Симон. Новая глава (СИ) - "Noel Bartoli" - Страница 40

Он впускает его — раскрывая колени, позволяя касаться, расслабляясь под пальцами. Сам обнимет, хватаясь за плечи, и больше не выдыхает так болезненно. Приподнимет бедра и выгибает спину. В номере запах цветов и сладкого табака, Алекс целует плечи, наслаждаясь ароматом туалетной воды, сквозь который слышен слабый оттенок пота — его запах заводит. Они давно не были так близки. Уже июль — горячий и знойный особенно здесь, в Италии, последний раз у них это было в мае, в Праге. Алекс мечтал о нём слишком сильно, слишком долго ждал, когда всё наладится в душе, чтобы без боли к нему прикасаться, быть открытым и честным так, как раньше, как это у них было до… На ладошке ссадины, он их целует, прижимаясь губами, рукой расстегивая молнию на своих хаки.

Отвернувшись, Симон подставляет под губы шею, выше задирая коленки, позволяя медленно заполнить себя. Распахнув ресницы, он видит — они отражаются в прямоугольном зеркале на стене, висящем под наклоном. Винтажная медь обрамляет их тела. Симон наблюдает, как Алекс движется на нём: его спина выгибается, он толкается между разведенных бедер. Взгляд плывет ниже, скользит по ногам, замирает на мокасинах, упирающихся в золотистое покрывало. Отражение перемещается синхронно их движениям. Симон пока терпит вторжение, хоть у него и стоит, но с удовольствием это связанно едва ли. Пальцы Алекса держат под коленом, впиваясь, на своём лице Симон замечает румянец, он ненавидит эту особенность своей кожи, но чувствует как всё сильнее загорается с каждым новым напористым толчком. Симон трогает его плечо, и двойник в зеркале делает то же самое. Он целует, и двойник целует, двойник стонет, выгибаясь — в смятой рубашке, с задранными к подбородку коленями. Руки с проступающими на предплечьях венами не позволяют его бедрам опуститься на постель, они удерживают, только сильнее напрягаясь. Алекс в зеркале движется всё резче, звук шлепков растворяется в пространстве. Симон не может отвести взгляд от зеркала, в котором его трахают. Это первый раз, когда он смотрит на подобное со стороны, и ему нравится наблюдать, видеть, что Алекс, в свою очередь, не замечает ни зеркала, ни того, что в нём происходит. Он смотрит только на него, для Алекса существует только здесь, он не способен сейчас что-либо анализировать, он поглощен процессом, его телом и… В какой-то момент Симон чувствует, как на лице сжимаются пальцы, поворачивая:

— Смотри на меня, — шепчет Алекс, понимая, что осталось недолго. Симон чувствует, как ладонь под коленом только сильнее давит. Алекс выходит и возвращается обратно, и так много-много раз, пока Симон ни начинает стонать в голос, забывая о зеркалах и двойниках. Он теряет его взгляд, жмурится и запрокидывает высветленный затылок, открывая шею и пульсирующую вену на ней, сжимает футболку на его спине, чувствуя, как коротит, живот становится влажным. Он вскрикивает, когда Алекс вспоминает о его члене, проходясь по стволу кулаком. Чувствует вытекающую на постель сперму, понимая, что упустил момент, когда его парень кончил, но это точно, потому что они мокрые оба, потому что Алекс так же загнано дышит. Не догадываясь, что изводит, Алекс обводит пальцем чувствительную головку, медленно, пока не опадет член.

По телу проходит дрожь. Ощущая голым бедром пятерню, Симон поворачивается и тянется к нему, обнимая за шею, забрасывая на пояс ногу. Так дышит, прикрыв глаза. Внутри себя он различает огонь, видит его во мраке — равномерное острое пламя, оно пульсирует и греет, он долго его в себе не ощущал, с тех пор, как Алекс перестал разговаривать с ним. Но сейчас оно снова возникло внутри вместе с чувством принадлежности, от которого хочется плакать, потому что Симон не понимает насколько оно правдиво или обманчиво. Ему сложно говорить тем более о таком, не хочется идти на поводу у своей паранойи, и не хочется всё портить, расшатывая зыбкое единение, возникшее между ними за столь долгое время.

