Всё, что любовью названо людьми - Фальк Макс - Страница 32

— Ну что же, Антоний нашёл свою Клеопатру, — сказал Лоренцо, и Кроули резко распахнул глаза. Азирафель замер, отдёрнул руки от его головы. — Не стоит смущаться, — Лоренцо взмахнул рукой. — Мы рады видеть счастливое воссоединение.

— Воссоединение?.. — растерянно переспросил Азирафель.

— У любовников вышла размолвка, но она уже в прошлом, — пояснил Лоренцо.

— Но мы не любовники!.. — испуганно заявил Азирафель.

Он вскочил, Кроули от неожиданности едва удержал равновесие, сел прямо. Азирафель резко отошёл от него, заметил, что одна нога босая — вернулся. Требовательно протянул руку. Он ничего не говорил, но лицо у него пылало, как от мороза, глаза казались совершенно круглыми.

— Разве? — с лёгким насмешливым укором спросил Лоренцо.

Азирафель развернулся к Кроули.

— Что? Ты будешь молчать?

— А что я должен ответить? — спросил тот, всё ещё оглушённый от резкой смены событий, от рук Азирафеля, которые до сих пор чудились в волосах — и от того, что они так внезапно исчезли.

— Ты не можешь на самом деле распускать подобные слухи! — сказал Азирафель, поражённый, что Кроули не встаёт на его сторону. — Ты позволяешь им верить в это?..

Кроули повёл плечом, давая понять, что вмешиваться не собирается и разубеждать никого не намерен. Вместо ответа протянул снятую с Азирафеля туфлю. Ангел вырвал её, сжал в кулаке, сминая мягкую подошву.

— Не удивляйся так, ангел, — сказал он, и голос звучал невнятно, будто он выпил чересчур много даже для самого себя. — Ты же меня знаешь.

— Ты способен на любую гнусность — разумеется!..

Азирафель тяжело дышал, он покраснел — от страха, и, кажется, от стыда.

— Ты знал это с нашей первой встречи.

— Теперь я жалею, что встретил тебя! — отозвался Азирафель. — Ты… пользуешься моим доверием! Моей благосклонностью!

— Разве это не то, что я должен делать?.. Разве ты не был предупреждён?

— Я думал…

Азирафель смерил его взглядом, полным внутренней агонии. Кажется, он хотел ещё что-то сказать, даже вдохнул, чтобы выдать обличающую речь — но передумал, торопливо надел туфлю и быстрым шагом вышел из зала, явно стараясь не бежать, чтобы сохранить достоинство. Кроули в покосившемся венке смотрел ему вслед, не двигаясь.

VII

Кроули старался забыть ангела, выкинуть из головы, втиснуть кого-то на его место — но ничто не помогало и никто не помогал. Жить в разладе с Азирафелем было мучительно. Каждый день он ждал его возвращения и искал его глазами, но Азирафель больше не появлялся в доме Лоренцо. Поняв, что могут пройти столетия, прежде чем Азирафель забудет обиду, Кроули решил действовать.

Ангел жил в высоком доме возле реки. Кроули пришёл под его окна ночью. В доме не горел свет — может, Азирафеля там не было, может быть, он уехал? Или он спал? Кроули постучал в дверь, но никто не открыл. Он позвал Азирафеля с улицы, но в окне не появилось ни тени, ни огонька свечи.

Кроули подождал немного для верности, но в доме было тихо. Хотя он чувствовал, что Азирафель там. За столько лет он научился определять его присутствие. Ангел был там, просто не хотел с ним разговаривать. А орать на всю улицу «прости меня» Кроули не собирался.

Он сунул руку за пазуху. Вынул флейту, погладил, будто очищал от невидимой пыли. Глубоко вдохнув, поднёс к губам.

Он не умел создавать что-то новое — но он мог научиться, подражая людям, он мог заучить мелодии, которые они сочиняли, и повторить их — как учёный попугай повторяет услышанные слова.

Никто не знал, что он этому учится. Даже Азирафель не знал. Даже Лоренцо не знал. Ни одна душа, живая или мёртвая, за исключением того, кто научил его, не знала, что его влечёт в этой музыке. Кроули надеялся, что демонстрация своего самого страшного секрета Азирафелю заставит ангела смягчиться. Кроули добровольно отдавал в его руки свою тайну — и надеялся, что для Азирафеля это что-то будет значить. Может, он высунется в окно?..

