Звено принимает решение
(Рассказы) - Воробьев Владимир - Страница 11

— А ты не украл их, мальчик?

— Нет, — говорю, — что вы, тетя, честное слово, мои. Купите, пожалуйста, мне очень два рубля надо.

— А зачем тебе?

— Очень надо. Срочно требуются.

— Ты, наверно, удрать из дому решил? Тебе на билет деньги нужны? Да, мальчик?

— Эх! — говорю. — Зачем мне убегать? Я уже убегал один раз, и знаю, ерунда это. Незачем.

— Ну, — говорит, — если уж убегал, то больше незачем.

Смотрю, около нас еще какая-то тетка с кошелкой остановилась, вся в платок закутанная, глаза чуть видны.

Это Савкина мать была. Я ее даже и не узнал сразу.

Та женщина и говорит ей:

— Как это неприятно видеть, когда дети своими вещами торгуют!

А Савкина мать отвечает:

— Ничего, я его знаю — это соседский мальчик. А почем, — спрашивает, — продаешь?

Я сказал.

— Дорого. Уступай за рубль семьдесят.

— Так ведь они с ботинками!

— Ну, как хочешь, — и делает вид, что уйти хочет. А та, другая женщина, уже ушла.

Подумал, подумал я и говорю:

— Ладно, берите коньки.

Взял я у Савкиной матери деньги и припустил бегом.

«Все равно, — думаю, — теперь можно в мединститут идти». Скажу: «Вот рубль семьдесят, а тридцать копеек к вечеру принесу». Лишь бы только подождали опыты делать с Джульбарсом.

И еще думаю: «Зачем мать Савке коньки купила? Ведь у него же есть одни! На руки ему что ли вторые надевать и на четвереньках кататься?!»

Мне очень смешно сделалось, когда я представил себе Савку в таком виде, и даже коньков не так жалко стало.

Только от мамы, конечно, достанется.

Примчался я в мединститут, а меня вахтер старик не пускает.

— Куда? — говорит. — Зачем тебе собаку?

Хорошо, тут один студент подошел. Я с ним потом познакомился, Костей его зовут.

Вижу: в военной гимнастерке, лицо доброе. Я к нему. Сразу начистоту все выложил. Так, мол, и так. Надо выручать собаку.

— Верно, надо выручать.

И стал в своих карманах рыться. Только денег не оказалось у него.

— Ничего, — успокаивает он меня, — не унывай. Сейчас раздобудем.

А вокруг нас уже студентки и студенты столпились.

Веселые все такие, вопросы мне задают, а ответов не слушают, — разговаривают, смеются.

Костя сказал им:

— Эй, друзья! Вытряхивай у кого что за душой осталось.

Потом мне:

— Понимаешь, друг, у нас перед стипендией всегда кризис. Но ничего, для такого дела найдем!

И верно: у одной студентки нашлось, другие надавали, кто сколько, и даже вахтер дал.

— Сумасшедший дом какой-то, а не служба, — ворчит дед вахтер.

Но это он нарочно, потому что я вижу, — он тоже смеется.

Эх, и хорошие они там все!

— Я завтра принесу, товарищи студенты, — обещаю я им.

А они смеются:

— Не надо! У нас такая традиция — долги не отдавать.

А другие говорят:

— Мы подождем, когда ты к нам в институт поступишь.

Потом мы пошли с Костей туда, где собаки для опытов содержатся. Это — во дворе.

Там отдельный дом есть. Слышно, тявкают собаки на разные голоса, только не видно их. Оказалось, что в подвале они.

Когда мы вошли, там такое поднялось!

Лают, визжат, тявкают. Их там не меньше полсотни было.

Джульбарса я сразу увидел, зову его, а он бедный, ошалел, не подходит, а потом как кинется ко мне!

Когда Костя увидел Джульбарса, сказал:

— Ну и дурак же твой Савка. Такую собаку продать!

— А то! Еще какой! Только, — говорю, — знаете, Костя, я бы всех собак выкупил, если бы деньги были.

Он улыбнулся и ничего не сказал.

