Когда ты будешь моей (СИ) - Резник Юлия - Страница 39

Еще немного, и я заплачу. Прямо при Воронове, который, неловко откашлявшись, изо всех сил делает вид, что резко оглох и ослеп, а к двери пятится вообще просто так. Но в последний момент меня спасает появление дочки. Подпрыгивая на одной ноге, она влетает в комнату и, возмущенно сверкая глазами, интересуется:

— Ну, куда вы делись все? Пола начинать ипитицию! Дед, ты будешь тоже снежинкой.

— Какой еще снежинкой? О какой репетиции речь? — интересуется Воронов, настороженно глядя на Полинку.

— Танца снежинок! — закатывает глаза Полинка, как будто это само собой разумеется.

— Ой, милая, да какой же из меня танцор?

— Надеюсь, способный, — тяжело вздыхает Полинка и под наш громогласный смех становится в шестую позицию.

Марьяна

Интервью мы решаем провести в спортзале. Ну, во-первых, Балашову совсем не помешает дополнительная реклама, а во-вторых, мы с ним банально не хотим приглашать журналистов в свой дом. Это слишком личное и не для чужих глаз. Хотя на некоторых снимках, которыми Демид теперь с завидной регулярностью постит в свой Инстаграм, можно рассмотреть какие-никакие детали.

Например, огромную, от пола до потока, сосну, украшенную белыми, коричневыми и золотыми шариками, или… меня, пекущую им сегодня блинчики на завтрак. И знаете… я ужасно красивая на нем. На этом снимке… Хотя из косметики на мне лишь утренний свет, льющийся из окна, а из одежды — потрепанный жизнью бомбер Демида. Красивой меня делает счастье. И его любовь…

— Саша, держи удар! — слышу строгий голос Демида. Встряхиваю волосами и вдруг сталкиваюсь взглядом с внимательно наблюдающей за мной интервьюершей. Очень известная, острая на язык дамочка. Признаться, я ее немного побаиваюсь. Особенно, когда она вот так на меня смотрит… и идет ко мне!

— Не нлавится мне этот Сашка! — заявляет Полинка, капризно складывая на груди тонкие ручки. Радуюсь возможности перевести взгляд и сажусь на корточки перед дочкой.

— Это еще почему?

— Потому сто…

Ответ, конечно, невразумительный. Но я и без этого понимаю, что Полинка просто ревнует отца к другим детям.

— Проблемы? — вскидывает бровь подоспевшая журналистка.

— Похоже на то. Боюсь, кое-кто слишком разбаловал нашу дочь.

Смотрю на Балашова, который показывает ученикам очередную связку ударов, и улыбаюсь.

— Кажется, Демид без ума от Полины.

— Так и есть. С первых секунд её жизни. Он — сумасшедший папочка.

— Выходит, Демид с вами и на родах был?

— Был… Он вообще каждую секунду был рядом.

Закрываю глаза и невольно снова уношусь на годы назад…

Схватки у меня начинаются ночью. К тому времени Демид решает свои проблемы с федерацией бокса и даже договаривается о возвращении на ринг. Он тренируется с утра до ночи. Я вообще не понимаю, как он выдерживает такой темп! Наверное, с трудом, потому что, когда я бужу его среди ночи и говорю о том, что все уже началось, проснуться Балашову удается далеко не сразу. Несколько секунд он просто смотрит на меня мутными со сна глазами, кажется, вообще не понимая, кто я и чего я от него хочу.

— Марьяна? — моргает он.

— Так ты встаешь? Или мне ехать в роддом на такси?

После того случая, когда мы чуть было не потеряли Полинку, наши с ним отношения выравниваются. Из больницы я выписываюсь домой. И Демид… он просто время от времени нас навещает. Носит фрукты, овощи, всячески меня балует и терпит капризы, а ближе к родам принимается упрашивать меня, чтобы я переехала к нему. На время, как он говорит, но я не слишком ему верю, поэтому в ответ выдвигаю встречное предложение. Раз уж ему так важно быть рядом, когда все начнется, пусть сам ко мне переезжает. Конечно, я и подумать не могу, что он согласится. Но Демид удивляет меня в очередной раз. Неделю до родов и девять месяцев после них мы живет с Балашовым бок о бок в старой квартире моих родителей. Сначала с мамой, а после того, как Демид покупает ей дом — одни. И, если честно, я до сих пор не понимаю, как его никто не узнал еще тогда. Может быть, нашим соседям, как и мне, было трудно поверить, что такой человек, как Демид, живет в одном с ними доме, а может, в этом бешенном темпе жизни мы совсем разучились смотреть по сторонам…

В общем, рожать мы едем вместе. А потом оказывается, что, ко всему прочему, мне поздно делать анестезию и… моей анестезией становится Балашов. Это его руку я держу, когда тело скручивает очередной схваткой, это его ароматом дышу. Он первым берет Полинку на руки. Смотрит на неё несколько мучительно долгих секунд. С шумом сглатывает и переводит взгляд на меня… И там чего только нет, в этом взгляде. Я плачу и тяну руки к ребенку.

— У вас на пальце кольцо… — возвращает меня в реальность голос журналистки. Вытягиваю перед собой ладонь, шевелю пальцами, до сих пор не привыкнув к его тяжести.

— Да…

— Очень большой бриллиант.

— Наверное. Я в этом не слишком разбираюсь. Но, зная Демида, другого он бы не подарил, — посмеиваюсь я.

— Почему?

— Потому что он — максималист по своей сути.

— Это кто — максималист? — на талию мне ложатся сильные руки.

— Ну, не я же, — откидываюсь в объятьях Демида, мы смеемся и переводим взгляд на журналистку. Она откашливается, сверяется со списком вопросов и без всякой неловкости, которая в данной ситуации была бы вполне оправдана, интересуется:

— Ребят, а что вы скажете по поводу упорных слухов, которые сейчас бродят в прессе?

— О, — закатываю глаза, — это какой-то бред за гранью добра и зла.

— То есть никакого изнасилования не было?

— Ну, конечно, нет, — смеюсь, кладу свои ладони поверх с силой сжавшихся на моем теле рук Демида, успокаивая его и не давая наделать глупостей.

— Но ты всё же ушла со скорой. Была какая-то причина?

— Естественно. И очень весомая. Я забеременела. Мне стало физически тяжело мотаться по вызовам, — наклоняюсь к Полинке, которая все это время продолжает вертеться у нас под ногами, и поправляю съехавший набекрень бантик. Кажется, у меня получается провести журналистку. Но, не в силах просто так отказаться от плана выжать из нашего интервью хоть какую-нибудь сенсацию, она все же спрашивает:

— Ну, а со свадьбой почему тянули? Четыре года, выходит, так?

— Угу… Марьяна меня проверяла. Знаешь, у ее родителей великолепная история любви. Думаю, ей нужно было убедиться, что я — именно тот самый. Единственный.

— То есть ты ей предлагал пожениться и раньше?

— Да миллион раз.

Наверное, многие и многие люди по всему миру после этого интервью зададутся вопросом, что такого во мне нашел Демид. Но, знаете, мне уже все равно. Я засыпаю не с кумиром миллионов, а в первую очередь со своим, действительно мне одной предназначенным, человеком. Приняв этот факт, как данность, я окончательно расслабляюсь. И просто позволяю себе быть счастливой.

Мы обустраиваем наш дом, сами развешиваем шторы, которые пришли из Италии с опозданием, выбираем по каталогам недостающую мебель, ездим каждый на свою работу, а по ночам, уложив дочку спать, с небывалым энтузиазмом наверстываем годы моего воздержания. Никогда бы не думала, что эта сторона жизни будет играть для меня такую важную роль, но после того, как Демид ввел меня в мир большого секса, все изменилось. Теперь я понимаю, чего лишала себя столько времени…

— Нет-нет, Демид! Не сейчас! Нас уже ждут в загсе…

Вытаскиваю его бесцеремонные руки у себя из-под юбки и одергиваю подол. Грудная клетка возбужденно поднимается и опускается, натягивая лиф красивого платья, которое я надела по случаю свадьбы матери. Поднимаю затуманенный взгляд, и сердце опять сбивается с ритма — такой он красивый в своем темно-синем вечернем костюме.

— Давай по-быстренькому, а?

Любимый голос звучит сипло. Демид перехватывает мою ладонь и кладет на заинтересованно приподнявшийся в брюках член. Я машинально сжимаю пальцы, и мы оба тихонько стонем, соприкасаясь лбами.