Дети Революции (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 27

Понятно, что на фоне могучей России, находящаяся под турецкой властью Болгария и не могла рассчитывать на большее… Но указывать младшим братьям их место заранее? Большего идиотизма Фокадан не встречал. А ведь именно такие и по сути, только такие славянофилы и пользовались государственной поддержкой.

Робкие голоса народников и искренних патриотов, что следует начать с себя и облегчить положение русского крестьянина и мастерового, отметались как пораженческие и непатриотичные.

— Простите, Ваше Величество, — прервал попаданец самодержца, — что же непатриотического в том, что люди хотят не мифического единства славян когда-нибудь потом, а хорошей жизни для себя и своих детей уже сейчас?

Александр снисходительно улыбнулся и произнёс веско:

— Лишь Великая Идея может объединить людей. Для этого можно и должно жертвовать малым ради большого.

Фокадан покивал, считая в это время до десяти и сдерживая рвущийся наружу мат.

— Полагаю, жертвовать полагается исключительно крестьянам, рабочим и купцам? — Осторожно спросил он, — может, я чего-то не понимаю, но не вижу жертв со стороны дворянства и духовенства.

— Становой хребет империи…

Императора понесло заученными пафосными фразами. Но как! Если бы не тренированный разум попаданца, привыкшего в двадцать первом веке с потоку рекламы, а в веке девятнадцатом к софистике в речах оппонентов, его бы наверное проняло. Речь схематичная, но построена таким образом, что собеседник сам додумывает какие-то детали. И это не считая того, кто произносил речь.

Дворяне, оказывается, служат. Даже те, кто не состоит на службе в армии и не работает чиновником, а всего-навсего проматывает выкупные деньги во Франции. Кадровый резерв и пример благородства, ни больше, ни меньше.

— Со стороны дворян и духовенства жертв не наблюдается. — хладнокровно подытожил Фокадан и тут же приподнял примиряющее руки, виде реакцию собеседника, — Ваше Величество, вас интересовал взгляд со стороны, так ведь?! Не вдаваясь в высокие материи, я не вижу, каким образом дворяне жертвуют чем-либо. Возможно, мне не хватает для этого образования, воспитания или благородства — спорить не буду. Просто подумайте, что обычный мужик, рабочий или купец думает так же — у них ведь нет дворянского воспитания и благородства ведь так?

— У мужика-то? — Губы Александра тронула усмешка.

— Самому смешно, верно ведь? — Не стал выяснять отношения попаданец, — так почему вы думаете, что мужик понимает вас и ваши требования к нему? Он скорее полагает, что есть хороший царь, которому плохие бояре не докладывают всю правду. А как только узнает, так непременно всех накажет, и наградит мужиков за терпение и верность. Если же мужик вас и в самом деле поймёт… боюсь, миф о добром царе и злых боярах канет в прошлое, и встанет в народе другой миф.

— О Свободе, Равенстве и Братстве, которое непременно возникнет в Росси, как только с гильотины покатятся головы монарха, — задумчиво договорил за него Александр, — спасибо, генерал, я понял ваше мнение. Не скажу, что согласен, но в расчёт приму. Опыт у вас есть, да и в психологии низов вы разбираетесь, пусть даже это низы европейские. У русского мужика совсем другое мышление, для него девиз За Веру, Царя и Отечество не пустой звук.

Спорить Фокадан не стал, да и к чему? Доказать свою точку зрения и глупость собеседника в принципе можно, но вот пожелает ли собеседник это понять и главное — принять? Вряд ли… Скорее оскорбится, тем паче Александр искренне верит в эту ерунду, вроде Священной Царской Крови.

Поговорили сегодня, будут ещё разговоры. Авось и проймёт самодержца, задумается над судьбой винтиков Государственной Машины.

— Ну скажи, ведь Православной Рождество лучше? — Докопался пьяненький Алексей Александрович до нового друга, наблюдающего за катающимися с горки ребятишками, среди которых и хохочущая Кэйтлин. К чести Романовых, до определённого возраста дети при Дворе играли вместе, не слишком-то разделяясь на чистых и нечистых.

