1972. «Союз нерушимый...» (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 27
- Предыдущая
- 27/60
- Следующая
— Так и занимаются уже… — вздохнул Семичастный — То ты требуешь ослабить узду, то хочешь цензуры…тебя не поймешь.
— Да что тут понимать?! Тут только и можно сказать: «Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет!» Вот что такое сейчас советская цензура! Суслов, больше похожий на ожившую мумию фараона — вот ваша цензура! Разве Суслов должен определять — что издавать, а что нет, что показывать, а что нет?! Да от его присутствия молоко скисает!
Шелепин и Семичастный заулыбались, а я продолжил:
— Вон, Махров — пускай создает специальный комитет, подберет в него дельных людей, которые и не воруют и взяток не берут (Только секретарш на столах раскладывают! — хохотнул Семичастный), они и будут определять — кому издаваться, а кому нет! И ему на подпись! И так же фильмы! И создать черный список бездарей! Да, будут ошибки, да, будут просчеты, но не ошибается тот, кто не работает! И вообще нужно разработать максимально четкие критерии, по которым цензор станет определять ценность представленного ему материала. Направить его мысль!
— Вот вы этим и займетесь! Критериями! — поймал меня Шелепин.
— Инициатива наказуема! — хохотнул Семичастный.
— У нас говорили: инициатива имеет инициатора — уныло буркнул я, и добавил, скривив губы — насчет секретарш на столах, а что, лучше если секретари на столах? Будем радоваться, что у наших чиновников нормальная ориентация. Хе хе…
— Тьфу! — сморщился Семичастный — нам только этого не хватало! Секретарей на столах! Ладно, Карпов, ситуация ясна. Будем думать.
— Да, спасибо за информацию, она была ценной — задумчиво сказал Шелепин — Учтем. Можете быть свободны. Работайте, Михаил Семенович!
И я отправился работать.
— Может еще денек подождать? Может я еще не готов?
— Володя, хватит трусить! Это совсем не больно!
— Ага…иглы-то вон какие! Они до самого сердца достанут! Может ты задумал меня убить?
— Если бы я задумал тебя убить, то вначале привязал бы к столу, хорошенько попытал, чтобы узнать твои новые стихи и сочинить на них песни, и только потом убил бы. А так — какой мне гешефт от твоей безвременной кончины?
— А может ты патологический маньяк! Может тебе всласть мучить актеров! Может ты не любишь актеров!
— А я и не люблю актеров. Но не настолько, чтобы убивать их таким экзотическим способом. Все, хватит болтовни! Расслабься и лежи тихо!
И я приступил к делу. Иглы и правда втыкаются совсем не больно — ощущается лишь что-то вроде электрического разряда. Главное — попасть в нужную точку. А в мышцах так и вообще нет нервных окончаний — коли, сколько душеньке угодно!
Особого проку в иглоукалывании нет — чисто укрепляющее и все такое. Иммунитет повышает, расслабляет, снимает усталость и напряжение. А мне сейчас и нужно, чтобы снялось напряжение. И только потом…
«Потом» наступило через полчаса, когда я взял в руку блестящий шарик на цепочке и начал раскачивать его перед глазами пациента, потребовав, чтобы он внимательно следил за полетом шара. Я мог бы погрузить его в сон и по-другому, одними словами, но лучше пусть будет с шаром, так надежнее. Высоцкий перед сеансом хорохорился, говорил, что его железную волю ни один гипнотизер не пробьет, но…я только посмеивался. Давно известно — зрители, которые идут на сеансы гипнотизера куда-нибудь в цирк, или в театр (раньше часто устраивали такие представления), договариваются, что не будут поддаваться, а если увидят, что кто-то из них поддается на гипноз — сразу же толкнут, разбудят. Не подозревая, что именно вот этим самым заранее принятым планом действий они подсознательно готовят себя к тому, что поддадутся гипнозу.
Кроме иглоукалывания и гипноза — по методике Зинаиды была использована кое-какая «фарма», лекарства, воздействующие на мозг человека. Не наркотики, но…кое-что находящееся рядом. Эти лекарства есть в нашей химлаборатории, оснащенной по высшему уровню. Уж на то пошло, наши агенты должны уметь вести и допрос с использованием химических спецсредств. И они умеют.
