Принцесса из замка дракона (СИ) - Талан Ольга - Страница 10

— Принцессе говори «леди» да поклонись, как подойдёшь. Дракону говори «мастер» да тоже почтителен будь, будто перед тобой не зверь какой, а закалённый боями воин.

Малец смотрел на меня с благоговеньем, но без страха. Поручение его не пугало. А когда я ещё и вложил в его ладонь мелкую монету, расхрабрился окончательно и вслед принцессе рванул бегом.

Народ постепенно расходился. Ко мне приблизился белоголовый:

— Ты прости нас, сэр Вазгар. Не чаяли мы, что так получится. До сего дня принцесса эта только в лавках у кого бывала, когда людей иных нет. А тут почитай в самый людный час в таверне изволила объявиться. Растерялись мы.

Я кивнул. Не передо мной тут надобно извиняться.

Белоголовый, видимо, воспринял мой жест как полученное прощение. И поспешил, наконец, представиться:

— Я Мерил, сэр Вазгар. Местный торговец, мельник и староста этого селения.

Староста? Я смерил его взглядом:

— Это тот, кто стращает деревенских, что дракон скоро лютовать начнёт?

Он встрепенулся:

— От чего ж стращаю? Как есть правду говорю! В роду моём книга ведётся, для потомков, значит. Что помнить надо, чего опасаться. С какими людьми вести торговлю, а каких стороной обходить. Вот в ней и про драконий замок, и про девиц его и драконов записи имеются. И написано там без загадок, что надобно побыстрей девиц этих замуж выдавать. Расстараться, значит, чтоб поскорей сыскался достойный рыцарь. А если силы не приложить да засидится девица в девках, то станет дракон в возраст входить да с каждым годом свирепеть. Дед мой писал, что тот дракон, что перед этим, значит, был, село наше трижды дотла сжигал. Трижды! Это ж сколько добра да людей потеряно было!

Я указал старосте сесть:

— То есть это у вас тут не первая принцесса с драконом?

Белоголовый, обрадованный приглашению, гордо уселся на лавку напротив.

— Про титулы не ведаю, сэр Вазгар, принцесса не принцесса, но знатные девицы были и до неё. И каждая со своим драконом. Замок этот потому драконьим и зовётся. Покуда девицы с драконом нет, дорога к нему в лесах прячется. А как объявится девица — сразу всем видать и камень, и дорогу эту чёрную.

— И давно прошлая девица была?

— По книге моей значится, что ровнёхонько восемьдесят три весны тому назад. Семь лет она тут поживала. И дракон её стерёг красный. Огромный, не чета нынешнему. И лют был как сам дьявол.

— И что с ними стало, с драконом этим и девицей?

— Так знаемо что стало, сэр Вазгар. Нашёлся рыцарь, зарубил дракона, а девицу под венец повёл.

Я задумался, опять поражаясь бессмысленности происходящего. Дракон оберегает девушку. Ревностно защищает её жизнь и честь. Мало того, дракон послушен ей! Но под венец её ведёт тот, кто этого защитника убьёт?

А по поводу лютовать… возможно, староста и прав. Бывает, что охотники выхаживают дикого зверя с малых лет, медвежонка или волчонка. И малышом зверь этот ласков с человеком. Но как входит в возраст да начинает искать себе пару, так просыпается в нём вся его звериная суть.

А дракону пару тут не сыскать… Где ещё такая диковина найдётся? Может, поэтому и выбито на камне убить защитника?

Я вернулся взглядом к белоголовому старосте. Смотрел он на меня слегка заискивающе и с большой надеждой. Конечно, я и есть его надежда. Надежда о защите его детей, его семьи, его селения от дракона…

— Я хочу взглянуть на твою книгу, Мерил. Хочу сам прочесть, что писал твой предок.

— А… Да, конечно, сэр Вазгар. Обязательно. С утреца сразу и пришлю. Может, там в помощь что найдётся. Дело-то не простое.

Я махнул старосте идти. Он поднялся и ещё долго раскланивался. А когда уже шагнул прочь от столов, я его окликнул:

— Да, и вели поставить кого из мальчишек, чтоб дорогу смотрели. Как завидят принцессу, пусть бегут меня звать.

Староста снова принялся неуклюже кланяться, заверяя, что всё сделает.

По столам волной пошёл шёпот:

— Да ты смотри…. Вернулся… Кто? …Да сиротка, что у Фанара конюшенным.

По дороге гордо шагал тот самый мальчишка, что убежал относить хлеба. Шлёпая грязными ногами, он победоносно вошёл под навес и направился прямо ко мне.

