Горячий источник (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 10

Он никогда меня не бил и не оскорблял, со стороны мы и вовсе выглядели идеальной семьёй, если бы не сплетни о многочисленных любовницах. Но какая разница, если влечение между нами давно погасло. Это тоже можно объяснить, ведь чувственные отношения не длятся вечно. Люди привыкают, притираются.

Когда-то давно, ещё в школе, лучший ученик выпускного, одиннадцатого класса обратил внимание на девочку, которую интересовала только биология. Его привлекли мои огромные глаза и улыбка, которая не сползала с лица, каждый раз, когда он рассказывал о своих наполеоновских планах. Сергей ходил за мной после уроков, а я смеялась, демонстрируя ему котят, которых подкармливала. А еще жутко гордилась тем, что смогла вылечить ногу лошади в деревне у бабушки.

Когда я заканчивала ветеринарный факультет, нас выпускали специалистами сельскохозяйственного профиля — работайте с коровами, свиньями, с лошадьми, овцами, козами. По собакам и кошкам  занятий почти не было, только факультативно. А работать мне пришлось, как раз с домашними питомцами. Тогда это была лишь общая информация. Сейчас будущим ветеринарам преподают отдельную дисциплину «Лечение животных-компаньонов» — это как раз собаки и кошки. И даже появился предмет предполагающий обучение общению врача и владельца животного. Это серьёзный шаг вперёд. Раньше такого акцента в обучении ветеринаров вообще не было, приходилось учиться самим, на собственном опыте.

Врач ведь должен быть в какой-то степени психологом. Он приходит оказывать помощь больному животному, а хозяин этого животного, как правило, тоже переживает, он взволнован, он встревожен. Успокаивать приходится не только животное, но и владельца. Врачей нашего года выпуска этому искусству не обучали, но жизнь сама заставляет учиться. Поэтому я стараюсь быть понимающий и доброй ко всем.

Я хотела спасти мир, а мой будущий муж раздеть меня и поцеловать. Не думаю, что это было страстью или безумной любовью. Сейчас, спустя годы, кажется, что я и вовсе не испытывала это чувство когда-либо, скорее понимание того, что надо согласиться на замужество с перспективным мужчиной. Любить - это значит открываться, сходить с ума, плакать, страдать и убиваться, дышать через раз, смотреть на него и млеть от волшебства. Из-за мужчины подобной гаммы эмоций я не переживала никогда. Больше скажу, думаю, что нет никакой любви, я в этом уверена.  Есть боль унижения от того, что тебя променяли на кого-то другого, разочарование от бессовестных поступков, а еще одиночество по вечерам.

Первые годы нашего брака были хорошими, по крайней мере, так мне казалось. Омрачало лишь то, что детки никак не хотели получаться, а потом появилась Женя. Думаю, что как раз во время беременности мы и отдалились друг от друга. Потому что раньше он хотел часто и много, а потом, когда ребёнок был совсем маленьким, и я не могла уделять ему столько внимания, перестал его требовать вовсе. В декрете я почти не была, вернулась на работу, погрузилась в нее с головой, моя карьера пошла в гору, я делала то, что получалось лучше всего. Вторая, первая, а вскоре и ветврач высшей категории.

В чем измеряется женское счастье? Ответа на этот вопрос я никогда не знала. А вдруг счастье в том, чтобы иметь возможность делать то, что хочется больше всего, а именно лечить зверей? В покое, в тишине, в возможности не думать откуда взять деньги на обучение дочери, на её игрушки, новые велосипед и коньки, а ещё в свободе от необходимости изображать оргазм, которого нет...

Павел исчезает так быстро, что я не успеваю ничего сообразить. Только потом я слышу всплеск, писк и ещё какие-то крики, но не панические, а чёткие, жёсткие и командные. Вроде бы тот же обволакивающий с хрипотцой голос рыжеволосого спасателя, но интонации другие. Натянутые движения, словно цепи, не плавные, соблазнительные, а жёсткие и чёткие, аккуратные, как линии чертежа отличника.

В тапках и халате я выбегаю на улицу. С ужасом вспоминая про глубокую яму во дворе, наполненную грунтовыми водами. Трубу чинили весь вечер и собирались закончить сегодня.

