Всё, что любовью названо людьми - Фальк Макс - Страница 51

И повернулся спиной.

Кроули поймал его за крыло, потянул на себя, расправляя во всю длину. Азирафель расслабленно и довольно охнул, пошевелил лопатками, прогоняя скопившееся напряжение. Кроули провёл ладонью по плотным и жёстким перьям, потёр кончики пальцев, принюхался к ним.

— Воск? — недоверчиво спросил он.

— Немного розового масла, — признался Азирафель, повернув голову.

— Ангел, ты же не утка, тебе не нужно смазывать перья жиром. Их надо пудрить.

— Пудрить? — удивлённо переспросил Азирафель, оборачиваясь чрез плечо.

— Не вертись! — Кроули легонько ткнул его пальцем в щёку, и Азирафель послушно отвернулся.

Кроули запустил руки под перья, погладил, пропустил их сквозь пальцы. Азирафель издал вздох, который в других обстоятельствах можно было бы назвать томным. Кроули, проявляя непомерное для самого себя прилежание, принялся поправлять ангельское оперение, стыкуя пёрышко к пёрышку как чешуйчатую кольчугу, формируя плотный гладкий покров.

Ветер цеплялся за его распущенные волосы, бросал их в лицо. Кроули фыркал от щекотки, тряс головой, останавливался почесать нос о плечо. Пёрышко к пёрышку — упругие, белые…

— Это никуда не годится, — строго сказал Азирафель, когда Кроули в третий раз за последние пять минут прервался, чтобы чихнуть и убрать волосы от лица. — Почему ты их не завяжешь?

— Не отвлекай меня, — велел Кроули. Он как раз примерился запустить пальцы в основание крыльев, к нежным и мягким пуховым перьям, и ему меньше всего хотелось думать про какие-то там волосы, лезущие в лицо.

— Ты сам отвлекаешься, — возразил Азирафель.

— Ничего подобного!..

Азирафель, не вступая в спор, отодвинулся, снял шляпу и отцепил от неё бледно-розовую ленту.

— Даже не думай, — возмущённо сказал Кроули. — Это не мой цвет.

— Это временное решение, — пообещал Азирафель. — Вернёшь, как только мы спустимся.

— Ни за что!

— Повернись, — настойчиво сказал Азирафель. — У тебя уже колтуны в волосах.

Протянув руку, он взялся за рыжую прядь, провёл по ней пальцами, распуская крошечные узелки. Кроули замер, ощутив тепло руки у лица — или это был жар его собственных щёк? Он отвернулся. Спорить было уже бессмысленно. Сел на рею верхом, перекинув ногу. Парус под ним раздулся от внезапного порыва ветра, мачта вздрогнула. Кроули ногтями вцепился в просмолённую балку, ссутулился. Услышал, как Азирафель пододвинулся ближе. Потом почувствовал руки в волосах — ловкие, нежные пальцы, которые тщательно собирали в горсть его гриву, спутанную ветром. Потом по ней прошёлся гребешок — тщательно, аккуратно, и очень настойчиво. Кроули даже не шипел, когда спутанные пряди цеплялись за зубцы, причиняя боль.

Ветер суетился вокруг, набрасываясь с разных сторон, Азирафелю пришлось приложить немало усилий, прежде чем он смог заплести короткую косицу под самым затылком и завязать её лентой.

— Вот и всё, — сказал ангел, одновременно с удовольствием и сожалением. — Так-то лучше.

Он поправил ещё несколько вздыбившихся волосков на макушке. Пружинистые волнистые волосы его не слушались, так и норовили растопорщиться во все стороны. Лёгкая ангельская рука скользнула по затылку Кроули, будто приглаживала результат своей работы, и исчезла.

— Маленькая дружеская услуга, — сказал Азирафель.

Кроули не нашёл, что ответить.

Они сидели рядом, смотрели на встающее солнце. Ветер пушил их крылья, пробирался до самой кожи, заставляя вздрагивать от прохлады. Было приятно чувствовать, как потоки воздуха скользят по перьям, ловить ветер, подставляясь ему.

Они были вдвоём, они были одни. Утренняя суета на палубе, крики офицеров и свистки боцмана доносились до них вместе с шумом волн. Но здесь, на мачте, они были одни.

«Сейчас, — вдруг подумал Кроули с какой-то отчётливой обречённостью. — Если признаваться ему, то — сейчас».

— Ангел, — небрежным тоном позвал он. Азирафель вдруг насторожился, бросил тревожный взгляд. — А знаешь, один мой друг написал пьесу про тех испанцев.

