С ключом на шее (СИ) - Шаинян Карина Сергеевна - Страница 43

Дальше Ольга бежит уже не одна. Страшная куртка вылетела из головы, упорхнула помойной вороной. Ветер щекочет непривычно голые руки. Настоящее лето, как в книжках.

Вокруг качелей в Янкином дворе собралась толпа — человек шесть, а то и семь. Ольга пытается разглядеть, что там происходит, но обзор загораживают двое больших — то ли из шестого, то ли из седьмого класса. Она встает на цыпочки; в центре толпы происходит какое-то быстрое движение. Слышен слабый возглас «Отдай!», и все ржут. По поднятым над головами рукам плывет зачуханная шерстяная шапочка. Стоящий впереди шестиклассник не глядя сует ее Ольге; она машинально берет шапку, не понимая, что происходит. «Да отцепитесь от нас!», — визжит кто-то, и Ольга, орудуя локтями, пролезает вперед.

У качелей держат оборону близнецы из пятого подъезда. Сашка, красный, как помидор, уже собирается реветь. Наташка, оскалившись, обеими руками натягивает на лоб серую шапочку, такую же, как та, что осталась у Ольги в руках. Несколько секунд до Ольги не доходит. Потом она начинает хохотать, хлопая себя по коленям.

Чернявые близнецы превратились в блондинов. Их короткие волосы торчат дыбом, как желтая пакля; спутанная солома лезет из-под Наташиной шапочки, как бы она ни пыталась ее скрыть. Ольга воет, утирая слезы кулаком; кто-то сдергивает с Наташкиной головы шапку, и волосы тут же встают дыбом.

— Что вы ржете, нас мама покрасила! — кричит Наташка звенящим от слез голосом.

— Рассказывай! — выкрикивает кто-то в ответ.

— Врешь ты все, не могла вас мама покрасить. Скажи, что сама!

— Чтоб помодничать!

— Нас мама специально покрасила! — дребезжащим басом орет Сашка и сжимает кулаки. Подбородок у него опасно трясется. — А вы придурки все, не понимаете!

— Нас мама нарочно покрасила, — вторит Наташка. — Потому что он только тех, у кого волосы черные, трогает, ясно? У мамы знакомая в милиции работает, ей сказали!

Гогот мгновенно стихает. В животе Ольги шевелится противный холодок. Она аккуратно кладет шапку на качели и бочком выбирается из порыхлевшей толпы. Щеку царапает цепкий взгляд одного из больших парней, одетого в отглаженные школьные брюки и аккуратную рубашку — только пионерского галстука не хватает. Нашел, что нацепить на каникулах! Парень пялится на Ольгу со странной азартной ухмылкой, от которой чешутся кулаки.

— Чего уставился? — рычит она и протискивается мимо. Черно-подпалый кобель держится рядом, обтирает ее ноги мохнатым плечом.

Янка с Филькой ждут на лавочке у подъезда, тревожно посматривая в сторону качелей. Янка держит на коленях маленькую эмалированную кастрюльку, желтую, с красным цветком на боку. Под дужку крышки подсунута засаленная винная пробка, чтоб не горячо было брать. Ольга оглядывается. Толпа уже рассосалась. Близнецы, вернувшие свои шапочки и преисполненные важности, качаются под ужасающий скрип. Трое малявок смотрят на них с испуганным уважением; остальные разбрелись по двору. А вот большие парни исчезли. Ольга надеется, что они ушли в соседний двор играть в ножички, или лазать по стройке, или вовсе отправились к кому-нибудь домой. Ей хотелось бы знать, куда именно они делись.

Филька в светло-серой, очень взрослой ветровке, застегнутой под горло, похож на забытый в тени сугроб. Стараясь не запачкаться, он неудобно держит на вытянутых руках промасленный газетный сверток. Бесполезно: на животе уже темнеют пятна. Янка разделась до клетчатой рубашки с коротким рукавом. Ее предплечье пересекает фиолетовая полоса с багровыми точками по краю. Янка склоняет голову к Фильке, что-то тихо говорит, машинально потирая синяк. Заметив Ольгу, она машет рукой.

— Что там? — нервозно спрашивает Филька, когда Ольга наконец подходит. От него разит подсолнечным маслом. Ольга, не ответив, плюхается на лавочку, отодвигает ногой пса, чей мокрый нос уже уткнулся в Филькин пакет. Кобель отъезжает на мохнатой попе, упираясь лапами и вытягивая шею.