Зареванная помощница по дому бежит мне на встречу с криками о том, что она говорила им не играть возле ямы. Кому им? Я не понимаю, о чем она. И тут все складывается в одну картинку. Я плохая мать, ужасная мать, худшая мать на земле, утро я провела думая черт знает о чем. Тапки вязнут в земле, когда я вижу, как Павел с каким-то резко повзрослевшим лицом обвязывается верёвкой, а затем быстро и чётко спускается. Я падаю на колени, а другой спасатель орёт близко не подходить, потому что я могу засыпать ребёнка землёй, которая черными жирными комьями скатывается вниз. Кажется, проходит целая вечность, когда, нащупав малышку, Павел берет ее на руки, а его коллега, стажер, вытягивает их обоих на поверхность. Павел умудряется вытащить даже щенка, вместе с которым упала в яму Женя. Сердце бьется, как бешеное, слезы катятся по щекам.

Не знаю, кто вызвал скорую, но дочка выглядит вполне здоровой, похоже, благодаря быстрой реакции спасателя, она не успела наглотаться воды. Врачи осматривают её, а я забываю, что сама тоже доктор. Специалисты решают, что моя Женечка не нуждается в госпитализации. Я не могу передать, как я благодарна и счастлива. Закутав ребёнка, напоив его горячим молоком, я захожу на кухню, где появляется грязный и совсем другой Павел, сейчас заметен его возраст.

- Можно руки помыть? – хрипит спасатель, а я так счастлива, что не могу передать словами.

- Да-да, конечно, - отодвигаюсь от мойки, меня все еще потряхивает после случившегося, - чем я могу отблагодарить вас? Я так испугалась.

Я почти не дышала все то время, пока он был внутри ямы и самозабвенно спасал мою дочь. Наверное, он что-то услышал, как Женя вскрикнула или плюхнулась в воду. Его реакция просто поражает, как и слух, и умение владеть собой. Одежда Павла насквозь промокла, с нее текут грязные ручьи, оставляя следы на полу, в ботинках хлюпает. Я отхожу в сторону, к двери, не потому что хочу уйти, просто не могу найти себя места и успокоиться.

Он вытирается кухонным полотенцем, только лицо, стирая чёрные разводы со лба и щёк. Ткань моментально темнеет, пропитываясь грязью, зато лицо теперь практически чистое. Он усмехается, глядя на меня, а потом вдруг отшвыривает полотенце в сторону, резко пересекая комнату. И хорошо, что я стою за дверью кухни, здесь из гостиной нас не видно, а все что я успеваю заметить - это хитрый блеск золотых глаз.

Павел берет меня за шею. Двумя пальцами сжимает, приподымая подбородок и впиваясь в губы, оставляя поцелуй-укус, лишающий кислорода и здравого смысла. Необузданное и очень наглое прикосновение длится недолго, всего мгновенье. Целует быстро и жадно, как будто ворует, приступая закон, затем он отпускает мою шею, снова усмехается:

- Еще успеешь отблагодарить.

И уходит, оставляя меня одну с жуткими жирными следами на полу.

Чтобы не упасть, я хватаюсь за столешницу. И не знаю, то ли срочно тереть губы, чтобы скорее избавиться от горьковато-сладкого вкуса спасателя, то ли облизывать, пытаясь продлить запретное ощущение.

На следующий день я принимаю решение не обращать внимание на спасателей, что работают на моей крыше. Принципиально не выхожу на улицу, не спускаюсь в кухню со второго этажа и не замечаю стука молотка по наклонной поверхности раскалённой весенним солнцем кровли. Играю с дочерью в настольные игры, смотрю какую-то муть по телевизору, читаю о подозрениях на поедание инородного тела у кошек и перебираю шкафы с зимними шмотками.

Но любопытство побеждает, и я осторожно отодвигаю штору в спальне на втором этаже, так мы с рыжеволосым заместителем начальника поисково-спасательного подразделения оказываемся на одном уровне. Через маленькую щелку разглядываю, как Павел приподнимает небольшим ломиком края плиток, оголив место крепления, активно работает гвоздодером, что-то наносит шпателем и подводит новую черепичину под верхний элемент, устраивая ее на место прежней. Он снова в майке, куртку сбросил и оставил на земле, его атлетичные руки и плечи блестят на солнце. И откуда он только все это умеет?