Вдова Его Величества (СИ) - Демина Карина - Страница 1

У свободы был вкус горелого пирожка, запивать который приходилось горьковатым и явно подбродившим компотом. По пальцам стекал жир, грозя добраться до кружевного манжета, и Катарина, оглядевшись и убедившись, что никому-то здесь не интересна, торопливо слизала каплю.

Зажмурилась от удовольствия.

Нет, жир горчил и жарили на нем явно не первую порцию этих вот пирожков. И оттого горечь его пропитала тесто, а на золотистой корочке то тут, то там появились весьма характерного вида точки. Но само понимание, что она может вот так взять и облизать пальцы…

Душа пела.

Сердце колотилось.

И только желудок опасливо заурчал, предупреждая, что привык к совсем иной еде.

— Дорогая, — мьесс Джио к пирожкам отнеслась с некоторой долей предубеждения, а компот, понюхав, и вовсе отставила в сторону. — Не подумай, что я собираюсь критиковать твой выбор, хочу лишь напомнить, что следующая остановка лишь в Бристоне, до которого, если память мне не изменяет, более двадцати миль.

Катарина икнула.

Она помнила.

Она прекрасно все помнила и даже осознавала, что эти двадцать миль в почтовой карете покажутся ей вечностью, и что не стоит усугублять ситуацию, вот так пробуя весьма сомнительного свойства пищу, но и отказать себе в этакой малости Катарина не могла. Более того, промычав в ответ что-то невнятное, она вцепилась в пирожок зубами, и тесто лопнуло, правда, не с той стороны, где ожидалось, и горячее повидло потекло на пальцы, а с них не замедлило плюхнуться на юбку.

Что ж, следовало признать, что и у свободы имелись свои недостатки.

Мьесс Джио молча протянула платок.

— Благодарю, — Катарина позволила себе еще одну вольность, ответив с набитым ртом. Но пятно платком прикрыла.

И пирожок доела.

И даже без компота. Пирожок ладно, а вот с компотом и вправду не стоит. Целительские амулеты далеко не со всякой напастью справиться способны.

— Не сожалеешь? — поинтересовалась мьес Джио, забираясь в карету. Та была огромной снаружи, но при том удивительно тесной и душной изнутри.

Жесткие лавки стояли столь плотно друг к другу, что Катарина невольно касалась других пассажиров не только руками, но и коленями, что, кажется, весьма радовало пухлого господина, устроившегося напротив. Во всяком случае, он поглядывал на Катарину с немалым интересом и время от времени даже подкручивал кончики великолепных усов.

Или вот доставал часы.

Откидывал крышку.

Глядел задумчиво, не столько интересуясь временем, сколько используя возможность продемонстрировать собственное состояние. Часы были позолоченными, а цепочка, может статься, даже золотой. И сей факт весьма заинтересовал соседку Катарины, женщину дебеловатую, степенную, обожающую рюшечки и трех дочерей, имена, да и подробности жизни которых, скоро узнали все, не зависимо от своего желания. Больше всего доставалось господину, но он не злился, а напротив, явно чувствовал себя польщенным.

Интересно.

И странно.

Странна теснота. Запахи, которых становится все больше. Многие неприятны, но Катарина согласна терпеть. И даже не тянется за платком, что пропитан розовой эссенцией. Она разглядывает этих людей, столь необычных и непривычных, что даже страшно.

Как она будет среди них?

Вот так просто… взять и жить? Она уже забыла, что так можно.

— А вы, стало быть, вдова? — женщина переключила внимание на Катарину. — И давно?

— Давно, — сердце екнуло.

А вдруг…

И тут же Катарина одернула себя. Это просто разговор. Обыкновенный. Не стоит искать в нем скрытых смыслов.

— Шесть лет.

— Сочувствую, — без толики сочувствия сказала женщина. — Сколько вам лет?

— Двадцать семь, — и здесь Катарина не лгала.

Какой смысл?

Женщина пожевала губами, будто решая, стоит ли тратить на Катарину собственное время и драгоценное мнение, но все-таки снизошла.

— И стало быть, сирота?

— Почти. Тетушка… вот… имеется.

