Опиум. Вечность после - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 8

Вот оно! То, о чём я столько раз читал в сети и ещё больше размышлял длинными бессонными ночами: порочность, аморальность того, что родной отец не решается назвать даже по имени.

Не может быть «Любви» между Евой и мной, если речь не о братской, а только «ТЕ» чувства. Под кратким словом «ТЕ» подразумевается: грязные, извращённые, запрещённые или просто неправильные. Только я стадию «грязи» давно уже пережил. Оставил в прошлом.

Сложно осознавать себя порочным, но ещё сложнее принять. Твой мозг, не спрашивая разрешения, начинает размышлять, задавая самому себе вопросы:

«Почему так?»

«Как вообще такое возможно? Если это недопустимо?»

И ответ «мы просто не знали, я не знал» тебя не устраивает, потому что ты вот уже дни, недели, месяцы «знаешь», но ни черта не меняется! В груди как саднило, так и саднит! То острая, волнообразная боль, то тупая, растянутая. Ты каждое утро соскребаешь себя с постели, формируешь более-менее дееспособное тело и идёшь жить. Но с приходом ночи всякий раз наблюдаешь коллапс, прострацию и всё те же вопросы по кругу:

«Почему я не могу перестать «это» чувствовать?»

«Если «оно» неправильное и порочное, то почему существует? Ведь теперь «я знаю!»»

И ты снова в сотый уже, наверное, раз лезешь в сеть, чтобы почитать откровения таких же, как ты «неправильных». «Отклоненцев» от нормы. Возмутителей стройного порядка в безупречном мироздании. Злостных попирателей морали и нравственности.

Она повзрослела. Не изменилась слишком сильно, но, всё же, стала другой, а я бы, как и прежде, узнал её из тысяч. По взгляду.

Мне больно, дико больно от того, что моя Ева боится даже взглянуть на меня. Неужели настолько стал омерзителен? Неужели «табу» так прочно въелось в твой мозг, Ева?

Я сам удивлён тому, что могу дышать. Знал, что будет не просто, но не представлял насколько. Настраивал себя, готовил, внушал «правильные мысли», глядя на собственное отражение в зеркале просторной ванной моей новой квартиры.

Боль. Адская, душераздирающая: видишь, слышишь, можешь дотронуться и не можешь. Не твоя это больше Ева, Дамиен, и твоей уже никогда не будет».

Вышла замуж за китайца… Что это? Шутка? За кого угодно, только бы отмыться от меня? Избавиться от воспоминаний, от рвущих душу событий и прожитых вместе дней, когда мы были счастливы, ночей, когда были близки?

Близость…

Что мне делать с влечением? Что мне, чёрт возьми, делать с этим адским желанием? Я запрещаю себе даже думать об этом, пресекаю все до единой фантазии и, вернувшись домой, переживаю очередной эпизод интима с куклой из моего театра, в котором чувствую себя высохшим.

Max Richter – Non-eternal

Кэрол и Мона остались в прошлом, ушли так же незаметно, как и появились.

Теперь же редкими вечерами меня посещает миссис Сэлдом. Мы идеально подходим друг другу: у неё такое же точно имя, как у моей матери – Энни, унылый брак и трое детей. Энни определённо старше меня, хотя это не имеет никакого значения, ни большого, ни маленького, поскольку моя подруга обладает главным, редчайшим достоинством – не требует моего эмоционального участия. Мне официально разрешено не проявлять чувств, сентиментальности, не изображать фальшивых эмоций и быть вне «отношений». Мы просто удовлетворяем потребности друг друга. Я никогда не интересовался, чем именно муж не устраивает Энни, ведь, судя по наличию троих детей, с половой функцией у него всё в порядке, а Энни не спрашивала, почему я живу один, почти не целую её во время секса и никак не демонстрирую эмоциональной связи с партнёршей. Мы не задавали вопросов, почти не обменивались словами, как и объятиями, мы просто встречались дважды в неделю, чтобы получить то, что единственное желали.