— О, я полагаю, — отозвался Азирафель и замолчал, так и не сказав, что он там полагает.

— Напомни, как там их звали?.. — ещё небрежнее сказал Кроули.

— Альдемаро. И Лауренсио, — сказал Азирафель, невежливо глядя в сторону.

— Да, про них.

Азирафель промолчал. Кроули подождал немного, но ангел будто воды в рот набрал. Пришлось дальше двигаться самому — раз начав, Кроули не хотел отступать. С этой стеной молчания между ними нужно было что-то делать.

— Забавная была история, — сказал Кроули.

Азирафель издал напряжённый смешок.

— Ты там тоже есть, — сказал Кроули. — В этой пьесе.

— Это Лопе её написал? — зачем-то уточнил Азирафель.

— Помнишь Лопе? — обрадовался Кроули — не столько памятливости Азирафеля, сколько разрушенному молчанию. — Такой пройдоха!

— Ты ведь дружил с ним? — Азирафель вдруг развернулся. — Как ты мог с ним так поступить?

— Как? — изумился Кроули.

— Ты заключил с ним сделку! С другом!.. как ты мог? Такой талантливый человек попадёт в Ад из-за тебя.

— Нет, нет, никуда он не попадёт, — кривясь, ответил Кроули. — Я не просил его душу. Условием было «отдай самое ценное из того, чего ещё не нашёл». Такое отмаливается, — Кроули небрежно взмахнул рукой, сообразил, что съехал с первоначальной темы, и пристально взглянул на Азирафеля. — В этой пьесе… — опять начал он.

— И что он отдал? — перебил Азирафель.

— Да какая разница?

— Что ты у него забрал?

— Да не я!.. А высшие силы, — Кроули показал глазами на небеса. — Семейное счастье, неважно, он хотел быть известным, — быстро заговорил он, чтобы поскорее отделаться от темы, — я дал ему эту возможность, чем-то всегда приходится жертвовать. Я другое хотел сказать! Он написал пьесу.

— Он ужасно талантлив, — с нажимом сказал Азирафель. — Выдающийся молодой человек.

— Ему скоро шестьдесят, — поправил Кроули.

— Не очень молодой выдающийся человек, — послушно поправился ангел. — Надеюсь, мир с Испанией продержится достаточно долго — я бы хотел побывать в Мадриде и посмотреть пару его новых пьес.

— Да! — подхватил Кроули. — У него есть одна пьеса. Про тебя. Про нас — про наш спор, — в последний момент поправился Кроули.

Азирафель резко отвернулся, живость исчезла с его лица. Кроули тяжело вдохнул, ещё тяжелее выдохнул. Разговор и так давался ему с трудом, а тут ещё Азирафель постоянно перебивал его, так что раз за разом возвращаться к теме пьесы было всё сложнее.

— Люди, — опять начал он, — знаешь, черпают сюжеты из жизни. Постоянно. Вот, как Шекспир. Лопе… тоже. Вдохновился всем этим спором… и твоим маскарадом.

Азирафель неожиданно рассмеялся, глаза у него вспыхнули.

— О, да! — с энтузиазмом воскликнул он. — Я помню! Это было так увлекательно! Настоящее приключение!

— Да, и Лопе его изложил… по-своему. Ну, не так чтоб совсем по-своему, — торопливо добавил Кроули, — я бы сказал, суть он ухватил верно, просто подал её по законам жанра, я думаю, тебе было бы любопытно взглянуть на…

— Это было так весело! — оживлённо перебил Азирафель. — Боже!.. я будто сам был на сцене!

— Где? — переспросил Кроули.

— А ты подыгрывал мне так мастерски! — восхищённо заявил Азирафель, блестя глазами. — Мы сами были как будто в спектакле!

— Подыгрывал? — возмущённо переспросил Кроули.

— Я же знаю, что ты догадался, — покровительственным тоном сказал Азирафель, качнувшись поближе. — Когда я был в платье. Когда у нас было «свидание», — отчаянно манерничая, сказал он. — А ты будто всерьёз пытался меня соблазнить — ну, не меня, конечно, а очаровательную незнакомку. Это была прелестная шутка, Кроули, — доверительно сказал ангел. — Я до сих пор вспоминаю её с удовольствием.

— Шутка? — оскорблённо переспросил Кроули.

Азирафель принял растерянный и холодный вид.

— Конечно же, шутка, — сказал он, смерив Кроули взглядом. — Ты не посмел бы пытаться всерьёз. Соблазнить меня?.. Ха! Просто смешно! Даже если бы ты попытался — уверяю тебя, ты испытал бы огромное разочарование. Огромнейшее!..