Новогоднее чудо (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 22

Не могу сдержать криков удовольствия, когда он жестко врывается, целуя до боли в губы, продолжая толкаться: грубо, неистово и очень по-мужски. Обожаю Семена за несдержанность, резкость в постели, за то, что не растягивает, а просто берет то, что ему нравится. В такие минуты я чувствую себя особенно желанной, слабой, вожделенной, настоящей женщиной. Люблю эти дикие и совсем неделикатные движения. Семен беспрерывно целует меня в губы, одной рукой удерживая себя на весу. А другой, сминая мою грудь, иногда он забывается и делает это чересчур сильно, от чего становится больно, но эта боль такая сладкая, такая сексуальная, что я пьянею еще сильнее.

Он наклоняется, кусая мой сосок, голова кружится. Кажется, до этого я вообще не занималась любовью, а изображала ее. Не хочу, чтобы это заканчивалось, не желаю, чтобы он когда-нибудь вставал с меня. С ума сойти, как же с ним хорошо. Льну к Семену всем телом, я улетаю, и он делает это вместе со мной. Как я жила до него? Спрашиваю себя в который раз подряд.

— Ты позволишь мне остаться?

Слышу горячий шепот, прижимаю его ногами к себе, не хочу отпускать и пусть он одетый, а я голая.

Да я позволю ему все, что угодно, едва сдерживаюсь, чтобы не завизжать от счастья.

— А ты позволишь мне первой покопаться в пакетах с едой? Очень хочется кушать.

— Хитрая какая.

Семен приподымается и улыбается, снова целует в губы глубоким и долгим поцелуем. А еще говорят, что новогодних чудес не бывает. И пусть о моем чуде детям перед сном не расскажешь, но случилось же.

С Настасьей я понял, кто я такой. Все мои страхи улетучились. Своей истерикой Катя лишь показала, что мне действительно нужно. Не ожидал, что она настолько глупа. Все эти дни опасался подойти к своей авторше, ждал, пока все утихнет, тревожился, что она откажется от меня, после того, что устроила бывшая в интернете. Через это я уже проходил, пережить всю эту шумиху непросто. А ведь когда станет известно на кого я променял Катерину, достанется и Насте. Но я не собираюсь отступать, никому ее не отдам, даже, если она станет сопротивляться. Моя и точка. Не позволю обидеть писательницу, что-нибудь придумаю, официально признаю наши отношения, и все заткнутся. Так всегда бывает, тут главное мужское слово.

Но долго выжидать я не смог, слишком соскучился, да и Насте похоже плевать на все эти глупости. Впервые чувствую, что нужен именно я, а не что-то другое. Мдаа, наше воссоединение вышло немного не таким, как я его планировал, но похоже ей понравилось.

Влюблен, абсолютно точно, потому что рядом с моей писательницей у меня порхают в животе бабочки, как у восемнадцатилетней девчонки. Это забытое ощущение рвет на части.

Мы сидим на диване и смотрим какую-то ерунду по телевизору, жуем еду из пакета. Я обнимаю ее двумя руками, не давая даже халат накинуть. Мне нравится, когда она голая, хоть она и возмущается, что ей холодно. Грею, как умею. Скоро у нас закончатся презервативы и придется идти в магазин. Не слишком романтично, наверное. Но Настасье нравится и это главное.

Она странная, но я кайфую от этой странности: смешная, вредная и непонятная. Настасья не похожа ни на кого из моих знакомых, и вместо того, чтобы восхищаться моими обнаженными фотографиями, угорает над замазанным прыщом на попе, как она его узрела вообще, а ведь он там есть.

— Настасья?

— Ммм…

Уставилась в телевизор, конечно, то, что показывают, куда интереснее, чем я.

— У тебя есть еще одна подушка?

— Зачем тебе?

Смеюсь, разглядывая запутанные волосы, доволен, моя работа.

— Придушить тебя решил, — улыбаюсь ей, — спать у тебя буду, завтра на съемки рано, не хочу никуда уходить.

— Даже не знаю, — щурится Настя, — а ты храпишь?

— Конечно, еще как.

Настя кривится:

- А я отбираю одеяло, — задумчиво.

— Ой нет, тогда я пошел, — в шутку отстраняюсь, а Настя показательно зевает.

— Пока, — машет рукой.

