Мстительница - Рейнольдс Аластер - Страница 20

Он постучал костяшками пальцев по белой макушке своего шлема:

– Коротковолновый трещальник. Вот и все, на что можно рассчитывать. Нет ни встроенных сенсоров, ни навигационных проекций. Никакого усиления мощности для остальной части скафандра. Когда оно есть, к нему быстро привыкаешь и теряешь силу, необходимую, чтобы выбраться из затруднительной ситуации, в которой костюм на тебе превращается в тряпку. Никакого энергетического оружия или режущего оборудования. Внутри шарльера все электрические штуковины работают нестабильно, поэтому на них лучше не рассчитывать. Газовые горелки действуют почти всегда. Без электрических насосов и питающих клапанов для системы жизнеобеспечения обойтись трудно, но если они заедают – а это рано или поздно случается, – давления хватает на несколько часов. На обогреватель тоже нельзя положиться. – Он выдавил улыбку. – Мы неспроста стараемся побыстрее войти и выйти. Это спасает от обморожения.

Трисиль сгибала и разгибала пальцы, пытаясь заставить жесткие сочленения перчатки лучше слушаться. Ткань скрипела, словно ее нужно было смазать маслом. Я вспомнила, как Ракамор тренировал пальцы, и поняла почему.

– Шарльер ведет себя согласно графику, – тем временем говорил капитан. – Поле должно отключиться через… Проз?

– Девяносто семь минут, – сказала она.

Я и сама видела, как шарльер постепенно менялся. Трудно было не увлечься этими переменами, проходя мимо какого-нибудь иллюминатора, выходящего в нужную сторону. Танец узоров на темно-красной поверхности ускорился, спеша к завершению. Поверхность мира все сильней проступала сквозь поле. Под энергетической оболочкой скрывался каменный шар, не так уж сильно отличающийся от Мазариля.

Когда все были готовы, наступило время для быстрого тоста за успех вылазки, рукопожатий и похлопываний по спине, а затем экспедиция собрала свои шлемы и направилась к носу корабля. Остальные потащились следом. Ракамор, Казарей и Мэттис вошли внутрь катера, и шлюз закрылся. Трисиль и Жюскерель надели шлемы, дважды проверили герметичность и запас дыхали, прошли через другой шлюз в док, где располагался катер, и принялись отцеплять его от люльки.

«Рот» корабля открылся. Трисиль и Жюскерель налегли на рычаги, выталкивая катер из дока. Он медленно пришел в движение, хвостом вперед, и Ракамор его направлял, включая и выключая двигатели. Как только катер покинул «Монетту», Трисиль и Жюскерель воспользовались собственными газовыми пушками, чтобы добраться до него и подняться на борт. Все происходило в тишине, будто некий сложный балет репетировали без оркестра.

Они улетели. Мы наблюдали, как катер отходит от «Монетты», оставаясь под нами, пока корабль вращался по орбите, прокладывая спиральный курс, как часовая пружина. Катер выглядел серебряной пулей, потом серебряным дефисом, а в конце концов – просто яркой отметиной на поверхности шарльера.

– Пятьдесят минут, – сказала Прозор.

– А что случится, если они достигнут поверхности шарльера до того, как она откроется? – спросила я Триглава, одного из нас пятерых (кроме Гарваль), кто остался на корабле.

– С точки зрения шарльера? – Коротышка потер безволосую голову, словно она нуждалась в полировке. – Ничего особенного. Возможно, Прозор придется немного выправить расчеты, но для ауспиций такое не будет иметь ни малейшего значения.

– А с их точки зрения?

– Говорят, это не больно.

– Ты не переживаешь, что Трисиль отправилась с ними? – спросила Адрана.

К тому времени мы уже поняли, что эти двое вместе: они были единственной парой на корабле, о которой мы знали.

– О, я бы предпочел не выпускать ее из виду. Но правда в том, что я разбираюсь в ионных системах и больше в этой костяной коробочке ничего не помещается. В шарльере я бы просто путался под ногами. Нет, пускай Трисиль занимается своим делом, а моя работа – доставить ее домой в целости и сохранности в конце экспедиции. Мне этого достаточно. А вы в курсе, что тут происходит?

– В общих чертах, – сказала я.

