Дети Революции (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 24

Получить приглашение на Рождественскую ель к императору считалось престижным, это подчёркивало уровень доверия. Несколько небольших комнат в такое время признак нешуточного фаворитизма, ещё и обиженные могут найтись.

При заселении мелькнул сам император, сказав пару слов в качестве приветствия. Прислуга, и без того весьма расторопная, взвинтила уровень обслуживания ещё выше, особо поразив Конана.

— Подкрадываются, ну чисто индейцы к часовому, — бубнил он недовольно, — так и хочется за револьвер схватиться, когда этакая морда в павлиньем наряде за спиной возникает. И как удаётся паразитам?

— Потомственные лакеи, — отмахнулся Алекс, — за такие блага они и на брюхе ползать будут с подносами. А что не замечаешь, так это ты обстановкой ошарашен, за пару дней привыкнешь.

— Обстановка… — телохранитель поморщился, — богато здесь, а всё одно опаска берёт — хуже, чем в трущобах. Взгляды у многих такие нехорошие, что так и тянет прибить паршивцев — просто на всякий случай, чтоб не оставлять такое за спиной. Будь мы дома, так нарочно бы ссору затеял, да пристрелил бы, а здесь нельзя… или можно?

— Если нельзя, но очень хочется, то можно, — отшутился попаданец, — а если серьёзно, то нежелательно. Совсем коль припрёт стреляться, разрешу. Но ты учти, при дворе всегда пара десятков бретёров[2] обитают — из тех, кто ничего не делает, кроме как с пистолетом и шпагой упражняется, тем и зарабатывает.

— Знаю таких, командир, — кивнул Конан, — сталкивался ещё дома. Да и не собираюсь я дуэлировать, нервничаю просто, вот и несу чушь.

Подарки на Рождество стали настоящей проблемой — что оно православное, это в общем-то и не беда, но вот что дарить царю и царской семье… и дарить ли вообще, вопрос не самый простой. Ради этого Фокадан написал Юсуповым и маленькая княжна откликнулась более чем неожиданным образом — приехала в гости.

По своему положению, с Романовыми она знакома лично, воспринимая их не столько как императорскую семью, сколько как кузенов. Верным было и обратное. Так что де-юре она приехала в гости к Романовым и нашла время пообщаться с другими гостями.

— Вы правы, генерал, что решили посоветоваться со мной, — мелодичным голосом сказала девочка, входя в покои в сопровождении слуг, — ну, рассказывайте!

Выслушав короткий рассказ Алекса, на секундочку прикрыла глаза и заявила безапелляционно:

— Подарок каждому из членов семьи Романовых недопустим, такое можно только у родственников и близко знакомых людей. Дарить что-то ценное тоже не совсем удачная идея. Генерал, скажите, а у вас в багаже есть экзотические вещи? Знаете — все эти индейские наряды…

Зинаида раскраснелась и стало понятно, что несмотря на всю светскость девочки-подростка, она в сущности ещё совсем ребёнок, которому хочется прикоснуться к чему-то необычному. Коллекции её отца потрясают[3], но это вещи без истории. В лучшем случае — с историей совершенно чужих людей.

— Как не быть, — хмыкнул попаданец, относившийся к подобным вещам с большим пиететом, не слишком-то свойственным хроноаборигенам, — специально вёз, для подарков нужным людям. Нот что из этого уместно для императора, бог весть.

— Доставайте, — залихватски сказала княжна, махнув ладошкой. Окружённая сокровищами, она пыталась вести себя, как и положено наследнице древнего и богатого рода, но то и дело срывалась.

— Божечки, — по деревенски ахнула она, услыхав от Кэйтлин историю о первой убитой пуме, — сколько лет тогда тебе было? Восемь?!

— Я страховал, — негромко сказал отец, умолчав о том, что страховал в данном случае не совсем верное слово. Скорее убил, но ухитрился убедить девочку, что сделала это она, исключительно удачно попав пулей мелкого калибра. Он только добил! — И не я один.

— Всё равно! Так захватывающе! — Зинаида схватилась за щёки, с восторгом глядя на Кэйтлин, — сама!