Упомянутая тетушка приподняла кружевной платок и кивнула, обозначая, что она и вправду имеется.

— Печально, печально… у меня есть одна знакомая, — женщина наклонилась, почти легла на колени пухлого господина, чье лицо вытянулось, то ли от удивления, то ли от возмущения. То ли просто от страха не совладать с внушительными достоинствами случайной знакомой.

Этак ведь и раздавить человека можно.

— У нее весьма обширные знакомства, если вы понимаете… — громким шепотом произнесла женщина.

Катарина не понимала, но кивнула.

— И она весьма охотно способствует устройству личного счастья…

Господин крякнул, а Катарина с трудом удержалась, чтобы не сказать, что ее счастье однажды уже устроили. Хватит.

— И если пожелаете…

На нее уставились, ожидая ответа. Фыркнула мьесс Джио, а Катарина, потупившись, пролепетала:

— Понимаете… я… я так любила мужа… я до сих пор забыть его не могу.

И подхватила слезинку.

— Ну и дура, — спокойно ответила женщина, возвращаясь на место.

Как есть.

Полная.

Кто еще добровольно променяет великолепный дворец на захолустный городишко? Откажется от титула и состояния, что стоит за этим титулом? Власти? Привилегий?

Ночных кошмаров.

Страха, что однажды она, Катарина, станет слишком заметной фигурой, и тогда… дворцовые лестницы круты, а коридоры темны. И слабой ли женщине справиться с тварями, что в них обретают?

Нет, нет…

Она отвернулась к окошку, крохотному и мутному, будто сделанному специально для того, чтобы подразнить. За ним проплывали поля и какие-то домишки. Колеса грохотали. Карета тряслась. И хотелось закрыть глаза и уснуть. Усталость навалилась сразу и вдруг. И руки задрожали, накатил привычный ужас, лишая самой способности двигаться, оставив одно желание — сползти на грязный пол и забиться под лавку. Но теплое прикосновение мьесс Джио вернуло способность дышать.

И считать.

Один — аметист. Хороший камень для целительских амулетов, но не терпит серебра, начинает болеть и мутнеет. А вот на платине, напротив, раскрывается.

Аместистами были украшены браслеты, которые надевали королеве на руки. И на ноги. До того, как эти руки и ноги украсились иными узорами. Браслеты древние, тяжелые и больше всего напоминают кандалы. И Катарине знает, что эти браслеты вполне могут смениться настоящими кандалами.

Если она даст повод.

— Закрой глаза, дорогая, — мьесс Джио умеет говорить так, что призраки отступают. — Поспи, нам далеко еще… хорошо, если дотемна доберемся.

— А куда вы направляетесь?

Этот голос звучал откуда-то издалека, Катарина заставила себя слушать не людей, а карету. Скрип дерева. И стон металла, который тоже умеет уставать.

Скрежет.

Постукивание.

Слабый треск дорожного амулета, призванного облегчить вес этого чудовища на колесах. Но амулет устарел, да и не заряжали его давненько, вот и работал он едва ли в треть силы.

Ничего.

Доберутся. А что к ночи, так оно и лучше… она все-таки заснула и оказалась в своих покоях. Огромное пространство, кровать под тяжелым балдахином. Шерстяные тюфяки придворных дам, которым выпала высокая честь дежурить этой ночью. Севилла сидит в одной ночной рубашке, слишком откровенной, чтобы это было прилично. Но она плевать хотела на приличия. Она ждет. Слегка подогнула одну ногу, вытянула другую. Волна светлых волос разметалась по обнаженным плечам. На фарфоровом личике застыло выражение счастья.

Она надеется, что ее заметят.

И Катарина тоже надеется. Она готова принять новую фаворитку и уступить ей нынешнюю ночь, как и все последующие. Правда, Севилла не ограничится статусом фаворитки, она, как и многие, мечтает стать королевой.

Девятой.

Это ведь несложно.

Его шаги слышит не только Катарина. Тяжелые. Медленные.

Ворчание.

И ругань. И стало быть, нога болит сильнее обычного. И может быть, настолько, чтобы… но нет, он останавливается перед дверью. И Катарина делает вдох. Она сползает с кровати, готовая приветствовать супруга и повелителя.