Поцелуй вслепую (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 40

— Я хочу оттрахать тебя прямо сейчас. И я не уверен, что закрыл входную дверь в квартиру. И если вернется Ольга, примчится твоя мачеха или заявится на разборки отец, — он сделал многозначительную паузу, горячо ухмыльнувшись, — то извини.

— Боги, да ты извращенец, Юрьевич, — игриво промурлыкала я, потершись о его бедра.

Я тихо рассмеялась, а Сергей жадно лизнул мои губы. Сильные мужские руки грубо содрали с меня джинсы, ткань повисла на одной ноге. Снять одежду целиком было некогда.

- Я с ума схожу по тебе, — мучительно и очень сладко коснулся он кончика моего языка.

Внутри что-то вспыхнуло. По телу поползли мурашки от слов, от взглядов и прикосновений. И я испытывала нечто подобное, невыносимо прекрасное, очень сильное чувство, на грани помешательства. Кажется, мы так и не поели, истощенные навалившимися на нас бедами, мы должны были заняться, наконец-то, ужином, но кого волновала еда, когда язык Сергея медленно, но очень настойчиво изучал мой рот, а руки уже ласкали самое чувственное местечко на моем теле. Обхватив ногами бедра своего мужчины, я прогнулась в спине, подставляя грудь, даря своё тело ему. Сергей грубо дернул чашечку лифчика вниз, сжал зубами сосок, потом погладил, потянул, снова укусил, ударил самым кончиком языка по вершине.

Тело пронзило стрелами острого удовольствия. Я едва уловила звук шелеста упаковки презерватива. Он толкнулся в меня без предупреждения, резко, болезненно, но так восхитительно. Сережа больше не держал в объятьях, он уперся руками о столешницу с двух сторон от меня и входил все глубже, раз за разом сильнее, еще… Чтобы вышибить из головы все мысли, чтобы стало не стыдно, не страшно, не больно, чтобы все исчезло, и остались только мы. Да и был ли кто-то еще кроме нас?

Резче, сильнее, дурея от этих плавных, почти магических движений. Я не сдержалась, стянула мужскую рубашку и укусила его за плечо, чтобы почувствовать полнее, чтобы присвоить этого мужчину себе. Обезумев от свойственного только ему, терпкого запаха кожи. Мой, только мой, не отдам никому. Но он кажется даже не заметил, вбиваясь в мое тело с глухой обречённостью и дикой страстью.

Освобождение пришло быстро, мышцы свело от удовольствия, не сдержав рвущийся из горла крик, я затряслась от удовольствия.

- Ты никуда не пойдешь, — возвращая себе равномерное дыхание, прошептал Сергей, тронув мои волосы, даря странно контрастирующее со всем остальным ласковое касание.

Наши сердца бились в унисон, я сидела на столе, прижимая к себе своего мужчину, вцепившись в него руками и ногами.

— Конечно, не пойду, я ведь еще не поела.

Сергей звонко шлепнул меня по попе и рассмеялся, властно сжимая мои голые ягодицы. А потом он слегка отстранился, взглянул мне в глаза и положил ладонь на затылок, притягивая ближе. И наши губы соединились. Сейчас Сергей прикасался ко мне нежно, трепетно, почти поклоняясь нашему поцелую.

Что это, если не признание? Иногда не нужны слова.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Разглядывая абсолютно голую, спящую Вику на своей кровати, я испытывал очередной прилив желания. Но на душе было неспокойно. Сколько еще таких появлений Ольги она выдержит? А если ребенок и вправду мой? Вика слишком молода, чтобы проходить это в отношениях. Однако, я чересчур эгоистичен и жаден до нее. Я уже не смогу иначе, вошел во вкус. Мне нужен ее запах, смех. Она будет в моей жизни и ей придется смириться с плаксой по имени Ольга. Научиться не обращать внимания. Такова мужская природа — присвоить себе то, что нравится. С Ольгой такого не было, а вот Вика пробуждала во мне самые древние инстинкты, от которых все тело и душа купались в удовольствии.