Прочие вещи из коллекции Фокадана тоже с историями — по большей части несколько раздутыми. Истории эти выдумывались заранее… нет-нет, никаких откровенных врак! Совершенно реальная история с пумой, кому какое дело, что убила-то её не Кэйтлин? Девочка искренне уверена в обратном… столь же искренне она уверена, что самостоятельно обработала шкуру — почти сама! Взрослые просто помогали и советовали…

— А это? — Княжна недоумённо показал на старый револьвер, рукоять которого испещряли десятки зарубок.

— Личный трофей, снял после перестрелки с известного бандита. Тот ещё су… кхм, поганец, но стрелять умел. Зарубки? По числу убитых.

Бросив револьвер, словно использованную пелёнку, княжна осторожно спросила:

— У вас есть менее… кровожадные вещи?

— Подкова вот, — достал попаданец серебряную, изрядно истёршуюся подкову, — в Калифорнии богатые старатели подчас чудят, вот я и подобрал на память.

— Совсем как сибирские, — хихикнула Юсупова, вертя подкову в руках, — вам её очень жалко?

— Нисколько. Вещица памятная, но не особо.

— Замечательно! Подкова на счастье, а тут ещё и серебряная, да с такой историей. Несколько вещиц такого рода подобрать, вот и будет достойный подарок — повод для разговоров, да память о вас.

Подобрав подходящие подарки Романовым, несколько подарков отложили и Юсуповым. После гостевания осенью в их дворце, князей можно назвать пусть не друзьями, но достаточно близкими знакомыми. Зинаиде дочка сделала щедрый подарок, отложив ту самую шкуру.

[1] В России — военный или правительственный курьер.

[2] Профессиональный дуэлянт.

[3] Николай Борисович Юсупов прославился меценат и коллекционер — несложная задача, если получил по наследству колоссальное состояние. Хороший (но никак не выдающийся) музыкант и художник, всю свою жизнь он провёл, вращаясь в придворной и творческой среде. Вкратце его можно охарактеризовать как выдающегося бездельника с творческими способностями.

Рождество 1875 года выходило скомканным, Российскую Империю лихорадило восстаниями, митингами и акциями неповиновения. Сперва полыхнул Кавказ — русские переселенцы неожиданно стакнулись[1] с горцами Кавказа и подали петицию о невыносимых условиях жизни.

Более чем неожиданный ход, и пусть с русскими нашли общий язык дай бог пятая часть горцев, но ведь нашли же! Факт, сильно поразивший попаданца и ничуть не удививший хроноаборигенов. После осторожных расспросов стало понятно, что случай в общем-то не единичный, русские и горцы вполне могут уживаться рядом. Главная причина грызни — начальство всевозможных рангов, действующее по принципу Разделяй и властвуй.

Поданная петиция обернулась для подателей драными спинами и штрафами на переселенческие деревни да взбунтовавшиеся аулы. Штрафы наложили не столько денежные или имущественные, сколько запретительные, подчас довольно унизительными.

Горцы в ответ взялись за индивидуальный террор, причём неожиданно для властей — по умному. Больше никаких глупостей, вроде того, когда за грехи одного чиновника и военного отвечал другой.

Ответный ход русских крестьян оказался неожиданным, в стиле Ганди — они вообще отказались воспринимать власти. Готовность замёрзнуть насмерть всей деревней, чтобы только не возвращаться под власть Антихриста.

Переселенческая программа на Кавказ, и без того буксовавшая, окончательно провалилась. Сотни тысяч убитых, сотни тысяч погибших от голода и болезней — это не страшно российскому чиновнику, это знакомо и понятно. А вот неповиновение, готовность иди на каторгу всей деревней или умирать, но не подчиняться Антихристу, напугало, да ещё как. В стране замаячил призрак религиозной войны.

Бог весть, как так вышло, но среди переселенцев оказалось неожиданно много сектантов. Оказалось даже, что они чуть ли не единственные вызывались ехать на Кавказ добровольно, надеясь увеличить паству. И ведь сработало!

Это дома, на родной Брянщине или Тамбовщине, крестьяне цеплялись за привычное. Даже пропитой сельский попик казался чем-то незыблемым и естественным, столь же родным, как берёзовая рощица. Лишившись корней, переселенцы лишились и немалой части тормозов.