Горный цветок - Деверо Джуд - Страница 30

• Предыдущая
• 30/67
• Следующая

— Как смешно. Особенно если учесть, что, пытаясь меня напугать, вы явились тогда ночью ко мне в палатку чуть ли не нагишом.

— Откуда мне было знать, что вас нисколько не пугает нападение «черноногих».

— А вот тут вы ошибаетесь. Я боюсь этих индейских ребят до смерти. А ну-ка быстро снимайте брюки и дайте мне взглянуть. Обещаю вам не упасть в обморок при виде вашего голого зада.

‘Ринг поднялся и с ухмылкой посмотрел на нее.

— Мне жаль вас разочаровывать, но под брюками у меня надеты кальсоны. И весьма кстати, должен заметить, иначе я бы давно уже умер от холода, гоняясь за вами все последние дни по этим горам.

Разувшись, он снял с себя брюки, под которыми были красные летние кальсоны, и повернулся к Мэдди спиной. Как она и ожидала, в ноги ему впились несколько длинных колючек.

Опустившись на колени, Мэдди начала осторожно их вытаскивать. Он стоял неподвижно, и прикосновения к его телу вдруг отозвались в ней с особой остротой. Ей вспомнились его слова, что она никого не подпускала к себе слишком близко. Это было правдой. Ей всегда казалось, что, позволив себе полюбить что-либо, кроме пения, она заплатит за это непомерно большую цену. Последние десять лет, уже выступая на сцене, она часто видела, как хорошие певицы жертвовали карьерой ради того, чтобы выйти замуж и иметь детей. Не желая делать подобного выбора, Мэдди всегда старалась держаться обособленно. Во многом ей помог импресарио, Джон Фэрли, благодаря заботам которого она была постоянно занята уроками, репетициями и выступлениями, почти не оставлявшими времени для какого бы то ни было общения. Все ее встречи устраивались Джоном, который знакомил Мэдди лишь с богатыми и влиятельными людьми, способными помочь ей в карьере.

Но сейчас, в этих горах, где она выросла, в этих диких и прекрасных местах, все гостиные Востока и Европы показались вдруг такими далекими и чужими. Она вспомнила, как хвасталась капитану Монтгомери, что у нее были сотни любовников, тогда как в действительности не было ни одного…

— Все, — сказала Мэдди наконец и затем, желая удостовериться, что колючек больше не осталось, провела рукой вверх и вниз по его ногам. Она никогда не прикасалась таким образом к мужчине, да и желания такого у нее тоже никогда не было, по крайней мере с тех пор, как шестнадцатилетней девчонкой она была влюблена в ковбоя. Тогда мадам Бранчини дала ясно понять, что Мэдди должна выбирать: или мужчины, или пение. Мэдди сделала свой выбор и никогда о том не жалела.

Но сейчас руки двигались помимо воли: она словно впала в транс, будучи не в силах остановиться. Он стоял совершенно неподвижно, в то время как ее руки скользили по его ногам, вниз от бедер к икрам и дальше, до пяток. Ей хотелось, чтобы на нем не было нижнего белья и она могла коснуться его кожи. Мэдди вдруг отчетливо припомнила ту ночь, когда капитан появился у нее в палатке в одной лишь набедренной повязке. Тогда она не обратила на его тело большого внимания, но сейчас ей неожиданно вспомнился цвет его кожи.

Все так же молча она поднялась, проведя при этом рукой вверх по его бедрам к обнаженной талии. Обеими ладонями коснулась гладкой теплой кожи на спине, провела пальцем по еле заметным белым шрамам и красным следам, оставшимся от колючек.

Она словно впервые увидела мужское тело, хотя и выросла среди мужчин, которые летом носили чаще всего лишь небольшие повязки на бедрах. Но в то время музыка значила для нее много больше, чем самый хорошо сложенный мужчина на свете.

Мэдди коснулась плеч, ощутив при этом их твердость и упругость, затем встала перед ним и провела ладонью по его руке до кисти и обратно. Она не смотрела ему в лицо; для нее сейчас он был не более чем живой статуей. Ее руки вновь поднялись к плечам и соскользнули вниз, на грудь. Тело было твердым и мускулистым, привыкшим к физическим нагрузкам, к активной жизни на воздухе. Она провела рукой по волосам у него на груди, затем опустила их к твердому плоскому животу.

