Узелки - Гришковец Евгений - Страница 2

В Парке Горького я тогда побывал с тётей, то есть с сестрой бабушки, но с которой из двух – не помню. Я, конечно, хотел быть где угодно с родителями, но у них нашлись другие дела.

Помню, что мне не нравилось, что тётя вела себя неестественно мило, говорила со мной, растягивая слова, и чрезмерно заботилась о каждом моём шаге. Я же старался вести себя как меня учили, а значит – ничего не просил, не показывал ни на что пальцем, не перебивал взрослых, то есть помалкивал и слушал тётю, не выдёргивал руку из тётиной руки и даже не пытался куда-нибудь отбежать и что-то рассмотреть.

Колоннада центрального входа в парк меня восхитила, весёлая музыка, шум голосов, нарядные взрослые, которым я был ниже пояса, нарядные дети на моём уровне, сосущие леденцы, жующие снедь или сладкую вату, лижущие мороженое, кричащие, смеющиеся, плачущие, убегающие от кого-то или упирающиеся и волочащиеся. Я такого в таком количестве прежде не видывал и не слыхивал. Конечно, я вертел головой по сторонам, но и посматривал под ноги, туда, где шагали мои белые сандалики, надетые на беленькие носки. Ещё я видел свои коленки, а значит, был в шортах.

Не помню каруселей, качелей или каких-то аттракционов, не помню, было ли мне куплено мороженое или что-то съестное. Запомнился водоём с лодками и запомнилось то, что я хотел оказаться в такой лодке, но тётя сказала, что она грести вёслами не умеет, а у меня сил не хватит с ними справиться. Ещё помню, что устал, а значит, мы там провели много времени. Сохранилась фотография того посещения Парка Горького. На этом фото тёмная лошадка, пони, везёт тележку, набитую детьми. Среди детей хорошо видно белое пятно – это моя голова в белой шапочке. Фото, очевидно, сделал фотограф, который работал в парке, больше некому. То, что белое пятно – это я, мне сказали, а я поверил. Лица разобрать невозможно. Поездки на пони в тележке я не помню совсем.

А потом была долгая очередь, в которой я приуныл и, видимо, позволил себе капризы, потому что тётя в какой-то момент стала со мной строга. Очередь тянулась длинная, и мне сначала было непонятно, за чем она. А потом я увидел. Усталость моя тут же прошла и превратилась в радостное волнение.

Люди стояли в очереди, чтобы прокатиться на диковинных автомобилях по извилистой трассе, петляющей между деревьев. Автомобили были не такие, какие ездили по улицам, а чудесные. Я уже откуда-то и почему-то знал и понимал, что это старинные автомобили, похожие на кареты с большими колёсами. В этих колёсах блестели спицы, а сами автомобили были ярко раскрашены. Один зелёный, другой красный, третий голубой…

Главное, что меня взволновало, – э то то, что за рулём всех этих автомобилей ехали дети. Девочки, мальчики. Старше меня или почти такие, как я. Взрослые оставались наблюдать и махать руками проезжавшим мимо или садились на задние сиденья вместе с теми детьми, которые не решались усесться за руль или им не досталась такая возможность.

Детей за рулём автомобиля я никогда не видел. В родном городе в парке можно было покататься по аллеям на маленьких игрушечных автомобилях. Их давали на время. Папа разговаривал с усатым человеком, у которого было много таких автомобилей, и брал для меня один из них. Но я понимал, что они игрушечные, педальные, детские и ненастоящие, хотя прекрасные. Но тут автомобили были большие, в них могло уместиться несколько взрослых и детей, у них не было педалей, которые нужно было крутить, они ехали сами по себе. К тому же трасса, по которой они ехали, была не прямая, как аллея в парке, не широкая, а узкая и вся извилистая, с крутыми поворотами между деревьев. Я видел, что, если вовремя не повернуть, автомобиль непременно врежется в дерево, а это авария. Я не верил своим глазам, смотрел на происходящее заворожённо, и сердце моё замирало от одной мысли, что меня пустят за руль.

А ещё больше я волновался из-за того, что я боялся: вот дойдёт очередь до меня, а мне места за рулём не достанется. Или меня сочтут недостаточно большим, чтобы доверить мне управление настоящим автомобилем, и тогда мне придётся просто ехать сзади, как это всегда бывало.