— И что, вот так просто отпустишь меня? — сажусь перед ней, загораживая экран, на ее ноги, она выгибается, пытаясь отодвинуть, чтобы продолжить просмотр.

— Эй, Семен, ты не стеклянный, между прочим.

Беру пульт и выключаю телевизор.

Она возмущается, открывая свой сладкий ротик, а я рывком подтягиваю ее за ноги, укладывая под себя, наклоняюсь над ней, целуя в губы.

— Не дал досмотреть про обезьянок, теперь я не узнаю, как они себя ведут в брачный период.

Облизываю ее шею, спускаюсь к груди.

— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы остался! — подсказываю ей правильные слова. — Семен, я хочу, чтобы ты остался у меня на ночь, повторяй, — широко улыбаюсь, закидывая ее ноги себе на поясницу.

— Семен, я хочу досмотреть передачу про обезьянок.

Вместе смеемся:

— Упрямая, — кусаю за нижнюю губу, — ну ладно, раз я тут не нужен, я пошел.

Пытаюсь слезть с кровати, но Настя крепко держит меня ногами, а потом вдруг сжимает там, массируя, поглаживая. Забываю, что хотел сказать и куда собирался, а главное, чего от нее добивался до этого, она переворачивает меня на спину, усаживается сверху и шепчет на ухо:

— Семен, я хочу, чтобы ты остался.

— Ох, Настасья, перевоспитывать тебе буду, уж больно ты непослушная у меня.

На самом деле меня будоражит, то, что она меня не слушается. То, что не пытается мне угодить, то, что сопротивляется, от этого я хочу ее еще больше. Юмор ситуации заключается в том, что до этого у меня была девушка, которая выпячивала наши отношения, а теперь у меня девушка, которая заставляет меня делать вид, что мы не встречаемся.

— Семен, пересядь, пожалуйста, мы на работе.

Бьет по рукам Настасья, когда я залажу к ней под юбку в кафе студии. Она такая развратная в постели, со мной наедине, и жутко порядочная на людях, что я не могу не провоцировать ее. А еще Настасья боится щекотки, поэтому при любом удобном случае я щекочу ее так, что она начинает убегать, отбиваясь всеми доступными способами, иногда в ход идут предметы мебели.

Теперь в студии мы видимся гораздо реже, все основные сцены отсняли, начался этап озвучки, я снова начал сниматься для журналов, недавно летал на три дня в другой конец страны. Задолбал Настю звонками и сообщениями. В последнее время я все время спал с ней в одной постели, и теперь огромная гостиничная кровать кажется пустой и холодной. Невозможно поверить, но с самого первого дня, как я пришел к Насте, после расставания с Катей, мы ни разу не спали в разных кроватях. Мы начали наши отношения очень резко, как будто встречались до этого и перешли сразу к следующему, более глубокому этапу. Поэтому мои вынужденные командировки даются нелегко. С Катериной таких проблем у меня не было. Я постоянно скучаю по своей авторше.

Сегодня мы идем к Димону на день рождения. Переплетаю наши пальцы, когда мы выходим из машины и веду ее по дороге, Настя заметно нервничает.

— Может мне стоит вернуться, никого там не знаю, я стесняюсь. Это ваши с Катей друзья.

Останавливаю ее, поворачивая к себе, беру лицо в ладони, чмокаю в накрашенные губы, съедая помаду.

— Успокойся, любимая, ты же со мной идешь, я не дам тебя в обиду. И это мои друзья, а не Катины.

Настя замирает, и я знаю почему, прошло уже несколько недель с тех пор, как мы вместе, а я так и не сказал ей самого главного. Хотя это, конечно, очевидно, учитывая, что я от нее не отлипаю.

— Что ты сказал? — смущается Настя, прикусывая нижнюю губу.

— Что я познакомился с ними до того, как узнал Катю, так что это мои друзья, а не Катины.

Смеюсь, прекрасно понимая, что она спрашивала не об этом.

— Ладно проехали, — проходит Настасья вперед, вытаскивая свою руку из моей ладони.

— Я сказал, что люблю тебя, — кричу вслед, на всю улицу, широко улыбаясь, Настя краснеет.

Возвращается, и прижимает указательный палец к моим губам. Пытаясь меня заткнуть, но она сама напросилась, обнимаю ее, приподымая над землей, на нас оборачиваются люди.