Моя малышка повернулась во сне, и золотистую кожу очертили полоски лунного света. Сегодня, когда Вика и Оля оказались рядом, я вдруг остро ощутил насколько они разные. Вика — мой огонь, мой праздник. Она пьянила без вина, выворачивая наизнанку. Сходив в кабинет, я взял папку и карандаш. Так было всегда, любое желание я выплескивал на бумагу. Но никогда мне не хотелось рисовать свою женщину. Небо, озеро, реку, узкий переулок или поле с одиноко стоящей хибарой, но только не голое тело на своей постели. Я ведь не портретист и жажды рисовать людей никогда не испытывал. А вот сейчас закололо пальцы, как будто в руках появилась особая магия. Это было что-то новое, глубинное. Сексуальное влечение, трепет в сердце и жажда нести в мир искусство- все смешалось в одном неконтролируемом потоке эмоций.

Рисовал, как безумный. Водил карандашом по шершавой бумаге, очерчивая контуры, растирая штрихи, повторяя невероятно заманчивые изгибы и впадинки. К ней тянуло даже сейчас, когда она спала. Прорисовывая каждую прядку волос, округлые плечи, тонкие кисти и пальчики, аккуратную женственную грудь с маленькими горошинками сосков, я испытал почти физическое удовольствие. Штрихуя тени, вырисовывая объем, я как будто ласкал ее тело. Разве могут быть бедра настолько идеальными? А колени, щиколотки и икры, маленькие ступни с пальчиками? Тяжело дыша и облизывая пересохшие губы, я рисовал любимые мной веснушки…

Я сидел почти в темноте, под окном, в своем удобном желтом кресле, где освещением служил мне лишь уличный фонарь, чьи лучи попадали в спальню через окно. Но я не был уверен, что создавал когда-либо что-то более прекрасное. Тишину нарушало лишь Викино равномерное дыхание во сне и шуршание карандаша по бумаге. Я почти закончил, осталось только проработать ткань постели, когда Вика повернулась и сменяла позу.

Теперь лунный свет падал на ее лицо, лаская губы и густые черные ресницы. Я откинул бумагу с готовым рисунком на пол и взял следующий лист. Спящая малышка была прекрасна, она была красива, и, быстро работая карандашом, я чуть не выругался в голос. Я хотел ее всю, такую нежную и дерзкую, горячую, порой пугливую, а местами отчаянную. Всю целиком. Желание бурлило внутри меня, вместе с чем-то, что прожигало в груди огнем. Викино лицо, такое удивительное и прекрасное, я изобразил еще быстрее, чем на предыдущей работе. Я кажется уже знал каждую черточку и с закрытыми глазами мог повторить красивый изгиб бровей.

Моя девочка замерзла, по телу поползли мурашки, сон был неглубоким, она ворочалась, подминая под себя простыни. Следом за первым на пол полетел второй лист. Вика мерзла, а мне было жарко от огня, что полыхал внутри. Всеобъемлющая потребность в этой девушке, от которой сердце разрывалось на куски. В тот момент я абсолютно точно почувствовал, что именно оно так сильно бьется в груди. Рисовать я больше не мог — это было слишком. Этими линиями я словно выворачивал душу наизнанку.

И, будто услышав мои мысли, Вика проснулась.

— Замерзла, — проказливо потянулась она и, улыбнувшись, поползла ко мне.

Мое тело дрожало, беспредельная тяга к этой девушке потрясала. Хотелось ощутить ее везде, потрогать, присвоить и не отпускать никогда. Вика поежилась, потерла свои голые плечи, а потом громко чихнула, забавно так и очень мило. А я почти не дышал, разглядывая совершенство, сидящее на моей постели.

— Что, Серёжа? Ты такой загадочный!

— Я тебя люблю, — признание просто вылетело из меня.

А Вика…, Вика выдохнула и, радостно взвизгнув, вмиг забралась на мои колени. То, что я сказал, окончательно разрушило все стены между нашими сердцами. Наверное, только сейчас я понял, что мои слова были не только словами для нас обоих, я как будто создал невероятно сильную связь между нами, а моя девочка это почувствовала.

— Ух ты, это же я, — Вика прогнулась и подняла рисунки. Долго разглядывала, а я не мог насмотреться, поглаживая ее стройную спину, водил пальцами по позвоночнику.

Она посмотрела мне в глаза и нежно улыбнулась.

— Мой любимый мужчина очень талантливый.

Я больше не мог терпеть, и плевать что сейчас четыре утра и завтра нам обоим на работу. Ее нежное, хрупкое тело в моих руках было важнее всего на свете, ее горящие от счастья глаза и то, как она выделила слово «любимый».