Обещанная колдуну (СИ) - Платунова Анна - Страница 37

Я скользнула мимо него, побежала, прижав ладони к вискам. Сзади послышались шаги: Тёрн догонял.

Я не знаю, чего я ожидала от него сейчас. Каких-то слов, быть может? Но он только отвязал Черныша, посадил меня в седло перед собой и повез домой.

Никто не поехал за нами. Видно, остались докладывать отцу, а разговор перенесли. Или просто решили дать колдуну возможность наказать свою непослушную ученицу.

Мне было страшно и горько. Тёрн молчал всю дорогу. И я не знала, что меня ждет, когда мы вернемся.

Тёрн оставил меня в каминном зале, а сам ушел. Я забилась в угол дивана, завернувшись в плащ. Терла покрасневшие глаза, но понимала, что едва ли усну, так была взбудоражена после случившегося. Подтянула книгу, лежащую на подлокотнике — днем я читала ее и оставила открытой, — уставилась на страницу, но слова и предложения лишились всякого смысла. Я просто сидела, укрывшись книгой, точно щитом.

Потом вернулся колдун. Я подтянула колени к груди, и взгляд мой, должно быть, сделался как у затравленного зверька. Каким еще может быть взгляд у девушки, что прижалась к потертой ткани старенького дивана, девушки, закутанной в латаный плащ…

Что если магия требует наказания нерадивых учениц? Тёрн, может, и хотел бы простить. Но он скажет: «Магия, сама понимаешь, я постараюсь несильно». Я почти видела, что он держит в руках хлыстик — тонкая плеть обернута вокруг рукоятки. И он действительно что-то нес…

Я вздрогнула и только потом разглядела, что это чашка с отваром. И смотрел Тёрн вовсе не зло, только устало. Он опустился рядом на корточки — диванчик был низеньким, и его глаза оказались как раз на уровне моего лица.

— Выпей, Агата. Это поможет успокоиться. Слишком много переживаний для одного дня.

Чашку я взяла. Рукам сразу стало тепло, а потом меня накрыло чувство вины и раскаяния.

— Прости. Я не ненавижу тебя… Я… — нужные слова не находились, и я попыталась угадать по его лицу: слышит ли он, понимает ли?

— Все хорошо, Агата. Ты переволновалась, — сказал Тёрн. — Знал бы, что дело окажется настолько бесполезным, не разрешил бы тебе приближаться к миражу. Но тебе ставлю высший балл за смелость.

О, как меня сразу отпустило!

— Где моя зачетка? — Даже неуместная веселость прорезалась. — И… Правда, прости. Я еще никогда… Такое странное чувство!

Тёрн потер щеку, где все еще алело маленькое пятнышко, и усмехнулся.

— Давненько девушки не отвешивали мне пощечин. Это… бодрит!

Наши улыбки встретились, и я, уже чувствуя себя хозяйкой, выползла из угла, села, облокотившись на спинку, и принялась смаковать напиток. Что-то с корицей и гвоздикой — сладкий до невозможности.

И все-таки я чувствовала, что должна еще объяснить. Чтобы даже призрак вины не стоял между нами. Наверное, со стороны казалось, что я открываю душу чашечке с золотым ободком — так пристально я ее разглядывала.

— Мне не хватает простых объятий. Дома я всегда могла кого-нибудь обнять…

Я говорила и представляла свою семью. То, как мама целует меня утром, а папа касается губами макушки, когда уходит по делам. С сестренками мы то баловались, то обнимались. Даже Корн, большой уже мальчишка, а все равно любил эти наши телячьи нежности. Только Верн держался немного в стороне, однако и его мы могли защекотать, дожидаясь, пока он смеясь не попросит пощады.

Один раз я подняла глаза и поймала взгляд Тёрна — внимательный и серьезный. Недоговорила, принялась возить пальцем по золотому ободку. Какие глупости, какое ребячество…

Тёрн все еще сидел на корточках передо мной. Он забрал кружку — отвар я уже выпила — и взял мою руку. Как давеча я гладила большим пальцем позолоту, так и Тёрн погладил тыльную сторону моей ладони, провел по косточкам. В моей груди взметнулась волна, затопила мурашками руки и ноги. Я смотрела на наши сцепленные руки и молчала.

— Если позволишь, — тихо сказал он, — я тебя обниму.

