Упавшие с небес (СИ) - "Майский День" - Страница 4

Даниель рассеянно прихлёбывала кофе, но больше вертела кружку в пальцах, я ожидал результата её раздумий. Иногда мелькала мысль, что я зря во всё это ввязался, мог ведь, как и прежде, летать в больших экипажах, выполняя рутинные обязанности одного из младших пилотов. А может и нет. Сделать карьеру на этом поприще мне не светило: капитаны крайне неохотно нанимали ребят с ожерельем из чипов на шее. Считалось, хотя официально такой точки зрения не существовало, что вживлённые элементы действуют лучше отстранённых. Я делал нужную работу не хуже, а часто лучше других, но этого в упор не замечали. Человеческие предрассудки противостояли переменам усерднее каменных стен.

— Я тоже не хочу оставлять недомолвок, — сказала Даниель. — Ты со мной честно, и я намерена так же. Наверное, ведь спрашивал себя, почему это инженер с такой крепкой полётной картой соглашается на скромное жалование при существенных нагрузках?

— Ну не без этого, но ты объяснила про сложности в больших экипажах.

— Мои проблемы с общением — не единственная причина. У меня есть ребёнок — дочка. Раньше, пока я была в полётах, она жила с отцом, у него спокойная служба и он каждый вечер бывал дома. Я в семье появлялась урывками, но всех вроде как устраивал такой порядок вещей. Теперь же моя дочь вынуждена жить с тёткой и дядей, ей это не нравится, и я никак не могу убедить её, что так надо. Но и это не главное. Капитаны терпеть не могут одиноких матерей и в экипажи берут неохотно.

Я слышал краем о таких вещах и сам находясь в аналогичном положении, принял сообщение Даниель спокойно. Мы оба являлись не то чтобы совсем изгоями, но достаточно нежелательными элементами системы. Ожерелье вместо честно вживлённых чипов казалось капитанам манерностью или религиозным сдвигом, а размер страховых гарантий на единственного опекуна малолетнего члена семьи превышал обычный предел, и работодателей это раздражало. На них, помимо прочего, давил профсоюз космолётчиков, а никто не любит оказывать услуги, которые никогда не будет возвращены. Как частный судовладелец, я обладал куда большей свободой воли, потому проблемы Даниель приватным порядком решались проще. Мы оба это понимали, и я подумал, что у нас уже начали складываться отношения, которые делают из двух разных индивидуумов подлинных напарников.

— Тебе и правда следовало найти наземную работу, сказал я больше для порядка, потому что меня как раз устраивало сложившееся положение вещей: я получал больше, чем мог рассчитывать при моей бедности.

— Моей дочери двенадцать, — ответила Даниель. — Через шесть лет она станет совершеннолетней и отправится строить свою жизнь, не оглядываясь на меня, а я к тому времени окончательно утрачу квалификацию и уже не оторвусь от поверхности.

— Не думай, что я не понимаю. Более того: я целиком на твоей стороне. Ты вправе сама решать, что лучше, что хуже, как сегодня, так и завтра. Для меня твоё семейное положение значения не имеет. Мне требовался хороший инженер. Полагаю, рейсы нас ждут самые банальные, да и тех вряд ли окажется много, так что ты сумеешь достаточно часто видеть своего ребёнка.

— Вот потому я и стала искать работу в малом экипаже.

Мы оба, наверное, испытали облегчение, прекратив этот разговор. Ну сошлись на одном борту два отщепенца, что из того? Космос слушался грамотных, упорных и отважных, а не тех, кто нравился начальству. Я усмехнулся высокопарности своих мыслей и предложил Даниель допивать кофе и отправляться в доки.

«Тревор» болтался в пустоте в зоне безгравитацонной тишины, но всякий, кто работал в пространстве, управлялся с невесомостью шутя. В рейсах разное бывало, а капитаны торговцев, экономившие на всём, частенько отключали искусственное притяжение, причём не только в грузовых отсеках. Я привык, да и Даниель повела себя уверенно. Мы поднялись на борт и освободились от скафандров.

Пахло привычно и незнакомо одновременно. На каждом судне существовал свой набор ароматов, несмотря на стандартное оснащение и прочую унификацию, впрочем, вполне возможно, что замечал эти тонкости только я — нечеловек. Я втянул воздух благоговейно. Сложная смесь отдавала забортной пустотой, сухостью космических равнин.

