Звездочка
(Рассказы для маленьких детей) - Шелгунова Людмила Петровна - Страница 12

Проснешься, бывало, утром, глядишь — она вертится у кровати:

— Кудлашка! Сапоги!

Бросится моя собака за дверь, минута — и сапоги передо мною. Природа не одарила ее красотою, но не обделила сметливостью.

— Кудлашка! Гулять! — визжит, скачет, но видит, что я не трогаюсь, оторопеет, смотрит на меня в недоумении, опустит хвост.

— Где же моя фуражка? — ищу я глазами, руками на столе, ближайших стульях. Кудлашка тоже начинает искать, скачет со стула на стул, обнюхивает один, другой угол. Вот нашла и радостно визжит.

В Кронштадте мы пробыли долее, чем предполагали. Кудлашка моя до такой степени свыклась с корветом, что не пропускала ни одного случая, чтобы не побывать на нем. Она очень полюбила воду и плавала превосходно. В половине августа мы снялись с якоря и вышли в открытое море. Кудлашка с нами. На корвете моя собака подружилась со всем экипажем; каждый чему-нибудь учил ее и она узнала много разных штучек: прикидываться мертвою, бросаться на вора, по утрам и вечерам протягивать лапу, прикладывать ее к уху. На море, в тихую погоду, делать нечего и я терпеливо занялся обучением Кудлашки. Целый месяц приучал ее различать спички от папирос.

— Кудлашка! Спички!

Собака тащит папиросы.

— Кудлашка! Папироску!

Собака тащит спички. Прикрикну, покачаю головою, бежит назад, глядишь — тащит в зубах то, что мне надобно. Случалось, спички или папиросы лежат высоко, Кудлашка не может достать их, растерянно подбегает ко мне и тянет за пальто… Заметит моя Кудлашка в голубой дали серую полоску и как будто уж чует, что там корабль, присядет и радостно взвизгивает. Присмотришься, взглянешь в морской бинокль или трубу — действительно, какое-нибудь судно.

Вблизи тропика, Кудлашка сделалась вяла, слегла и головы не поднимает. Мы думали, что не переживет она.

— Знаешь что, Николай Николаевич? — сказал мне товарищ Петров, — обстрижем Кудлашку по-солдатски, ей будет легче.

Позвали цирульника и обстригли гладко. Операция эта собаке не очень понравилась, но к концу, казалось, она поняла, в чем дело, и уже сама протягивала то одну, то другую лапу. Кудлашка ожила. Две-три ванны при мытье палубы — и собака стала повеселее. Кто-то из матросов-крикнул: «Снеси-ка, Кудлашка, швабру вниз!» и протянул ей древко швабры; она живо вцепилась в него и бросилась вниз, но, при входе в каюту, палка уперлась о косяки и дальше не проходила. Долго усилия и разные маневры не удавались собаке; она то отступала, то вновь напирала — палка не проходила в дверь. Наконец, Кудлашка сообразила: вцепилась зубами по середине палки, повернула морду и пронесла ее боком.

Ровно через три года мы вернулись из плавания. Я вышел в отставку, купил на Васильевском острове дом и женился. Разумеется, во время свадьбы я мало обращал внимания на Кудлашку, чем, видимо, собака была недовольна; она, хотя и бегала в дом моей невесты справиться, там ли я или нет, но казалась грустною и озабоченною. Приехали мы от венца с Наташею, Кудлашка встретила нас, обрадовалась и, от излишнего усердия, неосторожно наступила на длинный шлейф белого подвенечного платья. Наташа нервно вздрогнула. Я, чтобы успокоить ее, резко крикнул и замахнулся на собаку. Обида, верно, была велика, так как Кудлашка скрылась и не показывалась весь вечер.

Проходили месяцы. Кудлашка жила по-прежнему: носила чистить мои сапоги, ходила с Наташею за провизиею и была очень довольна, когда молодая барыня давала ей что-нибудь нести с рынка. К Наташе она особенной любви не питала и ненавидела ее кота. Сядешь, бывало, возле Наташи, когда на коленях у нее лежит кот, а Кудлашка заворчит и вон из комнаты.

Сидим с женою за обедом.

— Что ты, сегодня, Наташа не в духе?

— Помилуй, совсем аппетит пропадает при виде твоей Кудлашки. Погляди, как нищий за душу тянет.

— Да ведь она голосу не подает.

— Не визжит, но глазами просит.