У папы не было машины. Машина была только у одного из наших родственников, у дяди. Мне позволяли в этой машине несколько раз посидеть за рулём под строгим присмотром и, к моему восторгу, нажать на клаксон. Разумеется, машина в это время стояла и даже не была заведена. Когда же она ехала, мне нельзя было рассчитывать даже на место рядом с водителем. Только сзади и только на коленях у кого-то из взрослых. Один раз меня прокатили по двору в кабине грузовика. У мальчика из дома, в котором мы жили, отец водил грузовик, который частенько стоял во дворе. Мальчик тот был по этой причине в большом авторитете. И вот один раз его отец прокатил меня по двору на своём огромном грузовике. Сына он усадил себе на колени и позволил держаться за руль, а я ехал рядом. Это было огромное событие моей детской жизни.

Короче говоря, за руль в Парке Горького я попал. Нам пришлось пропустить вперёд несколько детей, когда подошла наша очередь, чтобы быть самыми первыми в ожидании очередного автомобиля.

– А он не испугается? – спросил тётю дядька, который руководил рассадкой детей по автомобилям.

Не помню, что ему ответила тётя, потому что моё волнение и трепет дошли до предела. Зато я помню, что ожидал каких-то инструкций или напутствия в дорогу… Ну хотя бы какого-то серьёзного совета или запрета. К моему удивлению, ничего такого не последовало. Подошёл очередной автомобиль, и тётя подтолкнула меня к нему. Он был ярко-жёлтого цвета. Это меня слегка огорчило. Совсем чуть-чуть. Я хотел красный. Ну или зелёный.

Впереди автомобиля находилась скамеечка, это и было водительское место. Я его занял. Какой-то мальчик возопил, желая занять его сам, он был больше меня, но я не уступил бы никому и ни за что. Кто ещё сел в мой автомобиль, я не видел и, была ли среди них тётя, не знаю. Меня это уже не интересовало.

Водительская скамейка оказалась высокой. Я взобрался на неё, но ноги мои повисли, не доставая до пола. Но главное – не доставая педали. Первым делом я всё быстро осмотрел и педаль обнаружил. Настоящая железная. Тогда я встал и ухватился за большой чёрный руль. В центре его вместо кнопки клаксона зияла дыра. Это меня удивило, но я сказал себе, что, видимо, так и надо. Я решил вести автомобиль стоя, так я мог давить на педаль и мне было лучше видно дорогу.

– Держись крепко, не упади, – услышал я голос главного там дядьки. – Приготовились!.. Поехали!..

Я глянул вниз, нашёл глазами педаль и свои ноги в белых сандалиях, быстро поставил правую на педаль и нажал… Автомобиль дёрнулся и поехал. Я сжал руль что было сил и буквально впился глазами в дорогу. Все звуки, все люди, весь мир и даже небо перестали для меня существовать. Остались только руль и дорога.

А дорога была необычная, совсем особенная. Она была узкая, едва шире автомобиля, и состояла из поперечных коричневых досок, уложенных, как шпалы железной дороги, только вплотную и без рельсов. Эта особенная дорога немного возвышалась над землёй и травой. Я понимал, что одно неверное движение руля – и автомобиль съедет с дороги – и всё, обратно ему не заехать.

Сначала дорога шла прямо, но впереди я видел поворот вправо. Он быстро приближался, сердце колотилось, нога давила на педаль, руки сжимали руль… И вот уже поворот… Я повернул руль, он поддался легко, без всяких усилий, и мой автомобиль стал плавно поворачивать строго по дороге. Я понял, что вписался в поворот, хоть и не знал тогда этого термина. Я справился и возликовал…

Но за этим поворотом сразу последовал крутой поворот влево. Я повернул руль, и автомобиль мой послушался и повернул, избежав столкновения с берёзой. Я отчётливо помню ту берёзу.

Дальше шли поворот за поворотом, потом прямой участок и снова повороты. Но я уже вошёл во вкус. Я чувствовал свой автомобиль, а он слушался меня и руля идеально. Пару раз мне показалось, что я запаздываю, но в последний момент мне удавалось удержать автомобиль на дороге и вырулить.