Милослава: (не)сложный выбор (СИ) - Красовская Марианна - Страница 16

Никто не знает, а я знаю. Бабушка, наложница государева, была оборотнем. Чистокровным оборотнем, привезенным в качестве игрушки из дальних стран. Я оборотень на четверть. Это совершенно никак не проявляется внешне. Я не обращаюсь в зверя даже частично, я не становлюсь злой и нервной в полнолуние. Или становлюсь, но уж никак не злой. Скорее, потаенные желания тела рвутся наружу. А вот выносливость, зрение и обоняние у меня повышенные. Однако до сего дня я не знала, что можно вот так… чуять.

Раньше ничего такого не было. Когда Волчек приезжал ко мне, от него ничем чужеродным не пахло. Значит ли это, что он не пускал в свою постель других? Наверное, да. Он и бывал-то у меня чуть не каждый день. Можно ли сыграть волнение, возбуждение, интерес к женщине? Я ему действительно нравилась, я видела.

Конечно, он и предположить не мог, что во мне нечистая кровь. Осмелился бы Волчек подойти ко мне, зная, что я учую его грех? Скорее всего, он не считает нужным хранить мне верность до свадьбы. Да и кто из мужчин бы сдерживался?

Только один. Которого я отвергла. Который не будет моим мужем. От Тамана никогда не пахло другой. Может, они и были там, в его ханском шатре, он же мужчина в конце концов. Но ни единого раза он не оскорбил меня, подойдя ко мне с запахом другой на теле.

Просто Таман мужчина, а Волчек мальчишка.

В степи рано взрослеют. В степи несладкая жизнь. Постоянный тяжелый труд, грязь, скотина, болезни… Зато в степи умеют ценить моменты счастья.

С Таманом я была бы как за каменной стеной — любимой женой, желанной женщиной. С Волчеком мне придется быть госпожой, хозяйкой.

Стоп! Милослава, ты сейчас жалеешь себя. Жалость — неправильное чувство, которое утянет тебя на дно. Все решено, Таман был в твоей жизни, но его там больше нет. Да и есть ли он такой идеальный, или ты сама его выдумала? Думай о хорошем. Волчеку никогда не подарят наложницу, как это любят делать в степи. В доме оборотня никто не голодает. В доме оборотня никто не скажет слова против твоего. Ты останешься кнессой и будешь равна мужу. А в степи женщина молчит. У нее нет никаких прав, кроме как согревать мужу постель и рожать детей. Поэтому успокой свои терзания и вспомни о том, что сказала гадалка: всё зависит в первую очередь от тебя.

Тяжело дыша, рядом на землю плюхнулась Святослава — красивая, счастливая, раскрасневшаяся от танцев.

— Не сиди на земле, — привычно одернула ее я. — Простудишься. Девочкам нельзя сидеть на земле.

— Зануда ты, Милка, — пожала плечами Славка, но послушалась, встала, прислонилась спиной к широкому стволу дерева. — Волчека видела?

— Видела, — кивнула я. — Звал меня танцевать.

— Отчего не пошла?

— Скучно, — ответила я. — Да и устала, сил нет.

— Я тоже утомилась, — призналась сестра. — Ног не чувствую, в боку колет. Пойдем домой?

Как две калеки, поползли к дому, держась друг за друга. Я не обманывала, ноги у меня после вчерашней беготни по торговому ряду ломило. Славка тоже выдохлась, все же не привыкли мы в деревне к такому темпу жизни. На дальние расстояния мы всё больше ездим на лошади, а дома много сидим, а то и лежим в горницах. А Славка так и вовсе у нас изнеженная барышня.

Дойдя до дому, сразу завалились спать.

Мы остались и на третий день — уже не на ярмарке, а гуляли по городу. Побывали у портнихи, сняли мерки, заказали новые платья. Купили обувь, разные женские мелочи типа гребней, зеркалец, чулок, иголок, ниток.

Отец завел нас и в ювелирную лавку, лично выбрав украшения: мне жемчужные серьги, Славке заколки с рубинами, мачехе — тонкие золотые браслеты, будущему ребенку пару серебряных погремушек.

Мы с сестрой приготовили подарки и для всех слуг: кому костяной гребень с ручным бисером, кому теплую цветастую шаль, кому шерстяной пряжи ярких цветов. Для бабки купили несколько пар очков — вдруг какие да подойдут.

Скрепя сердце, выбрала свадебный дар для будущего мужа: красивый кинжал с костяной рукояткой в кожаных ножнах. Отец помог с выбором, все же в оружии я не разбираюсь.

