Вдали от суеты (ЛП) - Аделер Макс - Страница 6

   Я заверил миссис Сойер, что она может говорить со мной вполне откровенно, поскольку я являюсь его другом и, вероятно, мог бы помочь ему избежать неприятностей, которые способны повлиять на его счастливую семейную жизнь. Она в ответ сказала, что ничего подобного нет, что об этом глупо говорить, поскольку это вовсе не вина ее драгоценного мужа, и ей не следует на это жаловаться, но если бы могло случиться так, - хотя непонятно, как такое могло бы случиться, - ей кажется, что она была бы совершенно счастлива, если бы это все-таки случилось, - ах, мистер Аделер, мне не о чем было бы больше мечтать, - если бы у моего Иезекииля вдруг оказался римский нос!

   - Подумать только, дорогая, что счастливая жизнь двух молодых людей зависит от наличия или отсутствия носа римского профиля!

   Миссис Аделер выразила осторожное подозрение относительно правдивости этой моей истории; если же дело обстояло именно так, как я рассказал, то миссис Сойер, вне всякого сомнения, очень глупая женщина.

   Боб Паркер, кузен моей жены, прибыл к нам пару недель назад и провел у нас один или два дня, на пути в Кейп-Мей, где собирался пробыть с неделю, может, чуть больше, после чего, на обратном пути, снова заскочил к нам, чтобы погостить несколько подольше. Это очень живой юноша, по-своему остроумный, из тех, кто никогда не полезет за словом в карман, и преисполненный какой-то животной энергии. Он говорит, что приезжает к нам, хотя я уверен, что он испытывает тайную страсть к одной из местных горничных, и именно это является причиной его визитов.

   Он преподнес мне замечательный подарок в виде американской агавы, или тысячелетник. Как-то в Филадельфии он повстречал человека, который привел его в свой магазин и предложил ее купить. Человек сказал, что оно принадлежало еще его деду, и он вынужден расстаться с ним только по причине чрезвычайно стесненного положения. Человек сообщил Бобу, что оно вырастает в среднем на полдюйма за двадцать лет, а зацветает раз в столетие. В последний раз она цвела, согласно информации, полученной от его деда, в 1776 году; следовательно, очередным сроком цветения был 1876 год. Патриотизм и желание иметь такое любопытное сокровище у себя, побудили мистера Паркера приобрести его за пятьдесят долларов.

   Я посадил его с южной стороны дома, возле стены. Через два дня я обратил внимание Боба на то обстоятельство, что агава подросла на три фута с того времени, как была посажена. Это казалось довольно странным, если учесть слова продавца о том, что она должна была вырастать на полдюйма за двадцать лет. Подумав, мы пришли к выводу, что такая удивительная скорость роста объясняется, должно быть, необычайной плодородностью почвы; Боб ликовал, полагая, что заполучил ценный экземпляр за бесценок. Он говорил, что продавец сойдет с ума, если позвонить и сообщить ему об этом, и даже дед его поднимется из могилы, чтобы своими глазами увидеть это чудо.

   В тот день все мы отправились в Кейп-Мей, и оставались там в течение двух недель. По возвращении, когда мы спускались по сходням, Боб заметил, что ему не терпится взглянуть на тысячелетник. Он заявил, с сумрачным видом, что испытал бы горькое разочарование, если бы за время нашего отсутствия растение погибло.

   Но оно не погибло. Мы могли в этом убедиться, едва подойдя к дому. После нашего отъезда оно даже подросло. Ствол его был толщиной примерно с мою ногу, а ветви полностью распространились по трем сторонам дома, вцепившись в оконные ставни так плотно, что мы были вынуждены воспользоваться топором, чтобы обрубить их; они вились по крыше, проникли в дымоход, так что полностью перекрыли его листвой, и не было возможности развести огонь; опутали беседку. В общем, нам ничего не оставалось, как вооружиться всем, чем можно, чтобы обрезать его ветви и избавиться тем самым от незваного гостя.

   Его корни распространились по всему двору, используя каждый доступный квадратный фут земли, так что теперь у меня имелось восемь или десять тысяч тысячелетников, прекрасно себя чувствовавших; его отростки проникли в открытое окно подвала, и так разрослись, что нам, чтобы добраться до запасов угля, приходилось пробираться сквозь какие-то индийские джунгли.

   Тщательно изучив обстановку, мистер Паркер был вынужден признать:

   - Мне очень жаль, Макс, что я купил этот тысячелетник. Судя по всему, человек, мне его всучивший, был изрядным шутником, а его дед, помнивший Революцию, восьмидесятилетним мошенником.

   Если кто-то желает приобрести хороший, сильный, здоровый тысячелетник, которому не страшен любой климат, который гарантированно зацветет в 1876 году, готов уступить по разумной цене. Особенно это касается тех молодых растениеводов, которым не хочется долго ждать результатов затраченных трудов. Лучшего вам не найти!

Глава IV. - Судья Питман. -- Эксперимент, проделанный им в сарае. -- Урок естествознания. -- Успеть на утренний поезд. -- Неприятные моменты жизни в деревне. -- Метод улучшения работы легких по методу доктора Болла. -- Наглость мистера Кули.

   Нашим ближайшим соседом с западной стороны является судья Питман. Когда я впервые услышал его имя и познакомился с ним, мне показалось, что он до сих пор занимается ведением процессов, или же, что он вышел в отставку, после того как всю жизнь провел в отправлении правосудия, распутывая хитросплетения законодательства. Но оказалось, что он никогда не занимал должность судьи и что это его прозвище имеет своей причиной иную природу, не относящуюся к его занятиям ни в прошлом, ни в настоящем. Судья, как выяснилось, является владельцем нескольких паровых буксиров и одной или двух деревянных шхун, курсирующих по реке и Чесапикскому заливу. Большую часть времени он проводит дома, с комфортом, на доходы, которые приносят ему вышеупомянутые суда и нанятые матросы, а также, возможно, проценты с инвестиций в некоторые прибыльные дела в городе и других местах.

   Достаточно короткого знакомства с ним, чтобы убедиться, что он никогда не председательствовал в суде. Это грубый, необразованный человек, не имеющий почтения к грамматике, обладающий неудержимой склонностью коверкать язык и очень мало осведомленный относительно предметов, если они имеют мало значения в повседневной жизни. Вместе с тем, это бодрый, приветливый, искренний и честный человек, и я очень скоро полюбил его и находил своеобразную прелесть в этой его причудливой простоте.

   Наша первая встреча стоит того, чтобы о ней рассказать. В один прекрасный день я рано вернулся домой, с целью обиходить несколько кустов роз и клематисов возле своего забора. В то время как я возился с ними, судья, обрабатывавший у себя в огороде картофельные грядки, воткнул лопату в землю и приблизился к забору с другой стороны. Некоторое время он молча наблюдал за мной, после чего сказал: