Звездочка
(Рассказы для маленьких детей) - Шелгунова Людмила Петровна - Страница 29

— Отчего же не его помощнику, Оливаресу? — спросил Григорий Петрович.

— Мне Оливарес до такой степени не нравится, — отвечал Редер, — что я ни в каком случае не назначу его капитаном.

— В таком случае мне остается только поблагодарить вас и принять место, — сказал Данилов. — Но знаете, Карл Карлович, принимая меня, вам придется дать какое-нибудь место и Агину.

— Знаю, знаю, что вы друг без друга ни на шаг.

Таким образом, дело было слажено и Данилов стал капитаном корабля «Елизавета». Когда Оливарес услыхал, что капитаном назначен Данилов, а не он, то ни слова не сказал, а только страшно побледнел.

Корабль благополучно принял груз и пошел в Африку, где остановился в устье реки, рядом со шкуною под английским флагом.

Через какие-нибудь полчаса капитан шкуны вошел на корабль и после первых приветствий сказал Григорию Петровичу:

— Знаете, вы как можно скорее выгружайтесь и потом принимайте новый груз. Здесь слоновая кость ни почем. Но оставаться здесь долго нельзя, потому что тут люди мрут, как мухи, от какой-то эпидемии: не то лихорадки, не то горячки. Я уже схоронил пятерых. Советую вам торопиться.

В этот же день Григорий Петрович, в сопровождении Агина и Оливареса, отправился на английскую шкуну отдать визит капитану. На шкуне они увидали двух громаднейших псов.

— Это чистокровные собаки с острова Кубы, — объяснил им капитан, — без них я никогда не схожу на берег. Они оберегают меня лучше десятка вооруженных людей. Против же эпидемии сберечь они меня не могут. После заката солнца никогда не оставайтесь ни на палубе, ни на берегу, а запирайтесь в каюту. Точно также и экипажу своему не позволяйте выходить.

Данилов, не теряя времени, на другой день утром отправился с образцами товаров вверх по реке, где неподалеку находился в лагере сам король племени, занимавшийся торговлею слоновою костью. Григорий Петрович взял с собою двух матросов и очень скоро сдал свои образцы и вез обратно слоновую кость. На другой день король обещал прислать свой груз и помочь выгружаться. Возвращаясь в колонию, лодка налетела на какой-то <предмет> и пробила себе бок. Григорий Петрович направил ее поскорее к берегу, для того, чтобы спасти дорогую кладь. В воду никто из них идти не решался, так как за лодку несколько раз задевала акула, и они с трудом добрались до берегового тростника, где, стоя по колено в грязи, выбросили на берег слоновую кость. Починить лодку они не могли и за густым громадным тростником, незамеченные никем, они тоже не могли надеяться на какую-либо помощь. Григорий Петрович приказал своими матросикам остаться при лодке и при товаре, а сам пошел по берегу, надеясь, что он дойдет до такого места, откуда его увидят или услышат и вышлют на помощь. Сначала он шел хотя и по грязи, но все-таки по небольшим тропинкам, но потом лесная чаща стала совершенно непроходимою и ему пришлось идти по тростнику по колено в воде. Такая прогулка вскоре его так утомила, что ему пришлось отдыхать.

Между тем, время летело и он очень хорошо знал, что ночь, проведенная в такой грязи, даром не обойдется и будет ему жизни. Отдыхал он уже несколько раз, и за какой-нибудь час до заката солнца, встав опять, чтобы пробираться снова, он услыхал нечто вроде рычания и увидал за несколько сажен пантеру.

Данилов бросился в другую сторону и, в то же самое время, ему послышались где-то поблизости голоса и какие-то звуки. Бежать он не мог, потому что вязнул в тине, но и пантера тоже бежать не могла, хотя приближалась к нему все ближе и ближе. Всего шагов за пять от страшного зверя Данилов почувствовал, что силы его оставляют, и, точно как сквозь сон, услыхал еще раз голоса и какой-то рев, а затем он без чувств упал, в камыши.

Дело было вот в чем.

К вечеру Агин стал беспокоиться, что капитан его долго не возвращается. Вместе с ним стали беспокоиться и некоторые матросы, а один из матросов предложил отправиться на встречу.