Прислонившись к стене дома на другой стороне улицы, Кроули поднёс флейту к губам. Мелодия была грустной — одна из тех, что иногда крутились у него в голове, подхваченные откуда он уже и не помнил. В ночной тишине музыка казалась особенно громкой. Азирафель не появлялся, но Кроули надеялся, что тот хотя бы слушает, и если прислушается внимательно — многое услышит.

Флейта была старой, самой простой — первой из тех, что изобрели люди, обыкновенная деревяшка с прокрученными дырочками. Столетия покрыли её царапинами, отполировали поверх, но она звучала всё так же легко и просто, как в первый день создания. Ещё не умея играть, Кроули часто прикладывался к ней, выдувал ноты одну за другой, не зная мелодий. Потом начал подсматривать за людьми, перенимать то, что играли они. Ему нравился её звук — тихий, протяжный. Иногда он часами упражнялся с ней, перебирая ноты, но из них никогда не складывалась мелодия. Дар творения был отдан людям. Кроули мог только запоминать и повторять чужое. За сотни лет он запомнил чужого множество — и теперь перебирал одну мелодию за другой.

Где-то в конце улицы, — может быть, вдохновлённые его игрой, — послышались неразборчивые вздохи, протяжный стон. Кроули позавидовал счастливцам.

Окно наверху распахнулось.

— Кроули, — позвал Азирафель. — Что ты здесь делаешь?

Его голос внушал надежду — он не был злым. Впрочем, вряд ли ангел вообще умел злиться — но он не был сердитым и уже почти не был обиженным.

— Ты не появляешься у Лоренцо, — сказал Кроули, мгновенно оборвав мелодию.

— Потому что я не хочу тебя видеть.

— Это не повод!.. Ангел!.. Мы же всё время ссоримся, это естественно!

— В этот раз ты перешёл черту, — сказал Азирафель. — Ты портишь мою репутацию.

— Репутацию?.. В глазах людей?.. Они живут по полвека!.. Скоро никто ни о чём и не вспомнит!..

— Я говорю не о людях, — с нажимом поправился Азирафель. — Ты должен всё опровергнуть.

— Даже не собираюсь, — сказал Кроули. — Ангел, это всего-навсего разговоры. Смущать умы — это моя работа.

— Зато моя работа — противостоять твоим козням.

— Если ты спустишься, противостоять будет удобнее, — попросил Кроули.

— И не мечтай!

— Тебе однажды придётся — иначе кто будет вмешиваться в мои планы? А ты не можешь просить меня делать это за тебя, — сказал Кроули. — Я не могу мешать сам себе, я буду выглядеть глупо!

— Как будто обычно ты выглядишь умно! — отозвался Азирафель.

— Так ты спустишься?..

— Нет!

В соседнем доме распахнулось другое окно.

— Убирайтесь вы оба к дьяволу и там решайте, что делать! — потребовал чей-то голос. — Куда только смотрит Ночная стража! Чтоб вам всем провалиться, проклятые!

— Половина Ночной стражи сейчас во дворце Лоренцо, — охотно отозвался Кроули, — можете пойти туда и позвать их, только пусть не забудут надеть штаны, и вы тоже синьор, позаботьтесь натянуть их потуже, чтобы с вами ничего не случилось по дороге!

— Что вы мешаете молодым людям! — раздался второй голос из другого дома. — Пусть разберутся здесь — или я до утра не усну, не узнав, чем всё кончится! Как будто вы никогда не были молодым и влюблённым, синьор, вам-то наверное никто по ночам не пел серенады.

— Он не пел! — возмущённо возразил Азирафель в темноту.

— Самое время начать! — предложил второй голос.

— Пусть идут петь, танцевать, разговаривать в другое место! — потребовал первый. — Ни днём, ни ночью от них нет покоя!

— Пусть сначала сыграет ещё! — раздался третий, девичий голос. — Так было красиво!.. Так печально! Прошу вас, синьор, сыграйте ещё!

— Пусть только попробует — я сам спущусь к нему и сломаю его чёртову дуделку! — отозвался первый голос.

— Азирафель!.. — Кроули, чувствуя незримую поддержку, смотрел в его окно, ухмыляясь. Пусть по ошибке, но их приняли за поссорившихся влюблённых, и пусть в чужих глазах, в чужих мыслях, в недостижимом отражении реальности — они ими были. Он опустился на одно колено, и Азирафель панически охнул.