Дикая орда - Робертс Джон Мэддокс - Страница 2

Когда бока у скакуна стали раздуваться, как кузнечные меха, а с губ полетели клочья пены, Конан решил, что не стоит загонять бедное животное до смерти. Иначе потом придется тащиться пешком. Оглянувшись, он не нашел поблизости никакого мало-мальски пригодного укрытия. Конан понял, что настала пора действовать. Он достал лук, как можно сильнее натянул тетиву и, развернувшись в седле, пустил стрелу в ближайшего из преследователей.

У степняка имелся небольшой щит вендийской стали, на гирканийский манер отделанный по краям каким-то мехом. Но пока стрела Конана летела к цели, кочевник, особо не торопясь, поднял щит и успел отразить выстрел.

Киммериец прицелился еще раз – во всадника без доспехов. Степняк с такой же презрительной легкостью уклонился от стрелы. Блеснув, стрела полетела еще в одного, но он просто пригнулся, пропуская ее мимо.

– Кром! – прорычал Конан. По сравнению с этими парнями его старые приятели-козаки в конном бою выглядели бы просто детьми. Но почему гирканийцы сами не бьют стрелами? Все ясно: Конан нужен им живым. Киммериец мрачно усмехнулся. Прежде чем они притащат его на какой-нибудь невольничий рынок, он оставит им на память парочку хороших зарубок! Конан придержал коня и вытащил меч. Какими бы непревзойденными наездниками и прославленными лучниками степняки ни были, про их успехи в рукопашной схватке киммерийцу слышать что-то не доводилось.

– Подходите, потолкуем один на один! – крикнул Конан. Он попробовал пальцем лезвие ильбарского клинка. – Вот этой штукой я вам мозги-то прочищу!

Всадники быстро окружили киммерийца, впрочем держась пока на почтительном расстоянии. Кочевники крутили в руках какие-то странные штуковины, – крутили так быстро, что нельзя было толком рассмотреть. Конан не стал терять времени, разгадывая маневры противника. Если кто-то из них подберется поближе, он все равно увидит, какую именно пакость степняки приготовили. Во всяком случае, одно преимущество у Конана было: гирканийцы хотели взять его живым. У киммерийца же в отношении врага такие милосердные намерения отсутствовали.

Один из всадников издал гортанный крик. Что-то длинное и тонкое просвистело у Конана перед глазами и накрепко обвилось вокруг рук и груди. Теперь понятно – это аркан! Конан повел могучими плечами, ожидая, что аркан лопнет, но он только сильнее врезался в мышцы прямо под короткими рукавами кольчуги.

Киммериец неловко попытался перерезать веревку ножом, но другой всадник молниеносно выхватил длинную плеть и с размаху ударил Конана по правому запястью. А в это время остальные степняки набросили еще несколько петель. Глубоко вздохнув, Конан попытался вырвать ручку кнута из седельной сумки, но тут еще одна петля захлестнула шею. Глаза у варвара налились кровью – он последний раз попытался порвать путы. Увы, веревки были не толще мизинца, но покрепче любого каната. Три вражеских коня одновременно рванулись, и Конан грохнулся наземь. Последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание, была кривая ухмылка под вислыми усами на роже одного из гирканийцев.

Конан очнулся в сумерках, когда последние бледные лучи солнца мерцали на горизонте. Варвар обнаружил, что лежит на левом боку и левая рука изрядно затекла. В голове звенело, будто где-то рядом лупили в вендийский боевой гонг. В глотке пересохло так, что трудно было дышать. Он попытался сглотнуть слюну, но не смог – горло распухло. Конан попробовал пошевелиться, но это оказалось непросто – он лежал со связанными вместе запястьями. Узел был тугой, но не настолько, чтобы нарушилось кровообращение. Эти бандюги понимали, что никто не купит безрукого и безногого раба.

Конан неуклюже сел. И увидел, что степняки не удосужились связать ему ноги. Понятно: куда бы он ушел в степи? Из одежды на Конане остались лишь набедренная повязка и сандалии. Это тоже вполне понятно… Вдруг где-то сзади послышались голоса. Конан обернулся, чтобы рассмотреть говоривших.

