Носитель Z-32 (СИ) - Жеребьёв Владислав - Страница 37

Караван ушел в одну сторону, вольные стрелки в другую. Потянулась команда на базу, на отдых. Обещанные казармы, питание и пара часов сна, подкупить могли любого. Впрочем, в сам городок не пустили, а повернули на территорию рядом, огороженную таким же высоким бетонным забором. Внутри ангары, несколько казарм, вроде воинской части, только без звезд на воротах. Опять КПП и проверка документов, по мнению Вахи, совершенно бесполезная.

— Команде отдых! — Заорал кто-то из старших каравана. — Бойцам по казармам. Фрилансеры, направо, к вам разговор будет.

Таких, что не удивительно, оказалось еще трое, и всех их Ваха знал по именам.

Рядом встал Горыныч, подмигнул.

— Видал? Сейчас нас пробивать будут. Вон как крепко тут с кем-то сцепились, личный состав положили. Сейчас ни посты толком не выставить, не смену дать. Вербовать будут.

— Ты все еще считаешь, что Николаев, это теплое место? — Вставший рядом Гном, скривился, не по душе здоровяку пришлась увиденная картина. — Почему они своих не хоронят? Бросать двухсотых на поле боя, это последнее дело.

— А вот тебя это касаться не должно. — Оборвал Горыныч товарища грубо, почти криком. — Если хочешь мне все карты взбаламутить, то вали вон в казармы, да портянки меняй, а мне эта житуха перекати-поле, уже поперек горла встала.

Вокруг, что за забором, что на лицах, был идеальный порядок. Чистые улочки и выбритые подбородки, ни бород, ни усов. Все бойцы в черных кителях, пострижены по-военному, команды выполняют бегом, и видимо несут службу по-настоящему. Неужели николаевцам удалось сохранить кусочек старого мира, пусть даже в погонах и дисциплине? Если так, то их стоит опасаться, а точнее бояться тех, кто держит все это в руках, и видимо не собирается выпускать.

Командир долго просматривал документы Вахитова, перелистывал толстую тетрадь, прислушивался к своему ларингофону.

— Где служили?

Ваха рассказал.

— Боевой опыт.

Снова не пришлось придумывать. Об острых моментах случилось умолчать, но это, похоже, было не столь важно.

— Норматив пройти надо. Бег, приседания, барокамера…

— Барокамеру-то зачем?

— Отставить разговорчики. Не устраивает, вот Бог, вот порог. Ну? Платят нормально. Трехразовое питание, койко-место, медицинское обслуживание. Девки, опять же, есть незамужние.

О том, что с одной такой, Ваха уже знаком, он пока решил умолчать.

— Так что вам надо?

— Внешний периметр, патруль. Первый край обороны. Проверка документов, конвои.

— А внутри?

Командир довольно заухал.

— Может тебя сразу на подземку перевести?

Слова эти, показались четверке в черном, удачной шуткой, и довольный молодецкий гогот разлетелся по части.

— Да я так. — Ваха пожал плечами.

— Так он, видали. — Командир хмыкнул. — До города еще дослужиться надо. Вон у нас какие орлы землю топчут по несколько лет, а тут ты пришел, такой красивый. Ну?

— Согласен. — Ваха охотно кивнул, понимая, что условия предлагают хорошие, и лучше уже не станут. Тут ни собаками травить не будут, ни в лепрозорий загонять. Лишь бы Хруст со своими ухарцами опять не разошелся.

— Тогда иди, вон, к тому лейтенанту, — рекрутер кивнул за спину, где находился щуплого вида мужичок, в военной форме. Щуплый держал в руках планшет. Иногда что-то пролистывая на нем длинным белым пальцем. — Он твои данные занесет и временный пропуск сделает.

Лейтенант, оказался особистом. Снял отпечатки пальцев, расспросил про юность и первую любовь, задал пару вопросов по Фрейду и другим, странным и одиозным личностям, и под конец, узнав размер одежды и головного убора, протянул пластиковый прямоугольник.

— Вход в город, только в торговую зону. За красную линию не заходить, в двери не ломиться. Зона отдыха тут, тут же и казармы для внешнего периметра. Тут и питаться будете. Сейчас караван уйдет, так что можете заселяться.