Тут как раз и тот человек подошел, который собак принимает. Отдал ему Костя деньги, а Джульбарса я сразу на свой пояс взял.

Опыта с ним еще никакого не делали.

Мы уже двор перешли, когда, слышим, звонок зазвонил. В институте, значит, тоже, как у нас в школе, — дисциплина.

Костя спохватился.

— Ну, прощай, — говорит, — мне на лекцию пора. Приходи ко мне в общежитие. Подружимся.

Хлопнул он меня слегка по шапке на прощанье и говорит:

— Быть тебе врачом, парень, потому что душа у тебя — человечья.

Вот чудак! Конечно, не собачья, раз я человек.

А Джульбарс теперь у меня живет! Буду его хорошо кормить и учить.

Вот только не знаю, как бы Джульбарса от Савки отвалить, чтобы он его даже на улице не узнавал?

Утро было раннее, место самое подходящее, а вот клева не было. Не хотела брать рыба!

Володя услыхал за спиной чьи-то осторожные шаги. Оглянулся. К нему подходил незнакомый мальчик с длинным золотистым бамбуковым удилищем на плече и сачком, тоже на бамбуковом черенке.

Мальчик остановился неподалеку от Володи и поставил на землю небольшое ведерко.

— Клюет? — тихо спросил он.

Володя отрицательно помотал головой.

— Ты вот что… можно, я рядом? — снова спросил мальчик.

Володя угрюмо взглянул на него, согласно кивнул и взялся за свое удилище. Оно было гибкое, длинное, недавно вырезанное в зарослях орешника.

Когда Володя, вытянув из воды леску, с досадой осматривал нетронутую насадку, он перехватил скептический взгляд, брошенный соседом на его снасть.

«Тоже мне! Заимел бамбуковое удилище и воображает», — с раздражением подумал Володя.

Мальчик открыл было рот, чтобы сказать что-то, но Володя, грозно сдвинув брови, пресек:

— Не болтать, если рыбачить пришел.

Володя натянул потуже кепку и снова забросил удочку и стал ждать.

Скоро мелкая рябь от броска улеглась, и выкрашенный в красную краску поплавок застыл неподвижно, будто приклеенный к зеленоватому зеркалу воды.

Вдруг рядом с поплавком появилась шишковатая голова лягушки. Она недоуменно пучила глаза на поплавок.

«Вот бы тебя по башке», — едва успел подумать Володя, как его удилище, воткнутое в берег, вдруг рухнуло в воду, шлепнув гибким концом по лягушке.

Володя вытащил из воды удилище и снова воткнул его в берег, искоса глядя на соседа.

Шагах в пяти от него мальчик, размотав леску, укрепил в земле рогульку, затем, помяв что-то в пальцах, насадил на крючок насадку и закинул удочку. Свое бамбуковое удилище он поставил на рогульку, слегка всадив конец era в берег.

«На хлеб ловит, — подумал Володя. — И рогульку, гляди-ка, с собой приволок! Конечно, у него удилище в воду не плюхнется, как у меня».

Мальчик сел, поджал ноги, обхватил руками колени и уперся в них подбородком. Он был без кепки. Давно не стриженные светлые волосы падали на лоб до бровей; ветерок слегка шевелил их. Руки с острыми локтями были тонкие, загоревшие дочерна.

Володя отвернулся и снова стал смотреть на уснувший поплавок. Чуть колыхались камыши. Тот берег весь уже светился под солнцем. Редкие синеватые клочки тумана цеплялись за прибрежные кусты. Когда Володя снова взглянул в сторону соседа, кепка его сама собой поползла на затылок: в руках у мальчика отливал золотом порядочных размеров сазан.

«Когда это он?» — удивился Володя.

Он хотел было вскочить и подбежать к счастливцу, но раздумал.

«Дай-ка и я на хлеб попробую», — решил Володя, достал из кармана хлеб, отломил кусок и помял. Но хлеб был немного черствый и рассыпался в руках. Володя смочил его водой и еще помял. Достал из воды удочку, заменил червяка хлебным катышком и снова закинул.