На мгновение руки замерли на его обнаженной талии, и тут ‘Ринг схватил ее за запястья.

— Нет, — услышала Мэдди его шепот и подняла на него глаза.

Его взгляд мгновенно вывел ее из транса, и, ужасно смутившись, она быстро отодвинулась.

— Я… я искала еще колючки.

— Колючек больше нет, — спокойно проговорил ‘Ринг.

— Я… мне надо идти, — пробормотала она и, боясь снова встретиться с ним взглядом, бросилась со всех ног вниз по склону холма.

На следующее утро Мэдди проснулась со странным чувством, что что-то было не так. Мгновение она не могла сообразить, что же это такое было, но потом ей живо припомнилась вчерашняя сцена и ее смущение перед капитаном Монтгомери.

Вошла Эдит с водой для умывания.

— Ну и долго же вы двое проторчали там вчера. И вы прямо кубарем скатились с этого холма. Он что, пытался что-то сделать, что вам не понравилось?

Мэдди слишком хорошо помнила, что капитан Монтгомери не сделал ни одного неподобающего жеста, но вот сама она показала себя настоящей дурой. Ей почудилось, что она вновь слышит, как он говорит «нет», когда ее рука, на мгновение застыв на его талии, едва не скользнула вниз.

Она повернулась к Эдит.

— Абсолютно ничего не произошло. Капитан Монтгомери все время вел себя как истинный джентльмен.

— Так из-за этого вы злитесь.

— Ничего я не злюсь, — отрезала Мэдди. — Не пора ли тебе заняться завтраком?

— Вы хотите, чтобы я его накормила?

— Если ты говоришь о капитане Монтгомери, то тебе придется самой его спросить, желает ли он с нами завтракать. Меня это не интересует ни в малейшей степени.

Посмеиваясь, Эдит вышла из палатки.

Умываясь и надевая свою добротную дорожную одежду, Мэдди говорила себе, что совершенно не злится, что Эдит просто глупая женщина, у которой нет никаких моральных устоев. Но чем больше она думала, тем сильнее закипала в ней злость. Как смеет он относиться к ней как к женщине, с которой коротают вечерок? Она лишь пыталась помочь, вытаскивая у него колючки, а он уж решил, что она с ним заигрывает. Какая отвратительная самонадеянность! Он ее нисколько не интересует. Если она когда-нибудь и заинтересуется мужчиной, то уж, во всяком случае, более… более романтичным, который будет ей говорить настоящие комплименты — по крайней мере, что-нибудь получше, чем это его «вы не совсем неприятны для глаза».

К тому времени, когда Мэдди закончила одеваться и вышла из палатки, от ее смущения не осталось и следа, и капитан Монтгомери, который совершенно не понял ее добрых намерений, снова вызвал у нее ставшее привычным возмущение. Эдит уже приготовила яичницу с ветчиной и, бросив в масло несколько кусочков зачерствевшего хлеба, пожарила и их. Фрэнк, Сэм, Тоби и капитан Монтгомери сидели на траве и с наслаждением уплетали завтрак.

Первым, с кем Мэдди встретилась взглядом, был капитан, и ей показалось, что он смотрит с откровенным самодовольством. «Итак, — подумала она, — он счел меня одной из этих бегающих за ним женщин. Решил, что я такое же глупое, сюсюкающее создание, как и те женщины, которые вешаются на шею каждому красивому мужчине».

Гордо вскинув голову, она отвернулась от ‘Ринга и улыбнулась остальным троим мужчинам.

— Доброе утро, — весело проговорила Мэдди, обращаясь к ним. — Как спалось? Я спала, как младенец. Никаких забот.

Она села за стол, но, бросив взгляд на тарелку с жирной пищей, которую поставила перед ней Эдит, мгновенно утратила всякий аппетит. Поковыряв какое-то время в тарелке, она обратилась к Фрэнку:

— Ты посмотрел ноты, которые я тебе дала?

— Да, — ответил тот равнодушно.

— Тебе понравилось?

— Нормально.

Вот и весь разговор с Фрэнком. Мэдди повернулась к Сэму:

— Как наши лошади? Справляются?

Сэм в ответ лишь кивнул и, скользнув взглядом мимо капитана Монтгомери, словно тот был пустым местом, она улыбнулась Тоби.

— Как завтрак?

Она съела кусочек яичницы и вновь повернулась к маленькому солдату.

• Предыдущая
• 30/67
• Следующая