Спасительная близость (СИ) - Алекс Адриана - Страница 22

– А что, дома нет еды?

– Ты забыл, к кому пришел. В моем холодильнике только йогурт и пакет молока, – сказала Иветта, рисуя у него на груди невидимые знаки.

– Хреновая ты хозяйка.

– И не говори, – вздохнула Иветта, но Дима сомневался, что она об этом не сожалеет. – Дим, я…

– Что? – спросил тот, когда Иветта оборвала себя на полуслове. Смущаться чему–то было не в ее правилах.

– Костя всегда будет третьим?

– Ты хочешь его кем–то заменить?

– Нет, я не об этом, дурак! Просто… Я хочу быть только с тобой, – покусав губы, сказала Иветта. Это была заявка на более близкие отношения и Дима насторожился. – Я больше не хочу спать с твоим братом.

– Если все так серьезно, скажи Косте об этом, – предложил Дима, глядя на девушку.

– А тебе самому… Все равно?

– В принципе, да, – ответил Дима и поднялся с постели. – Но если тебя это напрягает, поговори с братом. Он, конечно, обидится, но я думаю, переживет это.

– А если бы на его месте был кто–то другой? – продолжила допытываться Иветта.

– И чтобы это меняло? – пожал плечами Дима. – У нас свободные отношения, ты не моя собственность, чтобы я тебя в чем–то ограничивал или желал твоей верности.

– С Леной было бы так же? – поднявшись и подойдя к нему, спросила Иветта.

– Нет, Лена это вообще другое, – ответил Дима и у него испортилось настроение. – Здесь даже сравнивать нечего.

– Почему же? – заглядывая ему в глаза, глухо спросила Иветта.

– С ней я хотел прожить всю жизнь, а с тобой я просто хорошо провожу время, – сухо сказал Дима. Ему не хотелось вспоминать о Лене, тем более в компании другой женщины.

– И у меня нет шансов подняться по карьерной лестнице? – спросила Иветта и в ее тоне послышалась горечь.

– Ив, зачем все так усложнять?

– Я подумала, что у нас может получиться что–то серьезное, – сказала Иветта. – Что мы можем стать огненной парочкой, ведь мы так хорошо друг друга знаем.

– Именно поэтому. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы сразу понять, что у меня никакого желания делить с тобой крышу над головой, – ответил Дима. – Прости, если это прозвучало грубо, но наше общение никогда не было нежным и трепетным.

– Это правда, – кивнула Иветта и погрустнела.

– Одевайся, пойдем ужинать.  

Иветта ничего не ответила и направилась в ванную. Дима еще раз проверил телефон. Сообщений от Рады по–прежнему не было. Что ж, он не будет унижаться перед ней. Если она когда–нибудь захочет с ним пообщаться, он с ней поговорит, но сам первый шаг делать не станет. Да и нужна ли она ему на самом деле?

Ночь с Иветтой прошла бурно. После ужина они занимались сексом в парке, а потом катались на мотоцикле по ночному городу. Дима снова чувствовал себя беззаботным и счастливым, словно ему было двадцать два. Это пьянило его, вышибая все прежние мысли из головы. Он знал, что утром все вернется на круги своя, но сейчас он хотел быть свободным и проживать жизнь каждой клеточкой тела.

Под утро они приехали к Иветте домой и завалились спать. Дима написал Максу, что скорее всего, в кафе придет не раньше обеда и до этого времени вся ответственность на нем. Выключил мобильный и тут же провалился в сон.

– Тебе звонили из больницы насчет твоего друга Соломона. Его перевели из реанимации в палату. Можешь его навестить, – сообщил Диме Макс, когда тот к четырем часам дня наконец появился на работе.

– Непременно навещу, – открывая почту, откликнулся Дима.

– Я так полагаю, Иветта снова тебя победила, – усмехнулся Макс.

– С чего ты взял? – насторожился Дима. Ему не хотелось, чтобы знали, что после всего, что было он снова спутался с этой девицей. Ему было стыдно, что он такой слабак и повелся на ту, кто однажды уже подставила его. Это было глупо и попахивало мазохизмом.

– От тебя разит ее духами,– поморщившись, сказал Макс и демонстративно обмахнулся папкой.

– Ты запомнил, какие у нее духи? – удивился Дима.

