Роковое влечение (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 25

— Это военный корабль, мадам. До прибытия в порт, вы должны находиться в каюте.

Он больше не улыбался и голос звучал твердо, а когда я попыталась сбежать, и вовсе взял под локоть и вернул на место, закрыв дверь.

— Хотя бы скажи, что он в порядке?!

Ответом мне была тишина. Просидев какое-то время у круглого окна, где за толстым стеклом виднелась лишь бескрайняя гладь океана, я решила поесть. После чего все-таки сходила в туалет и кое-как умылась. Со своим новым знакомым больше не общалась, так как поняла, что он мой стражник, а не друг.

В течение дня ко мне приходили медсестры и врач. В медпункт больше не водили, думаю, мой новый «друг» доложил, что я пыталась найти Антонио, поэтому они принесли свой медицинский чемоданчик ко мне в каюту, решив не таскать лишний раз по кораблю любопытную русскую. Делать было нечего, поэтому я топталась от иллюминатора к двери, считая синие полоски на полу.

От мысли, что Антонио могут пытать, физически или эмоционально, все моё нутро холодело. Я должна была знать, что с ним все хорошо. Но если они считали его преступником, то ему не поздоровится. Они могли бы спросить у меня, но никто не интересовался, как именно мы оказались на острове. А ещё неплохо было бы прояснить, что это за корабль и куда нас везут. Мои вопросы военные упорно игнорировали.

Наконец-то в иллюминаторе появились порт и пришвартованный к выносному пирсу крейсер. Не успел корабль причалить, как за мной пришли какие-то люди, сообщив, что на земле меня ждёт представитель российского посольства. Именно русские отвезут в больницу, где меня осмотрят ещё более тщательно, возьмут анализы. А затем посольство организуют мою отправку на родину.

— Сколько можно меня осматривать? Мне нужно поговорить с Антонио! — огрызнулась я.

Мужчина и женщина переглянулись, перебросившись несколькими фразами по-индонезийски. «Плавучая тюрьма» окончательно стала на якорь. И мне выдали странную белоснежную одежду, по всей видимости, сшитую из остатков простыни. Всучили что-то вроде костылей, и в сопровождении двух военных я поковыляла к выходу.

— Пожалуйста, позвольте мне просто поговорить с ним, мне очень нужно. Разве вы не должны помогать иностранным гражданам, хотите денег? У меня есть сбережения дома, я вышлю вам.

Но меня продолжали игнорировать, мы спустились на самый нижний ярус корабля. Стоя на палубе и наблюдая за подготовкой трапа, я обернулась.

Взглянув вверх, туда, где торчали дула орудий. Сердце остановилось, гулко стукнуло раз, потом еще один, накладывая удар на другой, гулко отдаваясь болью в висках. На два яруса выше, в окружении нескольких военных, стоял Антонио. И он не был прикован или связан, на нем не было даже наручников.

Знакомую широкую грудь обтягивала обычная черная майка, руки Антонио засунул в карманы брюк цвета хаки. И когда он повернулся ко мне, просто взглянув вниз, я помахала ему, не веря своему счастью. Видимо, он смог обмануть их, рассказав другую историю. На моих глазах блестели слезы, я рвалась к нему. Но меня подталкивали к трапу, упорно разворачивая.

Я кричала «Антонио», продолжая размахивать руками, отпихивала военных, но те говорили всего лишь одно слово «шок», и снова вели меня к трапу. Пытаясь вырваться, билась словно пойманная птица до тех пор, пока военные не применили силу, выпроваживая меня с корабля.

А Антонио отвернулся и просто ушёл с палубы…

Не понимая, что это значит, я пришла в ужас… Антонио просто отрекся от меня, выкинув, как ненужную вещь. Его никто не держал силой, он позволил им увести меня прочь. Моё потрясение перешло в глубокую фазу шока. И я почти упала в обморок, оказавшись в объятьях незнакомой женщины, что говорила со мной на русском языке. На ней был строгий брючный костюм и эмблема российского флага на груди.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чуть позже я осознала, что вокруг нас щелкали камеры.

— Мы подняли все службы, когда узнали, что пропала гражданка нашей страны и мы безумно рады, обнаружив вас живой.