Кстати сказать, не так просто Высоцкого допустили сюда, в святая святых, в тайную базу КГБ. Сам того не подозревая, он стал подопытным кроликом, на котором я должен обкатать технологию «промывки мозгов». Именно так — «промывку», а чем еще назвать вмешательство в сознание человека с целью изменения его поведенческих мотиваций? Если можно внедрить в голову человека осознание того, что алкоголь и наркотики пагубны для его организма, привить ему отвращение к любым «дурманам», так почему нельзя добиться и другого? Например — изменить идеологию некого реципиента. Или сделать из него «торпеду», которая «активирует взрыватель» в строго определенный момент. Например — когда увидит своего работодателя, и когда в руке у нее окажется инструмент, способный лишить жизни.
Для обывателя все это звучит цинично и гадко — как так можно поступать с людьми?! Да вы что?! Это бесчеловечно! И я отвечу: да. Это бесчеловечно. Но спецслужбы никогда не задумывались над тем, насколько морально, или аморально то, что они делают. Главное — эффективность. Главное — достигнуть цели! «Глупый самурай! Для ниндзя главное не честь, для ниндзя главное — победа!»
Конечно же, Высоцкий никогда не узнает о том, что фактически он был лабораторной крысой. Для него — я, рискуя своим положением, нарушая закон, в обход правил пытаюсь спасти его жизнь, вытаскиваю из падения в пике. Да, это правда. Но как всегда — это не вся правда. Никто и никогда не допустил бы его на Дачу, если бы я не подал идею использовать его для отработки методики гипновоздействия (так официально называется «промывка мозгов»).
В общем, я использовал доступные мне ресурсы для своей цели. Я хотел спасти Высоцкого, и я его спасу. А еще — отработаю методику гипновоздействия.
— Ты хорошо меня слышишь?
— Да
— Ты любишь свою жену?
— Да
— Ты хочешь к ней поехать?
— Да
— Ты хочешь остаться за границей?
— Нет
— Ты хочешь избавиться от алкогольной зависимости?
— Да
— Ты употребляешь наркотики?
— Нет
— Ты когда-нибудь употреблял наркотики?
— Нет
— Сейчас я буду считать до пяти. Когда назову цифру пять, ты проснешься, забыв все вопросы, которые я тебе задавал. Ты почувствуешь себя бодрым, отдохнувшим, как после долгого сна, у тебя будет хорошее настроение. Итак, начинаю считать. Один! Два! Три! Четыре! Пять!
Высоцкий вздрогнул, вздохнул и медленно открыл глаза. Сфокусировал взгляд на моем лице, поморгал, будто вспоминая, кто я такой, потом счастливо, широко улыбнулся:
— Мне такой хороший сон приснился! Будто я с Мариной…в общем — мы с ней были в постели…
Он сел на кушетке, опустив голые ступни на паркет, вздохнул, и снова улыбнулся:
— Господи, как хорошо! У меня такое настроение, будто я горы могу свернуть! Или подпрыгну, и зависну в воздухе! Давно так хорошо себя не чувствовал!
— По этому случаю надо выпить — я протянул ему стакан, наполненный водкой, специально приготовленной для такого случая — Пей!
— Зачем? — растерялся Высоцкий — ты же сказал…
— Пей! — перебил я его — Ну?!
Высоцкий замолк, внимательно посмотрел мне в глаза и в три больших глотка выпил содержимое стакана. Аккуратно поставил стакан на тумбочку рядом с кушеткой, посидел секунды три, будто прислушиваясь к своим ощущениям, и вдруг перегнулся в безудержном, вывертывавшим нутро приступе рвоты!
Я успел подставить заранее приготовленный тазик, и оставил его на коленях пациента. А пациент продолжал фонтанировать, как заправская нефтяная скважина. Вначале вышла водка. Потом — непереваренные остатки завтрака. За ними — все остальное, вплоть до желчи со слизью. Еще немного, и он бы выблевал свой желудок, но…наконец-то рвота прекратилась, хотя позывы на нее были еще минут пять.
— Это что такое было?! — прохрипел Высоцкий, вытирая мокрые губы поданной мной салфеткой — Это что, теперь всегда так будет?
- Предыдущая
- 27/60
- Следующая