Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 61

– Погоди-ка… они тебе, случайно, девственниц не подсовывали? Для улучшения породы?

– Обоим, – он покраснел вовсе уж кипятково, но всё ж таки усмехнулся, – только знаешь… не для разговоров, ладно?

– Ладно, – пообещал я с лёгким сердцем, – а сюда чего? От гарема сбежал?

– И от него тоже, – засмеялся Корнейчук, – но всё больше по хозяйственной части. Наяманда узнал, что я лично знаю Бляйшмана, и вот…

– Он развёл руками…

– Иди ты?!

– Ага, – заулыбался Коля, – он у них там, походу, станет божеством, отвечающим за снабжение и хозяйственную деятельность.

– Дела-а… – в полном охренении провожу пятернёй по отросшим волосам, – человек при жизни в пантеон богов войдёт! А?! Вся Молдаванка… нет, вся Одесса от зависти кипятком уссытся!

– Слушай… – он улыбнулся смущённо, – мне морфин кололи, пока в госпитале лежал, ну и… виделось всякое. Я потом на это всякое стихами записал – вроде и бред…

– Давай!

– Ехали медведи на велосипеде[iv], - с чувством начал Корнейчук, – а за ними кот, задом наперёд…

– Знаешь… а здорово! Да серьёзно – здорово!

– Скажешь тоже… – засмущался он.

Еле уговорил не бросать… вот же человек, а?!

– Слу-ушай… – Коля наклонился ко мне и зашептал азартно, – мне такое рассказывали… Есть якобы такой бур, парнишка ещё совсем, но англичан перебил – тьму! И всё больше голыми руками да саблей, а у самого – ну ни царапинки. Такой, дескать, ярый в бою, что местные его медоедом[v] прозвали. Знаешь такого, а?

Я ажно поперхнулся, но киваю – знаю, дескать, как не знать.

– Серьёзно? Познакомь! – оживился Коля, – Интересный же человек! Такой типаж!

– Вот, – говорю, – бур твой. Стоит, с заказчиком о картине договаривается.

– Саня? – он невольно повысил голос, – Медоед?!

Благо, русский в этом зале никто вроде бы не понимает…

– А чего они… – заалел Санька, услышав слова Корнейчука, – и вообще… они первые начали!

– Да-а… – Коля откинулся на спинку стула со странным выраженьем на лице, – Как же интересно я живу! А?!

[i] Цитату приписывают Раневской.

[ii] Каждый мнит себя поэтом, видя бой со стороны! – Шота Руставели.

[iii] Тсвана, бечуаны, чуана – единый (но делющийся на племена) народ группы банту.

[iv] Корней Чуковский – Тараканище: Стих

[v]Один из самых известных отморозков животного мира. Только медоед способен вести схватку, один против шести львов. Есть королевских кобр. Периодически драться с леопардами. Он имеет настолько сильную иммунную систему, что даже после смертельного укуса кобры он просто засыпает, а проснувшись дальше продолжает, есть эту же кобру.

Зайдя в ангар, построенный из жердей и полотнища, дядя Гиляй закрутил головой по сторонам, потерявшись в собственном любопытстве.

– А! Егорка! Вот ты где, – стукнулись кулаками по недавней традиции, и опекун мягким кошачьим шагом прошёлся вокруг, крутя носом по сторонам. Остановился у доски с расчётами и чертежами, и его ощутимо передёрнуло.

– Глядеть страшно! – выразительно сказал он, глядя на доску чуть сощурившись, – Ты в самом деле это всё понимаешь?!

– Канешно, – на ходу оттирая руки куском ветоши, я подошёл к нему, – вот формула…

– Не надо! – поспешно сказал он, подымая руки вверх, и отступая на шаг назад, а потом, для надёжности, ещё на парочку, – Не моё это, и настолько не моё, насколько ты вообще можешь представить! Формулы эти… в самом деле интересно?

В голосе явственное сомнение и готовность помочь, если вдруг меня, бедного и несчастного, удерживает в научном плену некая безусловно тёмная сила.

– Ага! Это как головоломка, понимаешь? Чистая дистиллированная наука, знания ради знаний, это ни разу не ко мне. А вот к примеру… видишь? – тыкаю в чертежи, – Расчёты по аэродинамике, то есть штука вполне прикладная, и именно по расчетам и строю… хм, летадлу.