Это потом уже, лет с двенадцати, потихонечку… а пока вон — с горки катаются малолетние Великие Князья и Княжны, дети высокородных сановников и полотёров — вместе! Толкаются, пихаются, визжат… но никакого деления по чинам! Никому и в голову не приходит воспользоваться служебным положением родителей, получив желаемое.

— Ну скажи, лучше ведь?! — Не унимался моряк, — какой размах, какая ширь! У католиков же скукотища неимоверная, ну!?

— В России — несомненно, — хмыкнул Алекс, — всё ж таки православная страна. В Москве католическое Рождество скучновато — всё ж мало католиков, это сказывается. А скажем, в ирландских кварталах Нью-Йорка ого какой размах!

— С поножовщинами, — съязвил болтающийся неподалёку Николай Николаевич. Будущий Лукавый после некоторых колебаний и проверок на прочность, отнёс Фокадана к верным врагам — тем, с кем нет настоящей вражды, но можно всласть пособачиться, не переходя грань.

— Скажете тоже, — деланно обиделся консул, — больше пяти-шести трупов никогда не бывало! Ну, может потом ещё столько же помирало… но не больше — Рождество ведь!

Алексей Александрович заржал конём, хлопая Фокадана по спине могучей рукой. Засмеялся и Лукавый, чуть отвернувшись. Шуточка для рождественской на грани фола, но актёрский опыт выручил попаданца в очередной раз. Мимика, соответствующая поза… и вот довольно-таки чернушная фразочка кажется уморительно смешной.

Чувствуя, что моряка понесло, консул поспешил удалиться к горкам.

— В кампанию примете? — Серьёзно осведомился он у детворы.

Долговязый мальчонка лет десяти окинул мужчину взглядом и серьёзно кивнул.

— В очереди со всеми стоять.

Скатнувшись пару раз с ледянки и честно отстояв очередь, Алекс всё-таки не выдержал и включил инженера. Добежав до Великих Князей, прокричал возбуждённо:

— Пошли горку улучшать! Простейшие подъёмники не могли соорудить, сейчас всё исправим.

Нетрезвые по случаю окончания Великого Поста, те с охотой поддались на провокацию и включились в работу. Фокадан изначально предполагал использовать князей исключительно как ширму, для мобилизации инструментов, работников и деталей, но поди ж ты… Недаром Николай Второй любил колоть дрова и по отзывам, делал это виртуозно. К сожалению, дальше колки дров его таланты не простирались…

Не только Алексей Александрович и Николай Николаевич младший, но и Сергей Александрович, Владимир Александрович и даже будущий Александр Третий с упоением таскали столбы, вбивали их в землю и протягивали верёвки.

В качестве лошадиной силы поставили парочку гвардейцев — благо, при наличии полиспастов[5] работа не трудная.

— Ну вот, — подытожил он, когда вельможные работники с восторгом протестировали подъёмное устройство, — всё не ноги бить.

— Видно настоящего инженера, — не тая улыбку прокомментировал Александр, будущий Третий, — посреди праздника, заскучав, сделал себе механическую игрушку, причём чужими руками. Учитесь, господа!

Утром открылись двери в Золотую гостиную, и малолетние отпрыски Дома Романовых кинулись к ёлкам[6], разбирать подарки. Счастливая детская речь и умиление взрослых, разворачивающих подарки, купленные детьми на карманные деньги.

Рождественские подарки в семье Романовых нечасто роскошны, скорее личные. Интересный нож или револьвер мужчинам, фарфоровая кукла девочкам. Дети обычно покупали какие-то безделки — карманными деньгами их не сильно баловали.

Фотоальбом или собственноручно нарисованную картину может позволить подарить себе только близкий человек. Вельможи или допущенные ко двору промышленники чаще всего дарили дорогие, но достаточно безликие диковинки, находящие своё место в сокровищнице или в одной из бесчисленных кладовых.

— Сразу видно иное воспитание, — задумчиво сказал император, вертя в руках истёршуюся серебряную подкову с запиской, поясняющей историю оной.

— От консула Конфедерации? — Невнятно отозвался зарывшийся в груде подарков Сергей, недавно вышедший из детского возраста[7] и порой о том забывающий, — там все подарки один другого чудней! Как вам это, отец?