— Да уж ему не вернуться, — злобно улыбаясь, сказал Оливарес.

— Как не вернуться? — с ужасом вскричал Агин. — Надо отправиться к нему.

— Ни к чему. Собак у нас нет, а кроме собак в камышах его никому не спасти, — спокойно проговорил Оливарес. — Завтра мы его найдем, но только неживого.

— Если вы знали, — вне себя крикнул Агин, — что отправляться в лагерь дикарей так опасно, то отчего же вы не предупредили Григория Петровича?

— Разве меня кто-нибудь спрашивал об этом? Я подчиненный, а он мой капитан или, лучше сказать, был им.

Говоря это, Оливарес со злорадством посматривал на Агина, но Агин не слушал его более. Он вплавь добрался до английской шкуны и рассказал английскому капитану в чем дело. Капитан не заставил повторять, а тотчас же спустился в лодку с тремя матросами и со своими громадными собаками. Агин, сидя в лодке, только и думал, как бы спасти своего друга. «Жизнь за жизнь», думалось ему. Они причалили к камышам и бросились на услышанный ими крик. Надо думать, что Данилов, теряя сознание, громко закричал, и этот крик спас его, потому что собаки в один момент были около него и обратили пантеру в бегство. Бесчувственный Григорий Петрович был доставлен на «Елизавету» и заболел горячкою. На другой день началась выгрузка корабля и Оливарес, заступивший место капитана, принял слоновую кость и сдал свой товар. Когда все было готово, он вышел в море, потому что, кроме Данилова, на корабле заболело еще несколько матросов и умерло сразу два русских матроса, очень любивших своего капитана. Большая часть экипажа состояла из эстов. Оливарес подолгу говорил с каждым и убедил не идти в Европу, а повернуть в Америку и продать дорогую кладь, а деньги разделить поровну. Суля чуть не золотые горы, он заставил всех признать себя капитаном, а тех матросов, которым он не доверял, он постарался поместить около больного Григория Петровича для того, чтобы они заразились. Цели своей он достиг: на корабле образовалось нечто вроде лазарета, и один лишь Агин, не отходя ни на шаг от больного друга, оставался бодрым и здоровым.

Оливарес, между тем, получил отдельно от каждого матроса чуть что не клятву в верности, со своей стороны дал каждому по золотому на водку. Наконец, черед дошел и до Агина. Его позвали в капитанскую каюту. Когда от него потребовали присяги, он уклончиво отвечал:

— Я ничего еще сказать не могу, потому что капитан Данилов жив.

— Но ведь ненадолго. Скоро его и не станет, — сказал Оливарес.

— Напротив того, я думаю, что он поправится.

— Тем хуже будет для вас и для него, — сказал ему Оливарес таким тоном, что у него мороз пробежал по коже. — Намотайте это себе на ус.

Когда Оливарес мимоходом говорил матросам, что не мешало бы бывшему капитану скорее умереть, матросы, не смотря на страх перед ним, отвечали:

— Не надо бесполезного убийства. Это принесет нам несчастье.

К больному кушанье носил повар швед и Агин видел, что на этого человека он может положиться.

Наконец, Григорий Петрович пришел в себя.

— Кажется, я долго проболел? — спросил он.

— Три недели.

Агин рассказал ему, как он его нашел, как собаки спасли его.

— Зачем же я внизу, а не у себя в каюте?

— Завтра узнаешь, а сегодня перестань говорить и постарайся заснуть.

Григорий Петрович выпил чашку чая и заснул крепчайшим сном.

Когда Григорий Петрович стал покрепче, Агин осторожно передал ему, что произошло и что жизнь обоих их находится в опасности. Сначала Данилов пришел в такую ярость, что хотел вскочить и бежать наверх, но Агин уговорил его и опять уложил.

— Ты спас меня, — сказал он после некоторого молчания, — что же ты мне советуешь делать?

— Прежде всего выздороветь и не показываться наверх, — ответил Агин, — а я распущу слух, что ты так плох, что жить тебе осталось очень немного, а потом посмотрим, что нам делать. Когда же подойдем к берегу, то доберемся вплавь. До тех пор ешь за двоих и поправляйся. Повар тебе сочувствует и, в крайнем случае, мы можем ему довериться.