– Меня от них тошнит, тут даже запоминать не приходится, – сказал Макс и стал напряженным.

– Что–то еще? – догадался Дима.

– Я хочу уволиться, – сказал Макс.

– Ты с ума сошел?

– Для меня каждый выход из дома – подвиг. Я пока не наглотаюсь таблеток, не могу выйти, – с тоской сказал Макс. – Я только больше не могу. У меня не осталось сил бороться. Можешь считать меня трусом.

– Я не знаю, что ты чувствуешь, поэтому не могу судить, каково это – быть в твоей шкуре, – медленно проговорил Дима. – Но как ты собираешься жить дальше? Никогда не выходить из дома? Полностью спрятаться в четырех стенах?

– Я не знаю.

– Возьми отпуск, – предложил Дима. – Отдохни, разберись в себе. Я не хочу тебя увольнять, понимаешь?

– Я и сам не хочу уходить, – вздохнул Макс, глядя в пол. – Просто устал, как собака. От врачей пользы никакой, лекарства помогают лишь на время. Мне кажется, что я потерян для этого мира.

– Я думаю, это временно, – сказал Дима. – Это то, что нужно перетерпеть. Моей бабушке очень помогла йога. Может тебе тоже попробовать? Или бассейн? Я не эксперт, но мне кажется, что ты потерял веру в себя. Твоя вера в собственную уязвимость затмевает все остальное.

– Но разве это не так?

– Мы все смертны и это большой косяк вселенной, – сказал Дима. – Но если думать только об этом, все счастливые мелочи жизни пройдут мимо. Страх не стоит этого. Рано или поздно все равно все закончится. Так какой смысл умирать раньше времени?

– Если бы я только знал, – вдохнул Макс. – Ладно, я подумаю над этим.

Он спрыгнул со стола и вышел из кабинета.

Прежде, чем пойти в палату к Соломону, Дима решил поговорить с его врачом. Его тревожило состояние старика. Что с ним будет, когда его выпишут? Как он будет ухаживать за собой? У Димы был только один вариант –нанять ему сиделку.

– Добрый день,– заглядывая в ординаторскую, сказал Дима. – Я по поводу Солома Евгеньевича…

– Вы его сын? – глянув на него исподлобья, спросил врач, мужчина лет сорока.

– Племянник, – на всякий случай соврал Дима. 

– Его сын знает, что с ним случилось? Он все время про него спрашивает, – вздохнув, сказал врач.

– Я не смог с ним связаться.

– Понятно. Ну мне вас особо нечем порадовать. Состояние организма оставляет желать лучшего, о полном восстановлении речи нет, но можно поддерживать хорошим уходом, – сказал врач. – Но на это нужно целенаправленно тратить время и не пропускать ни дня. Режим, прием лекарств, упражнения.

– Не вопрос, я все устрою, – сказал Дима, прикидывая, где нанять сиделку. Может быть, Рада помогла бы ему в этом вопросе? Черт! Он же решил, что не будет вспоминать о ней! – Когда его выпишут?

– Дней через десять. Постарайтесь не волновать его лишний раз.

– Сделаю все возможное, – пообещал Дима.

Соломон выглядел неважно. Кожа на висках была желтоватой, глаза впали. Морщин на щеках прибавилось, а седые волосы были всклочены, как у юного сорванца. Он дремал, но услышав шаги Димы, приоткрыл глаза и робко улыбнулся.

– Как приятно снова видеть знакомое лицо! – хрипло сказал Соломон. Дима протянул ему руку и он вцепился в нее холодными пальцами. – Как дела, милый?

– Вот вы встанете на ноги, и будут совсем прекрасно, – сказал Дима.

– Ты говорил с Борькой? Он знает, что я на больничной койке валяюсь?

– Да, он в порядке, только занят очень, – снова соврал Дима. Его ненависть к этому парню стала еще сильнее. И он не смог ему дозвониться, чтобы сказать, что его отец болен.

– Он вечно в какой–то движухе участвует, – сказал Соломон и посмотрел в потолок.  – Все время в делах… Не злись на него, ладно? Все молодые хотят быть свободными и впитать в себя эту свободу по–максимуму. Не зависеть ни от кого, стерев из памяти детскую беспомощность. Эйфория рано или поздно закончится и встреча с реальностью будет неизбежна, но этот полет… Он должен быть.