Я кивнула. Не потому, что отказываться было бы неудобно. Я правда хотела его обнять. Уже давно хотела.

Тёрн просунул одну руку под мои колени, другую за спину, подхватил и плюхнулся на диван, прижимая меня к груди. Я неуклюже замерла, точно одеревенела. Потянула в рот кончик указательного пальца и принялась покусывать, как всегда делала в минуты наивысшего волнения.

— Агата, какая же трусиха ты у меня. Просто объятия. Ничего больше, — сказал Тёрн.

Конечно, он не мог не заметить моего напряжения. Но я подумала-подумала и расслабилась. Мы целый месяц живем под одной крышей, и за все это время он ни разу не позволил себе лишнего, честно соблюдая соглашение.

Я точно оттаивала в его объятиях. Мышцы постепенно расслабились, напряжение схлынуло. Я опустила голову на его плечо. И сразу стало уютно. Вспомнилась ночь, когда после ожога миража он носил меня на руках, согревая.

— Почему от тебя все время пахнет базиликом? — сонно спросила я. — И в доме тоже…

— Это аромат магии, так он ощущается теми, кто владеет силой.

— Ого…

Пряди его волос щекотали мне ухо, но двигаться не хотелось. Я что-то должна сообщить, что-то важное, связанное с миражом… Но вспоминалось другое.

То, с каким сочувствием посмотрел на меня Кайл — будто я прокаженная. И отец… Он любит меня и никогда не перестанет любить, но он скорбит обо мне так, словно его Агата умерла, а я лишь память об ушедшей дочери. Мне трудно было поверить, что в других королевствах маги могут быть полноценными людьми, не презираемыми обществом. Неужели такое возможно?

Я прежде смотрела на магов с предубеждением. Знала бы, что сама окажусь на этой стороне. Прокаженная… Даже хуже…

Правда, сейчас, наедине с Тёрном, в кольце его рук, я чувствовала себя не такой одинокой. Пусть весь мир против нас, но мы есть друг у друга.

— Почему ты не уехал? — спросила я.

— Не мог. Когда-нибудь расскажу.

Я вздохнула. Еще одна тайна! Сколько же их у тебя, Тёрн? Но вслух сказала другое.

— А Несси… — Ох, как же трудно было произнести ее имя. — Ты бы хотел, чтобы она осталась с тобой?

Несси… Рыжеволосая магичка, сама того не ведая, встала между нами. Я представила ее такой, какой она была при жизни. Пышные волосы, лукавые зеленые глаза, чуть приоткрытые, готовые улыбнуться губы. Она наклонялась над Тёрном и, казалось, тоже спрашивает: «Так хотел бы?»

И Тёрн, я уверена, видел ее, хотя постарался ничем не выдать своих чувств. Но дыхание прервалось на секунду, мышцы груди напряглись.

— Она бы не осталась, — сказал он.

Не обманывал, нет. Я бы поняла.

— Я предлагал. Прежде. Но Несси была слишком свободолюбива. Все равно что пытаться удержать рядом с собой пламя. Мы были очень близки… тогда. Но я с самого начала знал, что она любит меня как друга, как… наставника, быть может. Как любовника… Агата, перестань вздрагивать каждый раз. Тебе так неприятна моя откровенность?

Я качнула головой. Ни за что на свете я не хотела бы сейчас оборвать его на полуслове.

— По сути маги всегда одиночки. Так уж заложено в самой природе магии. Мы не стареем. Рано или поздно все наши близкие покидают мир, а мы остаемся.

— Как печально…

— Но не настолько, как ты успела вообразить. Есть способ оставить рядом с собой того, кто действительно дорог. Одного человека. Маги очень долго выбирают себе спутника. Иногда на это уходят столетия. Иначе ошибешься и привяжешь к себе не того человека…

— Ого! Но ведь маг может полюбить обычного смертного, и тот состарится и умрет, когда придет его время. А это еще хуже!

— Нет, Агата. Способ можно использовать лишь однажды, но это заклятие невероятно мощное. Оно наделяет магией даже смертного, вернее, маг делится частью своей силы…

Тёрн вдруг замолчал, будто в своих признаниях подошел опасно близко к некой черте, за которую нельзя заходить, а моего сердца коснулся холодок, какая-то догадка… Но нет, показалось… Как это может быть связано со мной? Здесь явно какое-то другое заклятие. Договор на первенца, будь он неладен. Договор, конечно, не первенец.