Четверо гирканийцев сидели у костра и жарили на вертелах мясо. В нескольких шагах от каждого была привязана лошадь. Пятый гирканиец, наверное, караулил остальных скакунов, а может быть, повел их на водопой. Степняки тихо переговаривались, временами негромко смеялись, не обращая на пленника ни малейшего внимания. Конан почувствовал соблазнительный запах жаркого, и в животе у него заурчало.

– Эй, ты! – крикнул Конан. Язык, на котором говорили степняки, отдалено напоминал иранистанский. Конан подумал, что они, может быть, поймут наречие приграничных торговцев. – Ты, папаша длинноусый, у тебя детишки в кого пошли, в деревенского шамана? Ты меня кормить-то собираешься или надеешься с барышом продать мой скелет?

К киммерийцу сразу повернулись четыре бандитские рожи. Конан заметил, что кожа у степняков изначально белая, только сильно потемнела на солнце да продубилась на горячем ветру. У двоих кочевников были голубые глаза. Рыжеволосый степняк, который теперь снял доспехи, встал и подошел к киммерийцу. Кривые нот и косолапая походка выдавали в нем человека, всю жизнь просидевшего в седле. На нем был плащ из тонкого войлока и неизменная шапка, из-под которой сзади свисали тонкие косы ниже плеч.

– Не дело, чтобы неповоротливая вендийская обезьяна так разговаривала с благородными всадниками Гиркании. Заткнись, трахаль волосатых баб, которые лазают по деревьям. Может, завтра я кину тебе обглоданную кость. – Он пнул Конана ногой в челюсть. Киммериец повалился на спину.

Кочевник залился смехом и не заметил, как Конан подтянул ноги к груди, откатываясь назад. Потом перекатился вперед, резко распрямил ноги и изо всех сил ударил гирканийца в живот. Тот с присвистом охнул и, перекувырнувшись, покатился по земле, сшибая все на своем пути. Степняки только хохотали над незадачей своего приятеля, убирая с его пути свою снедь.

Гирканиец с трудом поднялся на четвереньки, хрипло дыша и схватившись за живот. Он бросил на Конана дикий, бешеный взгляд. Отдышавшись, кочевник выпрямился и заковылял к Конану, на ходу доставая зловещего вида кривой нож.

– Из тебя и раба-то стоящего не выйдет, – ухмыляясь, произнес он. – А может, с тебя шкуру снять? Мне как раз нужны уздечка и седло.

Конан посмотрел гирканийцу прямо в глаза:

– А ты перережь веревки, тогда посмотрим, кто кого. Горная жаба будет попроворнее тебя!

– Веревки перерезать? – искренне изумился гирканиец. – Да какой же дурак будет давать преимущество тому, кого хочет убить?

– Видно, правду говорят – у гирканийцев ни чести, ни мужества, что уж с ними говорить! – отозвался Конан. Он копил силы для нового прыжка. По крайней мере успеет перегрызть глотку этому дикарю, прежде чем подоспеют остальные.

– Убери нож, Торгут, – послышался чей-то голос.

Гирканиец отступил на шаг и тотчас спрятал клинок в ножны. Конан скосил глаза на сидящих у огня, чтобы посмотреть, кто остановил разгневанного бандита. Это был явно человек, привыкший, чтобы ему беспрекословно повиновались. Мужчина с черными усами и жидкой бородкой поднялся с места и подошел к киммерийцу. На вид он мало отличался от остальных степняков, но Конан заметил, как блестят его золотые кольца и браслеты. Войлочный плащ кочевника украшал орнамент с изображением каких-то сказочных чудовищ. Должно быть, он из младших командиров своего клана, а в этой шайке – главный. Он без опаски присел на корточки перед Конаном. Два раза один и тот же прием не сработает.

– Откуда ты, раб?

Конан с вызовом глянул на гирканийца:

– Что-то я не вижу здесь рабов. Ты к кому обращаешься – к этим бабуинам у костра или к тому простофиле с больным брюхом, что прячется у тебя за спиной?

Командир нетерпеливо оборвал его:

– Парень, не надо показывать свой норов. Мы им уже полюбовались. Не испытывай мое терпение. Так откуда ты?

– Из Киммерии, – поворчал Конан. Он уже показал степнякам, на что способен. Теперь они могут его убить, но пытаться унизить больше не посмеют.

– Никогда не слыхал, – удивился вождь, – твое оружие и доспехи из Вендии и Турана или с пограничных холмов.