Небесный шкипер (СИ) - Демченко Антон - Страница 11

— Ты долго ещё над этими бумажками корпеть будешь? — неслышно вошедшая в каюту, Алёна заставила меня подпрыгнуть на месте от неожиданности.

— А что? — повернувшись на вращающемся кресле, принайтованном к настилу, я поймал подошедшую вплотную девушку в объятия и, усадив себе на колени, положил подбородок ей на плечо.

— Девятый час вечера уже. Я там ужин приготовила, пойдём, поедим, а? — вздохнув, ответила Алёна, устраиваясь поудобнее. Покрутилась, поёрзала и замерла. Даже глаза прикрыла. Вот, спрашивается, и как это сочетается с предложением идти ужинать?!

— А браты где? — спросил я у тихо млеющей у меня на руках девушки. Та недовольно дёрнула плечиком, отчего мои зубы тихо лязгнули.

— Где-где… опять в «Лавандовом доме» или в «Алом Бархате»… отдыхают, — нехотя проговорила она, так и не открыв глаза.

— Значит, мы здесь вдвоём остались? — уточнил я, касаясь губами ушка Алёны и, «поиграв» пальцами на её талии, договорил: — а может, мы…

— Если ты не взял в команду шестого человека, то да, здесь только мы двое, — неожиданно перебила она, не поддержав моего лукавого тона и, высвободившись из кольца обнявших её рук, поднялась на ноги. — Идём, я есть хочу.

И чего обиделась? На что? Ж-женщины… и жить с вами сложно, и без вас обойтись невозможно. А уж понять… нет, такой подвиг нормальному мужчине не под силу.

До кают-компании, заменявшей на «Мурене» столовую, мы добрались в полной тишине. В том же молчании, Алёна выставила на стол супницу и пару рунированных закрытых блюд-термосов. Сняв крышку, она зачерпнула половником содержимое супницы, и до меня донёсся умопомрачительный запах сборной мясной солянки. Ложку сметаны в исходящую ароматнейшим паром тарелку, ломоть ржаного хлеба в руку — и вперёд! Какой застольный этикет, какие к чертям салфетки-приборчики?! Тут язык бы не проглотить!

Расправившись с солянкой, я подвинул поближе одно из блюд-термосов и, откинув крышку, довольно улыбнулся. Щучьи котлеты с разваренным молодым картофелем… у меня сегодня праздник живота, определённо! А во втором? Горячий паштет… и миска свежего овощного салата. М-да, всё же, «берег», это не рейс-пробег, когда порой и банку тушёнки разогреть некогда. Балдёж!

Пока я ел, Алёна посматривала в мою сторону, и потихоньку её недовольство таяло, сменяясь удовлетворением от хорошо приготовленного и по достоинству оценённого ужина. Так что, к концу трапезы она смотрела уже вполне благосклонно. Но рисковать повторять заход с предложением пошалить, я пока не собирался. Сначала надо аккуратно выяснить, что ей так не понравилось.

— Милый, ты у меня, конечно, умный, добрый и вообще, самый замечательный, — вздохнула Алёна, когда ей, очевидно, окончательно надоело наблюдать за моими хождениями вокруг да около. — Но иногда, ты такой дундук!

— М? — не понял я, но тут же мотнул головой. — Вот именно! Я — дундук. Пожалуйста, не забывай об этом. И если вдруг я, по твоему мнению, сотворю или скажу что-то не то, прежде чем обижаться, укажи, что именно было не так. Дундук же!

— Пф! — Алёна фыркнула, глядя на мою серьёзную физиономию и, не выдержав рассмеялась. — Д-договорились.

— Итак, чем я тебя умудрился обидеть? — спросил я, дождавшись, пока невеста справится со смехом. Та задумчиво посмотрела куда-то в сторону.

— Стоило упомянуть, что братья отправились в бордель, как ты тут же начал ко мне приставать, — медленно, будто сомневаясь в своих словах, проговорила она.

— И? — не понял я. — Нам довольно редко удаётся остаться наедине, не находишь? В полёте, мне порой и спать-то некогда, не то что… а «на берегу»… Да что я объясняю, ты и сама всё это прекрасно знаешь! Так чего удивительного в том, что я решил воспользоваться оказией?! Братья вернутся не раньше завтрашнего утра, мы одни… так что не так-то?!

— То, что со стороны всё выглядело так, будто ты меня с бордельными шалавами уравнял, — вспыхнула невеста. Я только глазами хлопнул от удивления. Где? Как?

— Не понимаю, — честно признался.