– Это вот… – он остановился около бамбукового каркаса, подвешенного на расчалках, и осторожно ткнул его пальцем, – летает? Летадла?

В голосе явственное сомнение и одновременно – надежда на чудо.

– Ну да, – жму плечами, – собственно, именно на этой топорной конструкции и сделал больше десятка вылетов, проводя разведку. Оставил для истории – Сниман просил, хочет потом музей организовать.

– Планеры Лилиенталя более птичьи, – сказал он, разглядывая летадлу, – даже подобие маховых перьев сделаны.

Вместо ответа жму плечами, потому как што тут сказать? Планеры Лилиенталя безусловно красивее, они прямо-таки просятся на картины, будят фантазии и тормошат людей поднять наконец головы к небу. Но вот летать… с этим похуже.

– А это, – не дожидаясь ответа, дядя Гиляй остановился у небольшого двигателя, присев на корточки, – никак мотоцикл сделать решил? Самое то, штобы гонять по африканским просторам!

– Самолёт.

– Што?

– Самолёт. Та же летадла, но с мотором.

Крякнув, Владимир Алексеевич встал, пробормотав што-то навроде «Выросли детки».

– Вот так, просто сел и придумал? – спросил он, снова встав у летадлы с видом самым задумчивым, тыкая то и дело пальцем, и глядя как покачивается конструкция.

– Ну… да, – мне делается неловко, потому как в таком разе получаюсь чуть ли не гением, а на самом деле… такое и Саньке не хочу рассказывать, а скорее даже – не могу, физически.

– Говорили мне… – вздохнул он, – вот так, по наитию?

– Да какое наитие! – прорезалась у меня досада, – буры наговорили? Ну да, они ж не видели… Это как с приснившейся таблицей Менделеева, помнишь? Што он работал над ней десять лет, это мелочи, обыватели запомнят только полувраки о сне!

– Ну, не скажи, – покачал он головой, но развивать тему, видя моё нежелание, не стал.

– Сниман очень серьёзно к этим… – он дёрнул весело ус, – летадлам относится. Буры твои, как я гляжу, тоже?

– Разведка, – подвинув на верстаке полуразобранный двигатель, полученный недавно с трофеями, и вполне целого скорпиончика, я уселся на расчищенное место, – мы после того, как охрану концлагеря перебили, два боя выиграли за счёт разведки с воздуха.

– Слепой со зрячим, – пробормотал он, делая пометки в блокноте.

– Угу. Два боя выиграли, одного избежали, ну и так – выбрать лучший маршрут, тоже никак не лишнее.

– То-то буры твои так впечатлились…

Завздыхав, я беспокойно завертелся на верстаке. Буры, они да… впечатлились. «Ангел Трансвааля», н-да… не прознал бы кто, мне ещё религиозной мути вокруг себя не хватало! Широкая известность в очень узких кругах – одно, а европейская, да в таком контексте, оно явно лишнее.

Единственное – попросил их молчать, и молчат… вроде как. По крайней мере, слухов пока не ходит, да и добровольцы, вызвавшие помогать по части охраны и хозяйственной деятельности, совсем даже не лишние. Полдюжины престарелых охранников, они же работники, да четыре прачки-стряпухи с расчетом на вырост отряда, они совсем не лишние.

– А испытания? – полюбопытствовал он, снова пхнув пальцем бамбуковую конструкцию.

– По ночам. Вот… – соскочив с верстака, откидываю брезент с самолёта, – видишь?

– На палатку похоже, – скептически сказал опекун, – только што колья к парусине привязаны. Несуразно выглядит.

– Так и задумано! – потянув за жерди, я показал, как сложенная летадла становится треугольной.

– А этом, – тыкаю носком ботинка, – лишнее. Отстёгивается, и всё. В фургончик загрузили от лишних глаз, да и перевезли.

– Эк… – крякнул он, присаживаясь у самолёта и с любопытством изучая простую, но изысканно хитроумную механику, – шпионаж? Потому так усложнил?

– Он самый! Иностранных граждан в войсках хватает. Доброволец там или нет, а зарисовать летадлу, с целью патриотично передать чертежи собственному правительству, это каждый второй восхочет.

– Ага… а механика?

– Отдельно. Вот… простейшая трёхколёсная гондола, если кто и посмотрит, так обычная мотоколяска, только што пропеллер сзади, ну да и это не новость. Што я слесарь и механик, многие знают, про инвалидную коляску в патентах узнать тоже несложно.