— А вы знали, что он только черноволосых трогает? — спрашивает Ольга.

— Кто? — не сразу соображает Филька. Янка замирает, стиснув ладони и вытянув губы трубочкой; ее глаза съезжаются к переносице.

— Он хочет убить Голодного Мальчика, — говорит она наконец.

— Наверное, боится, что Мальчик их выдаст, — кивает Ольга.

Они с Филькой невольно смотрят на Янку, и она отводит глаза и прикусывает побелевшую нижнюю губу.

— Надо заставить его перестать, — говорит она.

С минуту Ольга задумчиво перекатывается с носков на пятки, пытаясь придумать, как заставить взрослого остановиться, но в голову ничего не приходит. Янка дергает себя за короткие лохмы, прикусив щеки изнутри и вытянув губы, как унылая рыбина. Филька раскачивается взад-вперед, сцепив руки на животе. Видно, что у них нет ни единой мысли.

Ольге первой надоедает ломать голову. Она нетерпеливо машет рукой:

— Айда уже. По дороге подумаем. Или…

Кажется, Голодный Мальчик запросто может придумать что-нибудь, но ей почему-то не хочется об этом говорить.

— Погнали, — соглашается Янка. — Только сегодня недолго, мне еще гаммы учить. Теть Света сказала, что вечером проверит.

— Она что, умеет играть на скрипке? — удивляется Ольга, и Янка смотрит на нее ошарашено.

— Нет, конечно, — говорит она.

— А как она тогда проверит?

Филька ухмыляется во весь рот и стучит себя пальцем по лбу.

— Сам дурак, — огрызается Ольга. — Нет, правда, как?

Янка снова прикусывает изнутри щеки.

— Ну, она просто наорет на меня, если я запнусь, или скажет папе, чтобы выпорол, — отвечает наконец она. — Зачем ей самой уметь?

— Взрослым это вообще не надо, — поддерживает Филька.

Конечно, именно Филька первым говорит о том, что за ними следят, но на этот раз Ольге не хочется над ним смеяться. Она давно уже чувствует, слышит, чует: скрип песка под ногами, шорох задетой плечом ветки. Давящие взгляды. Неуловимые шепотки и хихиканье. Неправильное движение ветра за спиной. Какое-то время она уговаривает себя, что это Мухтар догоняет их после безнадежной охоты на бурундука. Она понимает, что ей не кажется, что за ними и правда идут, слишком поздно; остается только двигаться вперед, и Ольга молчит, упрямо выпячивая челюсть. Филька с круглыми от страха глазами то и дело оглядывается, но тоже молчит; только Янка топает безмятежно, слишком занятая прижатой к выпяченному животу кастрюлькой. Но и она вскоре начинает нервно поглядывать через плечо. Слышно, как суп опасно раскачивается в кастрюле, грозя выплеснуться прямо Янке на рубашку. Не сговариваясь, они ускоряют шаг, стремясь дойти до Коги: тогда их будет четверо против — троих? Четверых? Если Голодный Мальчик выйдет. Он может и не выйти. Может, и лучше, если не выйдет, подсказывает голос, похожий на Филькин, но Ольга не хочет его слушать.

На вершине сопки, склон которой спускается прямо к озеру, Филька снова оглядывается и щурит залитые потом глаза.

— Это Егоров, — говорит он, и в его голосе сквозит паника. — Егоров нас засек! С Грушей и еще каким-то…

Ольга щурится, разглядывая ложбину между сопками. Там среди стланика мелькают три головы. Незнакомый третий — самый высокий, русые волосы аккуратно подстрижены и расчесаны. Пижон какой-то.

— Я его во дворе видела, — вспоминает Ольга. — Он, наверное, на нас Егорову и настучал.

Трое парней быстрым шагом движутся по их следам. Они уже не прячутся. Они так близко, что Ольга видит их ухмылки.

— Сматываемся, — говорит Ольга. Они бегут вниз, как животные, инстинкт которых гонит в логово, даже если это не поможет. Улучив момент, Ольга оглядывается на Янку. Янкины ноги не успевают за телом; она все больше кренится вперед, но, кажется, не замечает этого, — ее лицо не выражает ничего, кроме отвращения. С каждым шагом холодный суп плещет ей на живот. Ольга морщится и пропускает Янку вперед, но не может заставить себя тащиться следом за Филькой. Егоров и Груша улюлюкают. Незнакомый пижон кричит «Ату!» и хохочет на бегу.