Встал, выгнал я Кудлашку и запер в кабинете.

Обед прошел молча. С этого дня Кудлашка была изгнана из столовой, после обеда я уже сам ходил за папиросами.

Через несколько дней слышу крик на дворе; кухарка Марья отчаянно бранится.

— Ах, негодный! Ах, негодный! Что ты наделал?

Наташа спрашивает с крыльца:

— Марья! Что там такое случилось?

— Да посмотрите, сударыня, кто-то поедом заел цыпленка, вон и перышки разлетелись по двору.

— На-вер-ное, Кудлашка. Про-тив-ная собака! Nicolas, Nicolas! Поди-ка, полюбуйся! — сердито, надув губы, звала меня Наташа.

Обвиняемый преспокойно спал на своем ковре в коридоре.

— Ну, Кудлашка, идем на расправу! — сказал я.

— Хо-ро-ша твоя собака, нечего сказать! — слышу голос жены издали. — Этого не доставало… Смотри, цыпленка загрызла! Про-тив-ная! Накажи ее хорошенько.

Приговор произнесен и надо ему подчиниться. Кудлашка подведен к истерзанному цыпленку, сунули его мордою в растрепанные перья, дали три-четыре удара веревкою…

— Но позволь, Наташа, — вдруг пришла мне мысль в голову и я возразил, — ведь цыпленок, может быть, загрызен и не Кудлашкою!

— Как не Кудлашкою? Кем же? Не мой же Васька тут виноват?!

Меня озарила новая мысль. Цыпленок был еще крошечный и его мог задушить кот Васька.

— А почему же и не Васька?

— Потому… мой Васька пре-лест-ный кот, а твоя Кудлашка про-тив-ная собака!

Наташа надулась, ушла в комнаты, а через пять минут я видел, как она проскользнула в парадное крыльцо противоположного дома к своим.

— Ну, Кудлашка, нечего делать, пойдем и мы в гости. Кудлашка, гулять! — сказал я.

Кудлашка в один миг подбежала к этажерке, встала на задние лапы и несет мне фуражку.

Я пошел к Петрову и просидел у него целый вечер. Это был первый вечер, проведенный без жены.

С этого дня Наташа окончательно невзлюбила Кудлашку.

Утро. Уселись мы с Наташею за самовар.

— Марья, подайте сливок, — крикнула Наташа.

— Сейчас, матушка барыня, сбегаю за ними.

— Куда сбегаешь? Разве у нас нет сливок?

— Были, да кто-то их выпил… либо кот, либо собака.

Достаточно было одного намека на кота для того, чтобы Наташа изменилась в лице и вскочила с своего места.

— Васька не мог этого сделать! — крикнула Наташа.

— Не знаю, сударыня, только и собака ж кошка были в кухне.

— Что тут разговаривать, — вмешался я, — сходите, Марья, и купите сливок.

— Так… так! — заворчала Наташа, — твоя собака будет куралесить, а мы покупай, Бог знает, какие сливки…

— Не волнуйся, пожалуйста, еще нужно разобрать, кто тут виноват… Думаю, кошки блудливее собак.

— Только не мой Васька! Я требую, чтобы ты этой вины не оставлял без наказания.

Я позвал Кудлашку, привел ее в кухню и, уткнув мордою в разлитые сливки, ударил несколько раз веревкою и тотчас понял, что наказал несправедливо, потому что собака, повернув голову в сторону кота, заворчала и сердито залаяла.

— Ах ты гадкая! — крикнула Наташа, — как ты смеешь лаять на моего кота?

Кудлашка продолжала ворчать и, поджав хвост, ушла в коридор.

— Я уверен, что собака видела, как Васька сблудил и поняла, что наказана за него, — заметил я.

— Господи помилуй! Ты воображаешь, что собака умнее всех нас, — раздраженно говорила Наташа.

— Не всех, но многих, например… умнее твоего кота.

Такой обиды Наташа не могла мне простит и ушла к своим, сказав, что дома обедать не будет.

Я крикнул собаку и уехал с нею в Кронштадт. Там заигрался я в карты и опоздал на последний пароход. Меня всю ночь мучила мысль: Наташа может подумать, что я обиделся, а потому и не вернулся домой.

В девятом часу, не желая тревожить звонком, я прошел к себе во двор и задним крыльцом вошел в кухню, где очутился невольным свидетелем такой сцены.

— Не может быть! Не может быть! — со слезами в голосе говорила Наташа.