Звездочка
(Рассказы для маленьких детей) - Шелгунова Людмила Петровна - Страница 27

Уже начало смеркаться, когда Саша вернулась на постоялый двор, к своей спутнице. Ей думалось, что надо бы опять сесть на лодку, да и плыть вверх по Волге, но вышло не так: спутница ее схватила лихорадку и на другой день от слабости не могла тронуться с места. День проходил за днем и хотя деньги Саша получила, но все-таки они уходили, а к цели она не подвигалась нисколько.

Через месяц спутницы ее не стало и Саша осталась одна в чужом городе и вдали от своих родных. Но и тут нашлись добрые соседи и приютили монашку, как ее все называли.

Зимою семейство одного чиновника ехало в Кострому и ее взяло в виде няни. Приехав в Кострому, она прожила там до весны; весною же ни что не могло ее удержать; получив присланную ей пенсию, она села на лодку и бечевою потянулась вверх по Волге.

Прошел и май, прошел и июнь, и вот в теплый светлый вечерок наша монашка вошла в монастырь и попросила провести ее к игуменье. Высокая бледная мать игуменья, увидев Сашу, подумала, что девушка хочет верно остаться у них в монастыре, но Саша тотчас же сообщила, что приехала узнать, где ее сестра, г-жа Степанова.

Выслушав рассказ, мать игуменья посадила Сашу и сказала:

— Цели вашей вы еще не достигли, хотя очень близки к ней: сестра моя точно была здесь и со своею приемною дочерью Катею.

— Да неужели она опять куда-нибудь уехала! — чуть не плача, воскликнула наша монашка.

— Уехала, только не очень далеко; она в соседнем уезде, у себя в имении. Завтра я вас посажу на лодку и вы доедете туда.

В эту ночь Саша сладко проспала в тихой келье, отдохнула и после обеда игуменья сама свезла ее в Новую Ладогу и посадила на лодку, возившую в Шлиссельбург пассажиров. Рано, на заре, вышла она в деревню Лаву и прошла на постоялый двор. Двор весь был вымощен досками; видно было, что она попала в лесную сторону.

— Что тебе, голубушка, надо? — спросила ее хозяйка.

— Далеко ли у вас тут деревня Поречье? — спросила девушка.

— Недалеко, голубушка, верст семь лесом будет.

И вот села Сашенька на простую телегу и повез ее мужичок в лес. Это было накануне Петрова дня. Разогретые солнцем сосны пахли смолою, мухи кругом жужжали, а комары так и старались забиться к ней под платок.

— Благодать-то какая! — заговорил мужичок. — А ты, монашка, должно быть к Вере Васильевне? К Степанихе?

— Да, голубчик, к ней. А ты ее знаешь?

— Как не знать, ведь она барышней-то отсюда.

— А дочку ее знаешь?

— Это, что она привезла с собой? Видел, видел.

У Сашеньки сердце заекало, значит, они здесь.

— Да скоро ли мы приедем? — наконец спросила она.

— Вот Горбатый мост переедем и барские хоромы будут видны.

Телега въехала на тоненькие бревнышки, положенные поперек, и пошла скакать по ним. Таких мостов и теперь еще много на Руси и называются они гатью. Как ни желала Саша доехать поскорее до Поречья, но просила мужичка ехать потише. Гать кончилась, дорога пошла в гору и путники въехали во двор усадьбы и подъехали к крыльцу.

В заборе, отделявшем сад от двора, была калитка и за нею стояла девочка в розовом платье.

Саша не помнила, как она спрыгнула с телеги, как отворила калитку и как, ухватив девочку, проговорила:

— Катя! Катя!

Девочка, очевидно, испугалась; она, стараясь вырваться, тревожным голосом кричала: «Мама, мама, тут чужая монашка!» и, вырвавшись, бросилась на террасу, а затем в отворенную дверь; Саша пошла за не., точно боялась, что Катя опять пропадет и ее придется искать. В довольно большой комнате на столе около дивана кипел самовар, а на кресле сидела довольно полная дама в ситцевом капоте; Катя крепко ухватилась за нее, а Саша, войдя только, успела сказать:

— Это наша Катя!