На планетах существовали собственные атмосферы и люди по мере возможности приспосабливались к каждой, но суда генерировали кислород и прочие составляющие в стандартной комплектации. Я узнавал её сразу.

Мы добрались до рубки, уверенно пользуясь леерами, но перед самой дверью Даниель уступила мне право войти первым, и я от него не отказался. Мой собственный корабль казался прекрасным.

На мостике стояло всего два кресла, не имея возможности ещё кого-то нанять, я сэкономил и на рабочей мебели. Мы расположились каждый за своим пультом, пристегнулись, надвинули шлемы, и я дал команду к расконсервации искусственного интеллекта.

Базовый мозг имел обычный набор характеристик, пока это был просто очень совершенный компьютер, но я знал, что со временем он приобретёт индивидуальнее черты, почерпнутые, то ли от экипажа, то ли от других аналогичных устройств, привычки. Пока нам следовало познакомиться и сделать прокачку — обычную операцию с которой начиналось сложное единение человека с машиной.

Признаться, я иногда опасался, что кристаллический мозг каким-то образом почувствует мою инакость и выдаст её людям, ведь он создан был для служения человечеству, а не опальному ангелу, но до сих пор всё шло нормально, вот разве что дальнейшее совершенствование приборов могло однажды подвести под монастырь. Правда, я не особенно много думал о будущем, не надеясь, что оно принадлежит мне хоть в какой-то степени. Судьбой изгнанника распоряжались стражи, я жил и летал, строя лишь минимальные планы, и кто бы на моём месте поступил иначе?

— Подключение. Малый круг, — доложил Тревор. Ровный баритон звучал приятно, я решил, что эту настройку менять не буду.

— Есть. Базовая загрузка.

Каждый раз ощущение возникало невероятное и мне казалось, что информация поступает прямо в мозг, минуя как ненужную обузу гирлянду управляющих и камерных модулей. Дыхание на минуту перехватило, по всему телу прошла жаркая волна, а потом в меня хлынул поток сведений. Я увидел корабль изнутри, каждую его малую часть, ощутил мощь двигателей и тонкие нервы коммуникаций. Искушение мгновенно растечься по всему судну, стать его частью мучило каждый раз, но я привычно сдержался и начал осваивать предложенное пространство отдельными множествами.

Дело шло быстро и достаточно поверхностно. Слишком глубоко вникать не требовалось, ведь в любой момент я мог сосредоточиться на конкретной задаче и тогда уже докачать нужный информационный пласт и синхронизироваться с Тревором для принятия решения. Я действовал по знакомой схеме, которой пользовался уже не раз, отсчитывал отсек за отсеком, а освоив их все, вернулся в рубку.

Перед большим кругом следовало сделать перерыв, потому я раскрыл шлем и немного расслабился в кресле. Даниель ещё работала, но меня это не удивило: я всегда справлялся быстрее всех: ангельский мозг даже в ушибленном состоянии превосходил по реакциям человеческий. Не скажу, правда, что преимущество выглядело существенным.

Особенных мыслей в голове не вертелось, так, колыхалась приятная пустота, но я уже ощущал себя на борту не пришельцем, а хозяином, своим, частью целого корабельного мира. Я зевнул, разглядывая панели ручного управления приятных тёплых оттенков, а потом решил продолжить, потому что не чувствовал себя уставшим или перегруженным.

— Тревор, большой круг!

Судовой интеллект помедлил, словно сомневаясь в моих возможностях: наверняка в его базах данных значились приемлемые для человека контуры, но я решил двигаться вперёд по собственному разумению. Заминка получилась крохотная. Тревор, как видно, произвёл коррекцию настроек, подлаживаясь под пилота, и откликнулся на призыв. Для начала зачитал всё же выдержку из инструкции, но, когда я повторил приказ, повиновался сразу.

С каждым годом думающая начинка совершенствовалась и всё быстрее и точнее подгоняла себя к экипажу. Или наоборот. Иногда я позволял себе об этом поразмыслить, но недолго и без особого рвения. Мне, в сущности, было всё равно. Неважно как приноровятся друг к другу части, лишь бы всё целое исправно бороздило простор пустоты.