Вырай. Триединство (СИ) - Боровикова Екатерина "Копилка" - Страница 10

Несколько минут искатель стоял у входа, внимательно прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Спокойный птичий щебет дал понять, что явной опасности в здании нет, по крайней мере, на первых трёх-четырёх этажах. Да и татуировка молчала. День клонился к вечеру, а шансы выжить у Максима и Марины таяли с каждой минутой, так что Слава решительно сделал шаг вперёд и вошёл внутрь через разбитую стеклянную секцию широкой раздвижной двери.

После тридцать второго этажа искатель прекратил считать пролёты — сбился. Да и не до счёта ему стало. Последние пять этажей он вообще преодолел с большим трудом и чуть ли не ползком. И это при том, что на выносливость Слава никогда не жаловался, а на лестнице отсутствовали растения, птицы и мошкара, коих в остальном здании было предостаточно.

Когда Славка наконец-то добрался до двери, ведущей на крышу, он, тяжело дыша и утирая со лба пот, плюхнулся на ступеньку, оперся спиной о стену и устало прикрыл глаза.

Не впервой ему было утыкаться носом в запертую дверь. Потому и носил с собой связку ключей и отмычек. Но перед тем, как брать штурмом замо́к, искатель хотел хоть немного передохнуть, чтобы руки перестали трястись, а сердце прекратило танцевать польку.

Немного переведя дух, Слава вытащил ключи, зажал фонарик в зубах и стал ковыряться в замке. К сожалению, скоро стало ясно, что аккуратно открыть дверь не получится. Искатель решил, что попасть на крышу можно и с помощью грубой мужской силы. Так что он просто принялся дубасить пяткой по двери, стараясь попадать как можно ближе к замку. Естественно, дверь такого напора не выдержала.

Необходимость в фонарике отпала — солнце давно скрылось за горизонтом, тьма опустилась на город, но луна и огни поселения давали достаточно света. Слава подошёл к краю крыши.

Как он и предполагал днём, вычислить обжитую территорию оказалось очень легко. Глядя на мирные огни буквально в нескольких кварталах отсюда, искатель достал орехи и совместил приятное с полезным — поздний ужин и наблюдение за поселением.

Судя по освещённости, оно было огромным и занимало площадь не меньше десяти квадратных километров. Хотя, конечно, Коваль прикинул весьма приблизительно, ведь небоскрёбы очень сильно мешали обзору. На востоке поблескивала какая-то река, а за ней можно было разглядеть остров, сияющий, словно новогодняя ёлка.

Лиловый туман не поглотил очень большую часть города, но местные не стремились занять всё свободное пространство и жили довольно скученно, причём в подозрительной близости от восточной границы Тумана, который клубился за островом. Славе это понравилось — значит, приреченцам будет легко добраться до спасительного Вырая после триумфального освобождения.

Он сел на парапет и свесил ноги с крыши.

Сверху чётко просматривалось разделение на три разных района. Первый, самый удалённый от условного центра, то есть, острова, освещался очень густо, но как-то тускло и «подмигивающе». Намётанный глаз искателя определил, что на окраинах предпочитают жечь костры. В парке и на берегу световых точек было ощутимо меньше, но выглядели они яркими и уверенно работающими, а значит, там как минимум пользовались генераторами.

А за рекой здания сияли так, будто и не разрушилась стена между человеческим и потусторонним миром, словно никакой Катастрофы не было, а все прошедшие почти двенадцать лет просто чей-то кошмарный сон.

— Ну, ясен перец. Крайние, средние и центровые, — пробурчал под нос Слава и сплюнул вниз.

Он видел подобное уже не раз. Равные права и свободы погибли вместе с цивилизацией, так что социальное устройство как в Приречье или в Житомире было, скорее, исключением из правил.

Вот и здесь всё поддаётся жестокой, но железной логике. На окраинах наименее ценные жители, которые являются чем-то вроде живого буфера. Пока потенциальная опасность будет их перемалывать, живущие ближе к центру успеют подготовиться к удару. Если же условный враг окажется очень сильным, в расход пойдёт и следующая прослойка. А на острове — самые защищённые, сильные, те, у кого власть. И их приближённые. Вполне возможно, добираясь до костяка, враг попросту захлебнётся противником.