Теперь, когда Саша уже пришла к цели, после таких тяжелых трудов, силы покинули ее и она в глубоком обмороке упала на пол.

Когда она начала приходить в себя, то чувствовала, что лежит раздетая на постели, и слышала, что около нее стоят и говорят:

— Она не из простых, барыня, у нее белье хорошее.

— Что же ей надо?

— Вон, смотрите, румянец начинает играть — она теперь заснет. Уйдемте лучше.

Действительно, Саша заснула и когда проснулась через несколько часов, то, прежде всего, увидела сидевшую в углу на корточках Катю, которая широко раскрытыми глазами смотрела на нее.

— Катя! — тихо проговорила девушка, — разве ты не узнаешь меня? Я ведь Саша, твоя сестра.

Волнение Кати, усилилось и губы стали дрожать.

— А помнишь, как я тебя посадила на забор и потом спустила в лодку?

— Помню.

— А помнишь, как потом налетела большая барка? — продолжала Саша.

— А зачем ты не села со мною? — проговорила Катя, приближаясь к постели.

— Не успела, родная. Катя! Катя! Как я тебя искала-то? Тебя ждет твоя мама.

Она обняла подошедшую девочку, осыпая ее поцелуями, и только теперь заметила, что у окна на кресле сидела дама и горько плакала.

— Так вы хотите увести от меня Катю? — всхлипывая, говорила Вера Васильевна. — Вы думаете, я добровольно отдам ее?

— У нее мать не встает уже с постели; я уверена, что она больна с тоски по ней. Отнять у нее единственную дочь никто не позволит.

Вера Васильевна еще сильнее заплакала, она ясно видела, что ей придется расстаться с Катею.

Вечером она согласилась ехать в Петербург вместе с Сашенькою и Катею и к следующему дню велела приготовить экипаж и лошадей.

В маленькой квартирке Настасьи Павловны собрались к чаю гости. Сидела тут Елена Федоровна, Виктор Иванович и племянник их, игравший такую славную роль во время наводнения и получивший медаль за спасение людей. После чая они собирались сесть поиграть в карты и уже разложили ломберный стол, когда услыхали тихий колокольчик.

— Кого это Бог посылает? — проговорила хозяйка.

Служанка отворила дверь и, в ту же минуту, в комнату вошла ликующая Саша и к тетке подвела Катю.

Тут были и крики, и слезы радости, и расспросы и все, что угодно.

Самовар снова появился на столе и Вера Васильевна, Саша и Катя уселись пить чай.

— Ну, Сашенька, тверды же вы в слове, — сказала Елена Федоровна, — сказала, что вернется только с Катею, так и вернулась.

— Ведь я вам сказала, что у меня только одна думушка, а не тысяча, — ответила Сашенька.

— И я не поняла, что это значило.

— Когда я была маленькая, мне покойница няня рассказывала сказку, глубоко врезавшуюся мне в память: мужик ловил в яму зверей и однажды к нему попели сразу лисица и журавль. Лисица все бегала кругом и егозила, а журавль сидел, обернувшись к стене, и, стукаясь в землю носом, говорил «У меня одна думушка»! «А у меня так тысяча думушек! Тысяча думушек!», перебегая из конца в конец, кричала лисица. Пришел мужик и увидел бегавшую лисицу и лежавшего с вытянутыми ногами журавля. «Ах ты, каналья, загрызла птицу-то!» заругался мужик. «Еще теплый!», прибавил он, взяв журавля и выбросив его из ямы. Журавль тотчас же взмахнул крыльями и полетел, крикнув «Оставайся ты со своими тысячью думушками, а у меня была только одна думушка!» С тех пор, как я стала себя помнить, я выросла в той уверенности, что достигнуть цели можно, только думая одну думушку.

В маленьком домике, с миниатюрным палисадничком, жили два старичка, звавшие друг друга Гришею и Федею. Эти старики так любили друг друга, что не могли себе представить разлуки. И если бы смерть явилась за одним ранее, чем за другим, то другой с горя не пережил бы и дня.