После её ухода я часто лежу в темноте, отпустив поводья собственной жизни и позволяя мыслям самостоятельно выбирать русло в своём течении. И они всегда стремительно летят к НЕЙ. Каждый мой день заканчивается молчаливым вопросом: «Как ты? Что происходит в твоей жизни? Справляешься ли с трудностями? Не обижает ли китаец мою девочку?». Я закрываю глаза и вижу сны: зелёную траву выбритой лужайки Бёрнабийской горы, стены нашей спальни, худой живот и не тонкие запястья, каштановые с медными прядями волосы, собранные в растрёпанный небрежный узел на макушке, нашу постель…

Я вижу школьный класс, где нам обоим по восемнадцать. Ева сидит рядом, нахохленная, напряжённая, ждущая моих действий, а я… А я люблю всё, что любит она: маки, которые рисует и даже оттенок красного фломастера, тонким грифелем которого её рука так старательно заштриховывает лепестки. Я люблю её маленький нос и огромные, цвета горького шоколада глаза: бездонные, наивные, чрезмерно осторожные. Я люблю её чуть вьющиеся волосы и то, как назойливо они спадают на лицо, мешая видеть, люблю кисть её небольшой руки, рваным детским жестом заправляющую их обратно. Я люблю смотреть на неё, и мог бы делать это часами, если б мне только позволили. Но в голову мою никто не влезет, и именно поэтому я думаю о ней, сколько хочу, то есть почти постоянно…

Maria Mena – Habits (feat. Mads Langer)

Ева:

Вейран не чистокровный китаец, в нём есть примесь корейской крови, отвесившая важный жизненный бонус – яркую, привлекательную внешность. Вейран, помимо своего основного рабочего места в ИТ-компании, подрабатывает ещё и моделью. Его фото можно найти на стоках в сети, в журналах и каталогах одежды, и, наверное, по этой причине он такой надменный и самоуверенный.

С каждым днём нашей совместной жизни его характер становится жёстче и категоричнее. Я с самого начала запретила себе сравнивать супруга с Дамиеном, иначе мой муж не выдержал бы сравнения ни в одной категории, начиная с его полного игнорирования бытовой рутины и заканчивая полнейшим фиаско в постели. К концу первого года брака я обнаруживаю, что погрязла в домашних делах и симуляции оргазмов.

Конечно, я не ждала, что в браке мне будет так же хорошо, как с Дамиеном, но и не ожидала настолько полного разочарования в мужчине.

Дамиен объективно не был мечтой – случались и у него затмения, недостойные поступки, нехорошие жесты. Он даже не был первым красавцем, мне случалось встречать парней намного красивее и мужественнее. Его не назовёшь самым комфортным человеком: хоть мы и не ссорились, живя вместе, его резкие перемены в настроении или манера планировать не только свою, но и мою жизнь, порой пугали, выбивали из колеи. Он мог под влиянием магнитных бурь решить проиграть гонку и проигрывал её. А я, наблюдая за тем, как «звезда» заедает попкорном свой заранее известный проигрыш и смотрит спортивный канал, иногда спрашивала себя: что если однажды он вот так же решит проиграть нашу гонку? Откажется от меня?

Но он не отказывался. Это сделала я.

Впервые Дамиен написал мне шесть месяцев спустя после встречи в родительском доме – в день своего рождения.

Он явно был не трезв, и в состоянии крайне угнетённого сознания прислал сообщение, послужившее началом нашей переписки:

Dam: «Ева… Ева, Ева, Ева… Я когда-нибудь говорил тебе, дорогая сестрёнка, что именно делал со мной твой голос? Особенно если он произносил моё имя?»

Dam: «Голос сестры не должен быть таким, разве нет? Почему ОНИ наградили этим голосом тебя, мою кровную сестру? Почему не отдали его одной из тысяч всех прочих, почему тебе?»

Dam: «Я всё время об этом думаю. Постоянно. Эта мысль разъедает мой мозг…»

Evа: «Дамиен, ты пьян?»

Dam: «Почему сразу пьян?!  Выпил немного с другом, у меня сегодня праздник!!!!!!! Праздник!!!! Событие всей моей грёбаной жизни! Ладно, ты права, я пьян и с трудом попадаю на нужные кнопки. Мне тут предлагают помощь, но я отказываюсь. Как упёртый идиот всё ещё продолжаю на что-то надеяться и игнорировать главное: вопрос «На что?».

Dam: «Ева, я ублюдок. Всегда им был. Помнишь, как часто в детстве ты называла меня ублюдком? Ты почти никогда не произносила моё имя… странно, да? Никогда не называла по имени… но знаешь, ты была права! Ты была совершенно права: я – ублюдок!»