Перед моим лицом щелкали фотоаппараты, а я ничего не видела, кроме лица человека, который просто отвернулся и ушел. Человека который спас меня, подарил шанс на жизнь, человека, в которого я влюбилась…

— Ульяна, Ульяна, Ульяна!!!

Кричали с разных сторон журналисты, пока мне помогали усаживаться в машину.

— Как вам удалось выжить на острове в одиночестве?

Я застыла на месте, не понимая, о чем они говорят. Как так? Со мной же был Антонио. Я не была одна. Но, похоже, у них совсем другая информация.

— Это невероятно, — хлопал меня по спине представитель посольства, — такая хрупкая девушка и смогла в одиночестве выжить на необитаемом острове.

Автомобиль посольства двигался с черепашьей скоростью. В окна машины заглядывали: кто-то просто улыбался, другие фотографировали и даже стучали в стекла. Я вздохнула с облегчением, когда мы наконец выехали на трассу.

— Постарайтесь не отвечать на вопросы прессы, — настаивала представитель посольства, сидевшая по правую руку от меня. — В больнице ни с кем не разговаривайте, ни о чем, кроме вашего самочувствия. Вы можете навредите нам всем.

А я не ответила, потому что смысла общаться не видела, как и думать о журналистах. Мне бы так хотелось, чтобы женская гордость спасла меня от унижения тосковать по нему, но она молчала. Гордость предательски уснула, уткнувшись носом в подушку и, кажется, почти не дышала.

Самое главное, что меня спасли! Я осталась жива и совсем скоро буду дома! Уговаривать себя, гнать мысли о нем — вот чем я буду заниматься всю дорогу обратно.

В автомобиле царила духота, голова гудела, в уши будто набили ваты, а тело ощущалось совершенно чужим. Что может быть страшнее для молодой влюбленной женщины? Я не нужна тому, кто нужен мне… Ну вот не нужна и все! И ничего с этим не поделать. Он принял решение, что разойтись в разные стороны самый лучший для нас вариант. Наверное, я перепугала его своим идиотским признанием.

Покачав головой, я зажмурилась, сжав голову руками. Мне ничего неизвестно. Нам не дали поговорить, возможно он все же пленник…

«Не дали поговорить?», — посмеялась сама над собой.

А может просто кто-то не пожелал со мной общаться? Тони свободно расхаживал по короблю. Никто его не связывал и под дулом винтовки не держал. Господи, да он мог хотя бы махнуть мне рукой, а не делать вид, будто мы незнакомы.

— Все нормально, все уже хорошо! — развернула меня к себе все та же женщина — представитель посольства.

Она вытерла влагу с моих щек, а я даже не заметила, что плакала. Нужно скорее собирать себя в кучу и продолжать жить дальше, как раньше. Всю дорогу меня терзали мучительные сомнения.

Местная больница гудела словно улей, и я не удивилась, если бы узнала, что на одного врача здесь приходилось не меньше полторы тысячи человек населения. Просиживая часами на койке, разглядывала одну и ту же точку на стене. Кто-то выцарапал свое имя, и я пыталась придумать зачем.

Потеряв аппетит, бездумно ковырялась в больничной еде, выслушивая домыслы доктора о том, почему мои анализы не слишком его радуют. Но ничего серьезного они так и не нашли. И я была рада покинуть набитую до отказа палату. Сумма за оказанную медицинскую помощь оказалась серьезной, но страховая компания уверила, что направит в клинику гарантийное письмо об оплате расходов.

Меня выписали, и я вернулась в свой гостиничный номер. Как будто ничего не изменилась. Все те же бежевые стены, подушки с зигзагообразным рисунком, мягкий пуфик в углу и белая орхидея на подоконнике.

Расстегивая молнию сумки, с которой прилетела на отдых, перебирая свои вещи, разглядывая паспорт, мне не верилось, что я провела столько дней вдали отсюда, а теперь все вернулось обратно. Это время выпало из моей жизни, пропало куда-то, а на его месте образовалась пустота, которую нечем заполнить. Словно я прожила целую жизнь, другую, не мою.