камилла даже робко намекнула, что морда моего лица с темными кругами под глазами ее не очень радует. Меня тоже, вдобавок я все еще не знал, принесет ли вся проделанная работа хоть какую-то пользу, но попробовать все же стоило – чтобы потом не рыдать от осознания того, что "ведь можно было все исправить". Когда я проснулся уже ближе к полудню, оказалось, что дома остались только "гости": Зоя, занятая заботами о младенцах, и Анна Петровна Ремизова, которую мы с Камиллой все же уговорили переехать к нам. Именно она читала перед микрофоном "Последние новости" и, сдается мне, только из-за ее голоса народ эти новости столь внимательно и слушал…

Вообще-то Анна Петровна большую часть времени проводила в своей комнате, и гулять выходила разве что в "зимний сад" на крыше дома: она все же очень сильно стеснялась своего уродства. Но меня, Камиллу и Зою она стесняться перестала довольно быстро, так что я встретил ее в столовой, где она заканчивала полдник. Через несколько минут ей нужно было вести передачу "в рабочий полдень" – ее транслировали на столовые заводов, так что неизменные Дарьины пирожки она ела "вприкуску" с какими-то бумажками-сводками, представляемыми по ее просьбе руководством всех заводов.

Увидев меня, Анна Петровна быстро дожевала последний кусок, запила чаем:

– Александр Владимирович, я хотела спросить… то есть не я, просто вот уже дня три почти со всех заводов мне передают вопрос, волнующий большинство рабочих… – она замолчала, вопросительно глядя на меня.

– И какой же вопрос? Постараюсь ответить, если смогу, конечно.

– Вы же знаете: лето, жарко. С каждый днем все жарче становится, а вы зачем-то перекрыли тротуары вдоль канала. Вот люди и спрашивают, зачем это… а я, конечно, там не была еще, но из окна видно же все очень хорошо, и не могу понять: вы же наверное огромные деньги потратили на красивую набережную, а теперь такие грубые заборчики поставили… извините, но мне они кажутся просто уродливыми. Может, я что-то не понимаю – даже скорее всего не понимаю ваших инженерных замыслов, но мне кажется, что людям очень важно получить ответ на вопрос, а кто, кроме вас, может его дать?

– Честно говоря, я бы хотел немного повременить с ответом…

– Еще раз извините, мне, конечно, тоже было бы интересно, но я вопрос задала потому что с заводов… а Дарья говорила, что рабочие даже матерятся по поводу этого забора. И Камилла Григорьевна…

– Извините, Анна Петровна, но я бы хотел продолжить. Я понимаю, от вас, и именно от вас народ ждет ответа. Поэтому я попрошу сегодня же всем сообщить, что завтра, в шесть часов утра, все они получат ответ на этот вопрос. Но должен предупредить, что у всех возникнет еще один вопрос, и вот на этот новый ответ они тоже получат завтра же, но в восьмичасовом выпуске новостей.

– В шесть?

– Да, я лично сообщу. Вам сейчас в студии помощь нужна?

– Нет, спасибо, все нормально работает, я уже проверила.

Завтра… день восемнадцатого июня я прожил уже три раза, и все три раза воспоминания от него остались совершенно одинаковые – настолько одинаковые, что я, пытаясь вспомнить детали, сам путался, в каком из "попаданий" произошло то или иное событие. Надеюсь, что в этот раз все будет иначе…

Вечером я, заводя будильник (на пять утра – ужас!), я как бы невзначай поинтересовался у жены, что народ говорит о моем "заборе вокруг канала" и что по этому поводу думает она.

– Народ? Ты имеешь в виду только рабочих или инженеров тоже?

– Всех.

– То, что думают рабочие, тебе лучше вообще не слышать. А инженеры… за всех не скажу, а в институте Суворовой почти все просят меня сказать тебе чтобы ты эту железяку убрал.

– Интересно… а почему ты мне не сказала?

– Потому что тебе ведь эта железяка для чего-то нужна?

– А может я ее сдуру велел поставить, или чтобы специально кому-то навредить…

Камилла расхохоталась:

– Ты? Сдуру? Должна тебе признаться: когда я пришла на новый фармацевтический завод, то именно это и подумала: ты ведь туда понаставил целую кучу совершенно бесполезного оборудования, и потратил на него невероятное количество денег. Но когда у меня получилось все же синтезировать этот твой сульфаниламид, то оказалось, что без этого оборудования его делать не получится. И еще оказалось, что на заводе уже есть всё, что необходимо для его выделки. Совершенно всё нужное и ничего ненужного! А ведь ты точно не знал, как можно провести синтез, уж я бы поняла. Так что теперь я всегда буду знать, что ты, даже не зная каких-то мелочей, тонкостей разных работ, заранее продумываешь что может непременно потребоваться и поэтому знаешь, что может оказаться необходимым. И все необходимое запасаешь заранее – чтобы те, кто все эти тонкости будет придумывать, не ждали, когда что-то нужное будет куплено и привезено.

– Ты преувеличиваешь…

– Я?! Тогда Ленина…

– Что Ленина?

– Я на той неделе к Татьяне Ивановне ходила, мне срочно двести рублей понадобились…

– А дома взять?

– Мне червонцами, золотом – перегонную колонну позолотить изнутри, а дома только бумажки были. Но я не об этом: она сказала, что ты труб этих закупил на полтора миллиона. И тоже недовольна была, что к каналу не подойти, но не ругалась, потому что ей просто интересно было сколько миллионов ты на этих трубах заработаешь. Она сказала, что если ты соберёшься пускать деньги на ветер, то она первой бросится тебе в этом помогать потому что даже ветер этот тебе надует вдесятеро против на него пущенного. Ну а то, что ты не говоришь зачем делаешь то или иное, то просто значит время говорить не пришло… а зачем ты будильник на пять ставишь?

– А затем, что трубам этим время придет завтра в шесть. Ладно, давай спать…

Без десяти шесть я уже сидел в своем кабинете. Он претерпел значительные изменения с того дня, когда мы с Камиллой глядели в окно на разведенную вокруг стройку. Стройка-то продолжалась, но канал уже блестел водой, деревья на аллеях выглядели большими (они большими и были – просто это были новые уже деревья), гранитная набережная достигла первого моста – но вид за окном поменялся даже меньше, чем сам кабинет. Кабинет уменьшился – часть его теперь была отделена дощатой стенкой, а за этой стенкой теперь размещалась "центральная диспетчерская", где я – внешне спокойно – сидел в удобном кресле напротив небольшого столика с микрофоном. Два здоровенных усилителя мигали "зелеными глазами" – мне еще "в прошлый раз" удалось "придумать" зеленоглазый индикатор. Ну, тогда-то не мне лично, однако я запомнил, что светится силикат цинка, а схему-то с экранирующим электродом оказалось придумать несложно.

Ну что, без трех шесть? Пора начинать. Я воткнул микрофон в гнездо "диспетчерского" усилителя – связанного с уже почти сотней разных настоящих диспетчерских: