Ныряльщица - Эльденберт Марина - Страница 64

Одной фразы достаточно, чтобы сорвать последние тормоза.

— Лайтнер, успокойся! — мама подходит ближе и обнимает меня. — Ты меня пугаешь!

Я не собираюсь обнимать ее в ответ. Единственное, что мне хочется — уехать и никогда сюда не возвращаться.

— Прикажи им меня отпустить, — говорю я.

— Что? — Глаза мамы расширяются, когда она вскидывает голову и смотрит на меня.

— Ты жена Диггхарда К’ярда. Прикажи Шадару меня отпустить.

Она бледнеет.

— Лайтнер, я не могу.

— Не можешь или не хочешь? Ты же хотела мне помочь, так помоги. Сейчас!

На лице мамы мелькает сожаление, и я высвобождаюсь из ее объятий, отталкиваю от себя.

— Значит, ты с ним заодно.

Я шагаю к двери, но мама вдруг бледнеет еще сильнее, охает и начинает оседать к моим ногам.

Дальше все превращается в вихрь: настолько быстро все происходит. Я успеваю подхватить маму и отнести ее в спальню, приказываю Шадару, чтобы он вызвал доктора, а сам не отхожу от ее постели. До самого появления Э’рера. Только тогда он выпроваживает меня обратно в гостиную.

И в мой ночной кошмар.

Второй раз за день от моих рук страдает женщина, которая мне дорога.

Сначала Вирна, теперь мама.

Единственное, что приходится делать — ждать и раз за разом тонуть в чувстве вины.

Я слишком далеко зашел. Слишком много всего наговорил. Хотя она здесь ни при чем. Отец держит ее точно так же, как пытается удержать меня. С ним я и буду говорить.

— У нее был очередной приступ, — объясняет доктор, появляясь в гостиной вместе со своим ассистентом, — поэтому сейчас ей нужен покой. Позаботься о том, чтобы ее ничего не беспокоило.

Я мрачно киваю, хотя напряжение в груди немного отпускает. Хорошо, что с мамой все в порядке.

— Насчет Мэйс…

— Девушка не приняла мое предложение изучить ее заболевание. Поэтому ничем больше не могу помочь тебе, Лайтнер.

— Вы и так помогли, — говорю, но в моем голосе больше сарказма, чем благодарности.

После ухода доктора я остаюсь возле матери. Она по-прежнему бледная, но ее дыхание ровное и спокойное.

— Прости меня, — шепчу, целуя ее в щеку.

Я все исправлю.

Должен исправить.

Должен позаботиться и о маме, и о Вирне.

Поэтому поднимаюсь и оглядываюсь. Потом заглядываю в прикроватную тумбочку — пусто, перерываю покрывало — тоже ничего нет. Возвращаюсь в гостиную и переворачиваю все, что можно, даже диванные подушки.

— Это ищешь? — интересуется отец с порога. В его руках светлый тапет матери. — Чего я точно не ждал, так это того, что мой сын будет вести себя как вор.

Я выпрямляюсь и встречаю его взгляд.

— Ты не оставил мне выбора, — морщусь. Вижу его, и все во мне вспыхивает от ярости.

— Ну почему же не оставил? Ты всегда можешь начата действовать как К’ярд.

— По-моему, мы уже разобрались, что я недостоин этой фамилии.

Беру себя в руки, потому что новой ссорой с отцом ничего никому не докажу.

— Достоин, просто предпочел об этом забыть и занимаешься глупостями.

— Глупостями я занимался, когда пытался быть похожим на тебя.

— Тебе не нужно быть похожим на меня. Достаточно избавиться от мыслей о том, что между тобой и девчонкой из трущоб может что-то быть. И я предоставил тебе такую возможность.

До меня не сразу доходит смысл его слов, а когда доходит, сердце словно сжимает ледяная рука.

— Что ты сделал с Вирной? — спрашиваю тихо, хотя больше всего на свете хочется схватить отца и вытрясти из него правду.

— Предложил ей лучшую жизнь.

— Что?

— Девчонка оказалась гораздо умнее тебя и взяла деньги. Что снова доказывает мою теорию, что люди — другие. И я ее даже понимаю, у нее есть сестры, которых нужно кормить.

— Взял на вооружение метод деда?

Отец прищуривается.

— Значит, мать рассказала тебе? Хорошо. Нет, сын, это я ему в свое время подсказал, как просто избавиться от навязчивого внимания человека и одновременно сделать доброе дело.

Я не верю своим ушам. Это не может быть. Про Мэйс. Она бы никогда…

— Правда я считаю, — продолжает отец, — что даже это слишком хорошо для тех, кто готов виться возле въерхов, только чтобы урвать себе кусок.

Я сжимаю кулаки.

— Ей не нужны были мои деньги!

— Значит, нужны были мои, — усмехается он.

— Я должен ее увидеть, — говорю. — Убедиться, что ты говоришь правду.

Взгляд отца становится более жестким.

— Это лишнее. Главное условие нашей с девчонкой сделки — то, что она больше к тебе не приблизится и не станет отвечать на твои звонки. Нарушит его, ничего не получит. Хочешь лишить ее всего, к чему она так стремилась?

Нет, не хочу.

Все, чего я хочу — быть рядом с Вирной.

Что отец сказал ей? Чем угрожал? Наверняка, было что-то еще, если она и согласилась на его условия! Но узнать об этом я могу только от нее.

— А что насчет меня? Я так и буду безвылазно сидеть дома? И лаже по тапету не могу общаться с друзьями?

— Это превентивные меры. Когда я окончательно буду уверен в том, что ты образумился, сможешь свободно передвигаться по Ландорхорну. И мой тебе совет, Лайтнер — не пытайся меня переиграть.

Отец кивает в сторону комнаты матери и уходит, а мне остается только бессильно сжимать кулаки и убеждать себя, что нужно просто подождать.

Оставшуюся часть выходных мне хотелось утопиться. Потому что они превратились в едхову бесконечность. Только уверенность, что в Кэйпдоре я смогу встретиться и поговорить с Вирной держала меня наплаву.

Только она была моим воздухом.

Первым делом я узнаю, какая сейчас пара у Мэйс и, наплевав на собственную, направляюсь в нужную аудиторию. Но Вирны нигде не видно, зато я замечаю М’эль.

— Кьяна! Где Мэйс? У вас была общая работа.

— Была, — подтверждает девушка. — Но Бирна забрала документы. Она больше не учится в Кэйпдоре. Я только сейчас узнала от Н’етха.

Она говорит, и каждое ее слово как валун, который скатывается в горы и падает мне на голову. Что значит, забрала? Мэйс дорожит учебой, как ничем другим.

— Это все из-за тебя? — Кьяна грозно сверкает глазами. — Что ты сделал?

— Просто предложил стать моей девушкой.

А когда она согласилась, начался весь этот кошмар.

Пока Кьяна удивленно моргает, я протягиваю руку:

— Можешь дать свой тапет? Я хочу позвонить ей. Это очень важно.

К счастью, больше не приходится ей ничего объяснять.

— Держи. Но я уже пыталась. Она не отвечает.

Я набираю Вирну, но эффект тот же, как если бы я звонил с собственного.

Тишина.

— Спасибо, — возвращаю Кьяне ее тапет.

— Может, объяснишь, что происходит?

— Я не знаю, — пожимаю плечами.

Действительно, не знаю.

— Мне нужен Хар.

— Я иду с тобой, — решительно заявляет Кьяна. — И не отстану, пока все не объяснишь.

Приходится согласиться. Тем более она все равно узнает: у них с Харом все серьезно. Так же как и у нас с Мэйс.

Серьезно ли?

Стараюсь об этом не думать. Связываюсь с другом по тапету Кьяны, мы встречаемся на стадионе, и меня определенно радует, что из-за угла не выпрыгивает охрана. Потому что то, о чем я собираюсь попросить друга, определенно глупость по версии отца.

Я рассказываю друзьям обо всем случившемся. И о том, что Вирне стало плохо, и о том, что произошло потом, объясняя почему дозвониться до меня теперь сложно. Что тема Мэйс теперь под запретом.

— Ты веришь ему? — спрашивает Хар, который молча выслушивает мою историю.

— Нет, — отрезаю я. — Именно поэтому прошу тебя съездить к ней домой. Если отец ей угрожает, я должен об этом знать.

Хар переглядывается с Кьяной и кивает.

— Конечно, — обещает друг. — Скинь точный адрес. Поеду сейчас же и передам новости через Кьяну.

Мы договорились, что не станем привлекать внимание, так что я оправился на политологию, но Кьяна нашла меня сразу после следующего урока. И по ее сдвинутым бровям я понимаю, что ничего хорошего она не скажет.