Обратно упросила отца ехать с телегами: подозревала, что это последние дни моей свободы. Такой я навсегда надеялась сохранить в памяти эту осень: легкой, беззаботной, свободной. Когда мы бегаем с сестрой, Агнешкой и кнессинками Василевскими по дороге, обгоняя телеги, когда хохочем от счастья молодости, когда засыпаем в телеге с тканями в обнимку, закутавшись в шали, когда безбожно хвастаемся обновками и смело обсуждаем женихов и мужей.

То были последние дни моей юности, почти еще детства. Дни, когда самой большой бедой были сомнения в своей нравственности. Через несколько недель я навсегда покину отчий дом.

Глава 6. Свадебная ночь

Как я ни оттягивала день своей свадьбы, он все равно наступил. Увы, мы не умеем изменять полотно времени.

День был нерадостным.

Князь Волчек так и не появился у нас, за что я затаила на него обиду. Славка еще накануне закатила знатную истерику с битьем посуды, за что была вновь заперта в горнице. Не знаю, на что она рассчитывала. Неужели считала, что я в последний момент пойду на попятную? Или думала, что меня украдут? Или ждала, что Волчек передумает? Глупая девочка, жизнь — это не сказка с картинками.

Никакой радости и волнения у меня не было. Тоска, пожалуй, была. И мрачные предчувствия. Настроение было таким подавленным, что даже традиционный пост перед свадебным днем меня не смутил, хотя я всегда любила поесть. Сейчас же кусок в рот не лез, при виде еды к горлу подступал комок.

Отец уехал в храм, что стоит на озере, чтобы встретить меня там. Оборотни заключают союзы перед своим богом. Меня собирала в дорогу мачеха.

Обрядили меня в алое, как кровь, бархатное платье с широкой юбкой. Рукава у платья были с буфами сверху и сильно зауженные от локтя — по последней галльской моде. Галлия всегда считалась законодательницей моды, эталоном дамской скрасоты. Если в народе одевались по славским обычаям, то при дворе стремились во всем подражать оборотням.

Я, конечно, за оборотня выхожу. Но за нашего уже, за славского. Может, ему и не понравится напоминание о бывшей родине, откуда его предки сбежали, поджав хвост. Но мне плевать. Злость на чужой запах не только не растворилась, но наоборот, с каждым днем душила всё больше. Всё-таки мне сложно перебороть свою природу.

Платье очень красивое.

Поверх платья надели чехол из тончайшего белоснежного кружева едва ли не до колен — немыслимая роскошь. Я даже не подозревала, что отец способен расщедриться на такую дорогую покупку. Теперь скажут, что кнесса Градская — самая богатая невеста края. Как ни странно, это тоже раздражало. Хотя разумом я понимала, что это правильно — оборотни уважают силу и роскошь.

Волосы мне накануне тщательно вымыли, расчесали, умастили духами. Сегодня заплели косы, украсили жемчугом и тонкими лентами. На голову надели серебряный обруч, в котором венчалась матушка. Ей он достался от ее матери.

Несведущие люди считают, что оборотни боятся серебра, что оно жжет их огнем. Ничего подобного. Серебро — такой же металл, как и другие. Сказка эта пошла от того, что на серебро лучше, чем на прочие металлы, ложатся разные заклинания. Так что зачарованное серебро жжет, да.

Обруч изумительный. Он словно сплетен из тонких нитей в замысловатую ленту шириной в два пальца. Спереди он опускается на лоб треугольником. Украшение легкое, почти не чувствуется на голове, но невероятно прочное. Скорее всего, на него наложено какое-то заклятье, только очень старое. Такие тонкие вещи в наших краях не делают. Отец рассказал, что эта вещь принадлежала моей бабушке еще до того, как ее привезли в наши земли. Он по праву рождения принадлежит мне, даже Славка никогда не покушалась на него. В детстве я любила примерять его и представлять себя заморской принцессой, да только он всегда был мне велик.

В моем зеркале сегодня отражается та принцесса, которой я себя представляла. Разве что бледна очень. Сегодня я похожа на маму. Я очень похожа на нее. Я красивая, только слишком худая. За последние три недели платье подгоняли по фигуре дважды — я совершенно потеряла аппетит. Оттого глаза на похудевшем лице казались огромными. Пусть не золотистыми, как у мамы на портрете, а серыми, как у отца, но все же яркими даже и не оттого, что они немного подведены сурьмой, а от плещущегося в них страха на грани паники.