— Вижу, — ядовито отозвалась Алёнка, но, чуть успокоившись, заговорила ровным тоном, — у тебя словно ассоциация сработала: «бордель, постель, девка в руках — чего я жду»? Как думаешь, приятно мне было такое вот сравнение в лоб получить?!

— У меня, да? А, по-моему, у кого-то другого… — протянул я, когда до меня, наконец, дошёл смысл претензии. Алёна начала медленно пунцоветь, и почему-то мне показалось, что вовсе не от стыда. Совсем не от стыда. Именно поэтому, не дожидаясь явно приближающегося взрыва, я поднялся со стула и, чуть не сорвавшись на ускорение, обогнул стол и прижал к себе недовольно сопящую невесту. — А если бы они не в бордель ушли, а в кабак? Следуя твоей логике, я как должен был бы отреагировать? Потребовать с тебя пива и закусок? «О, браты нажираются, а мы чем хуже, тащи ключи от бара, сейчас тоже гульнём!», так что ли?

— Да ну тебя! — Алёна попыталась вывернуться из моих объятий, да кто ж ей позволит-то!

— Милая, запомни раз и навсегда. Нам, мужчинам, не чужды хитрость и коварство, плетение интриг и двусмысленные речи, полные намёков и недомолвок. Но только в общении с себе подобными. Оказываясь перед женщиной, мы перестаём понимать намёки и говорить ими, и остаёмся перед вами открытыми и бесхитростными…

— Дундуками, — вздохнула Алёнка.

— Именно, солнце моё. Именно, — промурлыкал я, поднимая невесту на руки.

— Ты что делаешь? — взвизгнула она.

— Отвечаю честно и без прикрас, как истинный мужчина красивой женщине. Мы поужинали, как того хотела ты. Братьев твоих здесь нет, и до утра не будет, как того хотел я. Поэтому сейчас я тебя тащу в спальню. Зачем, нужно объяснять или сама догадаешься? Впрочем, нет! Стоп, отставить! Не пытайся догадаться. А то ещё чего-нибудь такого нагадаешь, что потом сто лет меня же и не простишь. Лучше я сам объясню. В спальне находится кровать, у меня на руках красивейшая из женщин, которую я хочу до потемнения в глазах…

— Прекрати нести чушь! — неожиданно рявкнула Алёна и заткнула меня… пожалуй, самым приятным образом. Во-от, другое дело. А то «сравнил, ассоциации…» Тьфу! Дубиной по голове и в пещеру. Я сказал.

Яхта еле ощутимо завибрировала, когда включился вспомогательный двигатель-шотландка, и аппарель медленно поползла вверх, закрывая проход в трюм. Проверяющие Алистера, обследовавшие печати на ящиках с грузом, уже покинули «Мурену», и теперь я мог видеть их с мостика, стоящих на перроне в ожидании нашего отлёта.

На приборной доске загорелся зелёный оповещающий сигнал с трюмного пульта, и тут же в переговорнике раздался приглушённый маской, голос Вячеслава.

— Трюм задраен, давление выровнено.

— Трюмный — принято. Постам доложить о готовности к взлёту, — отозвался я и через секунду услышал бормотание остальных братьев. Продублировав голосом подтверждение, они замолкли.

— Посты с первого по четвёртый готовы, — резюмировала Алёна, щёлкнув тумблерами на «своей» приборной доске и, бросив взгляд на выползающую из застрекотавшего телеграфа ленту, сообщила: — есть разрешение на взлёт. Нам открыт четвёртый западный коридор с выходом на третий горизонт.

— Не самый удобный вариант… для китов, — хмыкнул я и, тронув РИВ, поднял ход мерно поднимающейся над портом «Мурены». Яхта чуть вздрогнула и двинулась быстрее, сходу миновав «посадочную» высоту второго горизонта. Развернув её носом к закатному солнцу, я чуть придержал стремительный подъём, и ещё больше увеличил скорость хода, на что тут же отреагировал судовой телеграф, со звоном переключившись в положение «средний ход». А вот высотомер перестал щёлкать, отмеряя изменение высоты.

— Вышли в открытый горизонт. Высота — тридцать два кабельтова. Относительная скорость — сорок два узла. Ветер встречный — четыре узла, — сообщила Алёна, сосредоточенно считывавшая показания приборов. — Портовая зона позади. Легли на курс, шкипер.

— Замечательно, — отозвался я и, ещё чуть-чуть прибавив скорость, наконец, смог отойти от «штурвала». — Прикажи братьям привести орудия в боевое положение и…