Под жилье выделили отдельную казарму, где располагалось еще человек десять. Дежурный сверил пропуска, погнал в каптерку, где щекастый детина, больше похожий на младший командный состав Вермахта, такой же светловолосый и наглый, вытащил четыре комплекта формы, жестом велел переодеваться, а старую одежду запаковал в отдельные пакеты и сложил там же, на полку. К обеду вернулась первая смена. Четверка тех самых парней, что дружно смеялись над сомнительными шутками командования, бодро протопала к оружейке, сбросила стволы. Чувствовали они себя в полной безопасности, и потому начали наглеть. Сдав оружие, умывшись и почистив форму, они сели особняком на кроватях, и в голос принялись обсуждать физиономические особенности вновь прибывших. Особенно досталось Томасу, за импортный внешний вид, да и по всем остальным славно прошлись. Горыныч оказался уродливым недомерком, Гном вдруг превратился в долговязого олигофрена, а Ваху окрестили старым пердуном, что пришлось ему явно не по вкусу.

На обед пошли группами. Тут особой дисциплины тоже не наблюдалось, а вот дедовщина процветала буйным цветом. После оскорблений и унижений, четверка «смертников» решила подкрепить слова действием. Прямо около здания, оторвавшись от коллектива, к авангарду выдвинулся широкий кривоногий тип с раскосыми глазами. Сила в его фигуре чувствовалась невероятная, а глумливая усмешка на губах не сулила ничего хорошего. Не дойдя пары метров, азиат остановился и подбоченившись выдал.

— Вы откуда, убогие?

— От твоей мамаши. — Поделился Горыныч. — Три дня топали, ее жирную задницу обходили.

— А ты смелый. — Азиат кивнул, почти уважительно. — Только на мамашу свой вялый хрен не поднимай. С корнем вырву.

— Чего тебе надо? — Насупился Гном, явно прикидывая, как бы половчей завалить эту гниду. Тройка товарищей кривоногого с интересом наблюдала за ситуацией, готовая в любой момент кинуться на помощь, да и местное командование не дремало. Было понятно, что это была проверка. Стоило вмазать наглецу в морду, первым руку поднять, и выпрут тебя за ворота быстрее, чем ты три раза скажешь «Член ЦК КПСС».

— Значит так, зеленые. Мы тут уже с год чалимся. — Настрой и зековскую терминологию Ваха подметил сразу, и это ему снова не понравилось. — Наших тут недавно положили, большую часть, и теперь такое отребья как вы, слать будут. Нам вы без надобности, тяните свою лямку, и меру знайте. Мы на очереди в город первые стоим, и если кто из вас вылезти вздумает, то я лично прослежу за тем, чтобы этой крысе жизнь медом не казалась.

Личного состава тут был ощутимый дефицит. То ли идти боялись, то ли добиралось не все. Но ближайшие три недели пришлось нести службу в компании этой четверки. Держались они отдельно, разговаривали о чем-то в полголоса, искоса поглядывая на новичков, и вот среди ночи случилось то, чего Ваха давно уже ожидал.

Возвратившись со смены, они с Горынычем поднимались по лестнице в казарму, когда на пути у них вновь появился кривоногий, в компании своего приятеля. Кривоногого звали Хан, а его приятеля, постоянно трущегося рядом, не иначе как Шакалом. Общались они более чем странно. Не как сослуживцы, а больше все походило на разговор сварливой женушки с неверным супругом. Постоянная грызня и сальные взгляды. О гетеросексуальности этой парочки не могло идти и речи.

— Здорово, отребья.

Ваха едва успел уклониться от здоровенного кулака, попытавшегося сломать ему челюсть. На помощь пришел Горыныч. Подставив цевье автомата под удар, он сцепился с Шакалом, и оба покатились по лестнице. Хан рыкнул по-звериному, оттолкнулся от стены и злобно шипя, прыгнул, стараясь припечатать полковника к стене, но не тут-то было. Ожидая чего-то похожего, тот круто ушел вниз, и грузная фигура противника загрохотала по ступенькам.

— А ну?! Вашу мать! — Появившийся на площадке командир взревел злобно. — Совсем охренели! На губу, сгною, всех четверых!

Шакал и Горыныч замерли внизу, Хан тяжело дыша поднялся, вытирая с губ непонятно откуда взявшуюся кровь.

— Вы, двое. Сегодня в ночное охранение, а вы. — Это уже к Горынычу и Вахе, сегодня же к лейтенанту, перед отбоем.