— Я знаю, — шепчет Алекс в светлую макушку. — Я всё знаю. Не бойся. Я не могу без тебя сильнее, чем ты без меня.

В ответ Симон лишь стискивает футболку на его груди, продолжая прятать лицо, чувствуя, как по лопаткам скользит ладонь. Алекс прижимает его теснее:

— Я хочу остаться с тобой. Насовсем.

Кулак на груди расслабляется и пальцы расправляют смятые линии. Симон смотрит на свою руку, осознавая себя голым, но почему-то не беззащитным.

— Завтра утром я уеду на съемку. Не знаю, сколько это займет времени. Если хочешь, мы останемся здесь дольше. Уедем на море, в Терранчине или Анцио, можем ещё дальше…

— Устроим отпуск?

— Почему нет?

— Идея супер. Только мне кажется…

— Что? — от его тона Симон напрягается.

— Тебе всё это сложно дается.

— О чем ты?

— Я чувствую, будто принуждаю тебя.

Симон приподнялся и посмотрел в его лицо, красивые брови сошлись к переносице. Алекс попытался расправить морщинку между ними большим пальцем.

— Я тебя очень люблю, ты знаешь это? — удостоверился Новак. На что Симон моргнул утвердительно. — Если ты не хочешь или тебе пока сложно, просто моргни… как сейчас. Я не притронусь к тебе больше… Сколько понадобиться, совсем, если нужно, но я не могу чувствовать, будто…

Симон накрыл ладонью его губы, запечатывая последние слова.

— Не надо. Нет никакого принуждения. Меня сложно заставить делать что-то против воли, даже тебе.

— Тогда что с тобой?

— Ничего, — выражение глаз смягчилось, Симон улыбнулся, отводя взгляд на зеркало и снова обращая его к Алексу. — Просто это было, как во сне. Мне до сих пор кажется, что ты нереален, — он провел пальцами по жесткому подбородку.

— Надеюсь, дело только в этом.

— Я хочу есть. Давай сходим куда-нибудь, — он потянул его за руку, заставляя подняться. Скинул с плеч расстегнутую рубашку, позволяя ей ярким лоскутом осесть на полу, наступив на задники, стянул мокасины.

— Только сначала в душ, — он исчез в ванной. Алекс пошел следом, быстро освобождаясь от футболки и штанов. За матовым стеклом душевой кабины шумела вода, обнаженное тело мелькало в просветах. Он вошел. Стало тесно под упругими струями и жарко вдвойне, когда на шее скрестились запястья. Подтянув Симона ближе, он закрыл за собой матовую створку.

***

В номере работал кондиционер, а вот на улице солнце палило нещадно. Было около пяти вечера, Алекс собирал скудный багаж, когда Симон вернулся со съемок. Замученный зноем и длительным напряжением, он сел в кресло, вытягивая длинные ноги.

— Как они убирают твои ссадины? Фотошоп? — Алекс улыбался, посматривая на прикрытые глаза и уставшую симпатичную мордашку.

— На фотках — да. А вчера я был вынужден демонстрировать только брюки, руки держать в карманах, но к концу показа мне дали кружевные перчатки в такую-то жару. Кстати, влетело от заказчиков за это, — он пнул его ногой слегка, указывая на потемневшие царапины.

— Оштрафовали? — Алекс достал из рюкзака свежую серую футболку.

— Нет. Я слишком ценный экземпляр, чтобы так некрасиво со мной обращаться.

— Я не сомневался, — усмехнувшись, он присел на диван, натягивая «следы». Погладил нежную щеку, сразу целуя. — Иди в душ и собирайся. Я забронировал дом в Сперлонге. Возьмем машину на прокат и часа через полтора будем на месте.

Около девяти вечера Симон вошел в Тирренское море. Машину остановили у первого попавшегося на пути пляжа, в это время здесь уже никого не было. После шумного Рима Симону казалось, что он оглох. Но шум прибоя вскоре успокоил и настроил на нужный лад. Нагревшаяся за день вода контрастировала с остывающим вечерним воздухом. Алекс врубил фары прокатного «Вранглера», когда солнце полностью ушло за скалы, и принес ещё пару полотенец, чтобы заворачивать голого и дрожащего после плавания Симона. Они сидели на песке, рассматривая звездное небо, наслаждаясь тишиной и отсутствием людей.