Триглав почесал одно оттопыренное ухо и сказал:

– Когда Мэттис открывает дверь, Трисиль может войти в комнату, полную трофеев возрастом в миллион лет, бросить на них один взгляд и тут же решить, стоит ли с ними возиться. Трисиль говорит: время накапливается в старых вещах, словно пар в чайнике, и ему нужно выйти. Старые вещи – по-настоящему старые! – трещат по швам от времени, которое их переполняет. И знания Трисиль берут свое начало не в книгах или музеях. Заговорите с ней об Одиннадцатом Заселении – она ответит непонимающим взглядом. Спросите ее про Совет Облаков или Империю Вечно Набегающих Волн – и тут она схватит вас за руку и расскажет тысячу баек, которых вы никогда не найдете в Зале Истории.

– Что самое ценное вам случалось найти в шарльере? – спросила я.

– Найти или вынести оттуда? – уточнил Триглав.

– А есть разница? – встряла Адрана.

– Расскажи ей про двигатель, – сказала Прозор с таким видом, словно разговор был путаницей проводов и один ненужный она только что перерезала.

– Он был размером с бак для воды – этакая позеленевшая бронзовая штуковина со всякими трубками на поверхности, – сказал Триглав. – Игрушку явно не обезьяны делали. Может, клыкачи или жукоглазы. Мы даже не пытались ее запускать.

– А кто-то попытался? – спросила я.

– Да, на одном сферическом мире под названием Проспераль, где-то в средних процессиях. За свои старания они получили дыру, просверленную до самого центра своего каменного шарика. – Триглав скорчил гримасу, напоминающую печальную улыбку. Он был похож на клоуна, который пытается изобразить эмоцию, противоположную той, что нарисована на его лице. – Урок заключается в том, что играться с находками – не наше дело. Мы их нашли, нам за это заплатили… Лично мне этого достаточно.

– Я-то думала, в тебе больше любопытства, – заметила Адрана.

– Любопытничать пусть будут разумники, которые сами не понимают, когда им достался хороший трофей, – возразил Триглав, почесывая под челюстью. – Я доволен своей судьбой. Есть участи гораздо хуже, чем быть лысым коротышкой-инженером на солнечном паруснике, пусть даже этот парусник никого из нас не сделает богачом.

– Ну и славно, – проворчала Прозор. – Потому что ты здесь застрял насовсем.

Мы все еще говорили о шарльерах и штуковинах, которые можно найти внутри, когда в комнату вошел Хиртшал. У парусного мастера была привычка обрывать любой разговор без единого слова. Он дернул заросшим подбородком в сторону иллюминатора, даже не потрудившись задать вопрос.

– Пять минут, – сказала Прозор. – Хочешь место в первом ряду, Хиртшал?

Он стоял, скрестив руки на груди, с таким холодным и суровым видом, словно ничто в мире не могло заинтересовать его в меньшей степени.

– Нет.

Катер был уже совсем близко от поверхности шарльера, но с помощью телескопов и биноклей мы все еще могли за ним следить и видели, как серебряная крупинка скользит над мерцающей рубиново-красной поверхностью. За последние несколько часов Прозор раз или два заглянула в свои книги, но ничто не дало ей повода изменить расчеты. Шарльер теперь менялся так быстро, что у меня кружилась голова, когда я смотрела на него.

– Рэк должен держать руку на пульте управления ракетными двигателями, – тихо прошептал Триглав. – Если шарльер не откроется, когда надо, он резко развернется – по катеру вдарят пять джи – и прощайте, заклепки.

– Надеюсь, у него хватит горючего, – сказала я.

– Более чем. Помни, он рассчитывает, что обратно повезет не только экипаж.

Я ожидала чего-то впечатляющего в момент открытия шарльера, но, по правде говоря, испытала легкое разочарование. Отрезки времени, на протяжении которых расположенный под нами мир делался все более отчетливым, становились длиннее, и… Внезапно он остался таким насовсем, а рубиново-красное поле исчезло.

Мир был в точности таким же, как Мазариль, – точнее, еще менее интересным. Его каменный лик покрывали кратеры, хребты и расселины, и взгляд не мог зацепиться даже за небесные оболочки, укрывающие города.