— Я всё сделал, господин рыцарь! Как вы велели, поклонился и леди, и мастеру дракону. И передал, как хозяин сказывал, что извиняется и что пирог в дар принять просит. Вот! — он вытянул ладонь, показывая зажатую в ней оплавленную монету. — Леди мне за службу дала. Сказала, что я смелый!

Утро началось для меня с боли. С боли и тренировки через эту боль, медленно отступающую под натиском моего упорства.

К моменту, когда осеннее солнце подкатилось к полудню, я уже успел хорошенько разогнать кровь и возвращался в таверну почти не прихрамывая. День был пасмурный, но сухой. Последние яркие листья кружили под ноги, разлетались под порывами ветра красно-жёлтыми всполохами. Под ногами бодро хлюпала слякоть. По полю, незамысловато напевая, девочка лет десяти гнала коз. За покосившимся забором, в грязи, ворча друг на друга, бродили чумазые куры. Где-то вдалеке с упоением заливалась лаем собака.

Уже когда я подходил к таверне, ко мне подскочил мальчишка:

— Господин рыцарь, мне батька велел смотреть принцессу, а если угляжу, к вам бежать. Я-то углядел, прибежал, а вас нету…

— Давно углядел?

— Да уж она скоро, наверное, к селу подойдёт. Я-то с холмов смотрел. Там далеко видно.

Я похлопал мальчишку по плечу:

— Всё правильно сделал. Теперь беги. Дальше я сам управлюсь.

Малец засиял улыбкой и сиганул прочь. Я вгляделся вдаль туда, откуда вилась дорога в селение. Принцессы пока было не видать. А значит, у меня есть немного времени подготовиться…

Мальчишку вчера дракон не тронул. При том что, судя по монете и похвале, подходил он к Илле достаточно близко. Но у мальчишки не было оружия, да и на вид он не опасен. Я же крепкий воин — даже без меча за неопасного не сойду. Да и с драконом в схватку уже вступал…

А ещё, если Илле вздумается гулять долго, я могу за ней и не поспеть со своей ногой.

Я ступил во двор таверны:

— Коня мне!

Мальчишки на конюшне спешно вывели моего коня, споро седлая его вдвоём. Я снял меч, обернул его в куртку и приторочил к седлу.

— Сэр Вазгар, а отобедать не желаете? На кухне щи дымятся отменные да курочка хрустящая.

Я взглянул на трактирщика. Живот мой очень даже был не против обеда, но времени у меня на это не было. Но… Мне вдруг вспомнилась сплетня, что рассказывал менестрель по дороге, о том, что путники откупаются от дракона сладкими гостинцами.

— А пряника медового у тебя не сыщется? Или другой сладости?

Трактирщик слегка растерялся, но тут же спохватился, снова растекаясь в заискивающей улыбке:

— Крендельки есть, сэр, сахарные.

— Заверни мне в тряпицу большим числом. С собой возьму.

Принцессу я увидел где-то к середине дороги. Девчонка, не замечая меня, задумчиво брела по обочине, иногда поднимая с земли особенно яркие листья. В руках её уже подрагивал на ветру целый букет этого осеннего жёлто-красного золота. А ветер вдобавок теребил лёгкие как пух пряди, выбившиеся из причёски самой Иллы, делая её облик каким-то сказочно ангельским.

Дракона не было. Я внимательно оглядывал кромку леса и ясное небо с редкими осенними облаками. Но не видел его.

И всё же притормозил коня сильно поодаль, чтоб моё появление не сочли нападением.

— День добрый, прекрасная леди Илла.

Девчонка испуганно оглянулась. Потом как-то совсем по-детски быстро спрятала собранные листья за спину и вздёрнула носик, стараясь придать себе должную надменность.

Я непроизвольно улыбнулся. В каждом жесте этой девочки было столько искренности, столько настоящего.

Впрочем, долго улыбаться мне не дали. На дорогу, разбрызгивая слякоть, с глухим ударом мощных лап приземлился дракон. В жизни мне приходилось встречать воинов, чей мрачный смертоносный вид никак не мешал жившему в них настоящему рыцарскому благородству. Но дракон в этом плане превосходил любого из них. Я не мог пока сказать, насколько велико его благородство и не было ли то, что я видел, лишь минутной слабостью. Но то, что своим мрачным звериным видом, немигающим взглядом ящера, тяжёлой поступью огромных когтистых лап и нетерпеливыми ударами мощного хвоста дракон неминуемо порождал панику в душе любого, даже самого смелого, человека, в доказательствах не нуждалось. Я сам с трудом удерживал внешнюю беспристрастность.