И «крайние», и «средние» всё прекрасно знают и понимают, но молча соглашаются на такой расклад. Потому что не видят или не хотят видеть другого выхода.

— Буржуи, — снова пробормотал искатель и вернулся с парапета на крышу.

Он уже приблизительно представлял, что нужно делать. Окраины вряд ли сильно охраняются, так что при должной сноровке можно смешаться с местным населением. Судя по количеству костров, здесь живёт очень много людей, вряд ли они все знакомы друг с другом. Главное, не наткнуться на тех, кто участвовал в потасовке возле точки выхода.

А потом нужно будет аккуратно расспросить о Марине и Максиме. О том, что спутников уже нет в живых, искатель даже думать не хотел.

Марина постаралась сделать так, чтобы Максим не понял, насколько ей плохо. Вражеское заклятие, вырубившее её возле точки выхода, можно было сравнить с ударом тарана, и на перекрёстке во время разговора с другом ведьма всё ещё чувствовала себя так, словно её прокрутили в мясорубке. Поэтому, когда их разделили, она даже испытала что-то вроде облегчения — больше не нужно было бодриться, делать вид, что ситуация под контролем, а плен — временное и досадное недоразумение, с которым ничего не стоит разобраться. К физической слабости добавилось ужасающее чувство вины перед спутниками — ведь именно её навязчивое желание собрать артефакт воедино привело к такой беде.

Сидя в трясущемся пикапе, Марина решила для себя, что если Максим и Слава погибнут, она никогда не вернётся в Приречье, потому что не сможет смотреть в глаза близким людям.

А ещё мучала пустота. Нежное, мягкое, обволакивающее чувство доверия и единства исчезло вместе с Древом, оставив после себя саднящую рану в душе. Это не было каким-то «синдромом сверхъестественной отмены». Марина всего лишь ощущала, что дорогой и верный друг исчез.

Но кое-что всё же осталось: та тоненькая ниточка, что протянулась между ней и артефактом ещё осенью, когда была найдена первая часть. Благодаря ей ведьма даже сейчас, без доступа к своим способностям, могла сказать, где Древо. Душа рвалась в разные стороны — в центр поселения и куда-то за нежилые кварталы, где, как думалось Марине, бродил кузен.

Меховая муфта очень раздражала. Не только своей способностью блокировки колдовства, но и тем, что рукам в ней было жарко. Ведьма осторожно пошевелила пальцами, и командующий сразу же отреагировал:

— Не смей! Сиди тихо.

Это был единственный раз, когда он к ней обратился. До этого, да и после тоже, он демонстративно игнорировал пленницу. Но глаз не спускал, словно она была ценным неодушевлённым грузом. Он уже пришёл в себя, и лишь глубокие морщины вокруг глаз да абсолютно седая щетина на щеках напоминали о произошедшем. Марина готова была поклясться, что до превращения во «временного ведьмака» мужчина выглядел гораздо моложе.

Остался позади парк и жилые кварталы. По мосту, по которому туда-сюда сновали машины с вооружёнными людьми, цистерны с водой, рефрижераторы и грузовички с овощами, пересекли реку. Над островом пикап притормозил и въехал на широкую металлическую платформу. Оказалось, просто так спуститься вниз нельзя, видимо, где-то был ещё один мост, скрытый туманом, так что местные озаботились постройкой подъёмного механизма.

Пока грузовая платформа, ужасающе скрипя и раскачиваясь, опускалась на сушу, Марина упивалась ощущением того, что осколок Древа где-то совсем рядом.

Каждый свободный клочок земли занимали грядки, за которыми ухаживали люди в оранжевых жилетах. Такие же работяги подметали улицы и мыли окна в жилых домах. Марина не увидела на острове ни одной палатки, ни одного вагончика — местная элита обитала за крепкими стенами зданий, построенных до Катастрофы. Вообще, ведьма не могла отделаться от ощущения, что она попала в прошлое, настолько всё выглядело мирно, аккуратно и «зажиточно». Остров не шёл ни в какое сравнение с территорией, оставшейся за мостом, будто конец света сюда не добрался.